бормотал, суетливо двигался, отыскивая удобное положение тела. Потом
затих, прижавшись ко мне. Голова опущена, руки сложены у груди, ноги
подобраны к животу... Поза младенца в чреве матери. Самая безопасная,
бессознательно найденная поза...
Потом тихо-тихо руки его поползли по моим плечам. Лицо окрасилось
румянцем, затрепетали крылья ноздрей. Дар принялся исступленно целовать
мои щеки, тыкаясь губами наощупь - глаз он не открывал. Его горячие пальцы
мяли мои плечи, как глину, может быть желая вылепить из моего тела другое
- любимое, памятное. Ведь глаз он не открывал... Да и вообще вряд ли
сознавал, что делал.
то и удара. Эх, дружочек... Это, пожалуй, единственное, что я сейчас могу
для тебя сделать... Так бывает. Форма дружеской помощи, и это вовсе не
цинизм. Мы ведь друзья. И не могу я отказать тебе в том, что тебе сейчас
нужно, а у меня как раз имеется. Свинство это будет, и не по-дружески. Так
что...
не могла уснуть, лежала, глядя в потолок без мыслей, без надежды.
востока просочился свет, стал расти, шириться, наливаться яростным
блеском. Кровавая заря. Это к ветру.
Пусть лучше он, когда проснется, не помнит о происшедшем. А то начнется...
комплекс вины, угрызения совести, неловкости всякие.
кровью. А еще полный стакан виноградного сока. И орехи.
завернувшись в простыню и недоуменно разглядывал стены моего жилища. Вид у
него был совершенно здоровый, а глаза - определенно голодные.
шелковисто скользнула совершенно седая прядь.
покраснев кирпично, огнедышаще. - Я дурак, да, Оля?
в подушку и застонал.
через пять. Сейчас, поверь мне, не стоит. Ну, а дальше что - помнишь?
больнице?
рассматривать сгибы локтей, выискивая, очевидно, следы уколов.
подумала: ну чего тебе там делать? Ни родных, ни знакомых. Скучно. Вот я
тебя и забрала.
меня:
"Скорой", надела халат и стетоскоп, сделала умное лицо и явилась в
клинику. Вошла через черный ход. Смотрю: санитарка тебя ведет по коридору.
Я ей этак строго: больного перевозим в другую клинику, будьте добры
проводить в машину. Она и рада стараться. Так что ребята нас прямо до дому
довезли. Чистый вестерн! Похищение младенца!
взгляд, в котором бродили какие-то неясные ему самому воспоминания.
Ничего, все нормально. Если и вспомнит, спишет на бред.
тарелявочками, тарелюшечками. Потом мы пили сок и неспешно беседовали. Дар
бездумно водил фломастером по бумажной салфетке. Я осторожно покосилась на
рисунок. На вафельной бумаге была изображена женщина с развевающимися
волосами, летящая на метле.
вдруг пересохшие губы и с деланным равнодушием поинтересовалась:
сообразив, что во время разговора он рисовал.
Зачем мне ассоциативные связи, могущие родиться в его мозгу...
В руках у Саньки был тощий рюкзак, который он осторожно поставил у двери.
Стас в большом цветастом пакете принес одежку для Дара, и тот наконец смог
расстаться со своим древнеримским одеянием - намотанной вокруг торса
простыней.
не разговаривали - все, в общем, было ясно. Как-то вот так, ничего не
обсуждая, все мы пришли к одной и той же мысли.
Госпитальную, прошли через пустынную площадь, поднялись в горку, неспешно
проследовали Старым городом и оказались на склоне пологого холма.
вьется белая медовая тропинка, вьется, теряясь у горизонта, где синей
грозовой тучей лежат горы.
карман сигареты и зажигалку, я - немного денег.
край земли.
фигурки.
открытия кофейни на Архивном спуске. Тетя Нина налила нам по глиняной
кружке кофе, но пить его уже не хотелось, и так во рту было горько.
устроим...
навсегда.
останется? Эти два поэта да издательский боров?
тебя там видела? Вот и соображай.
расскажет, как она меня видела, ее самое в психушку запрут!
Отдыхать-то тоже надо!
одиннадцатичасовой троллейбус.
Завтрак брать?
можно.
полотенце, резиновые тапки... и вдруг руки мои опустились, хлынули слезы,
и я повалилась на свою кушетку. Отчетливо встала передо мною картина:
сожженная степь, белая тропа, блестящая, как лезвие ножа, и две фигурки...
Ох, мальчишки!
сквозь милые ваши, любимые черты вдруг увидеть другие: старшего
уполномоченного, например, или его серенького напарника, или моего
издательского знакомца... Оставайтесь собой, мальчишки.
мансарды с грохотом свалился роскошный письменный стол начальницы
лицейской канцелярии. Сама начальница в неизменном синем костюме
невозмутимо восседала за столом. Сколько ее помню - всегда вот так: сидит
за столом, выложив локти, в руке вечный "паркер", в другой - надкусанное
яблоко.
еще за самоедство? Ты ни в чем не виновата, никто тебя винить и не
собирается. Подотри сопли, соберись и работай! У тебя вон еще два десятка
гавриков. Понимаю, что тяжело. Пришлю помощницу.
конечно, спасибо, не забывают все-таки. А вот помощница... черт его знает.
Пришлют какую-нибудь грымзу, работай с ней потом.
уходило в пятки - я впервые ехала по такой дороге. А ну как загремим...