Белый подошел к ней и присел на корточки.
- Город помилован. Можешь спать спокойно.
Равнодушная на мгновение затихла, потом заплакала еще сильнее.
- Э... то... жесто... ко!.. Не... навижу!..
- Дай ей воды, - резко сказал Белый Светловолосой и поднялся. -
Жестоко! А жить так - не жестоко? А в "Приюте" своем торчать с теми
придурками - не жестоко? Да все вы должны спасибо сказать за такую
встряску. Когда бы вы получили такие острые ощущения? Отменяем мы это
развлечение, понимаешь? Отменяем, - Он взглянул на меня. - Во всяком
случае, откладываем.
- На, выпей.
Светловолосая протянула бокал, но Равнодушная оттолкнула ее руку. Она
постепенно затихла, но по-прежнему не поднимала голову.
И в комнате наступила тишина. Сидели в креслах я, Равнодушная и два
похожих друг на друга парня, застыла у стола Светловолосая, а Белый,
прижавшись лбом к оконному стеклу, смотрел на улицу. Молчание
затягивалось, угнетало, молчание было унылым, как здешнее небо.
- Может быть, мне что-нибудь рассказать? - решил я разбить
это тягостное молчание.
Белый внезапно подошел ко мне, положил тяжелые ладони на мои плечи и
сказал, глядя мне прямо в глаза:
- Не надо. Не сейчас... Расскажешь завтра утром.
- Завтра утром, - эхом отозвалась Светловолосая.
Синий хмыкнул:
- Завтра утром мы пойдем по улицам и станем стучать во все
двери, призывая людей к новой жизни.
- Помолчи, - коротко сказал Белый и добавил, по-прежнему глядя на
меня: - Дождемся финала. Ничего ведь уже не изменишь. А завтра будем
думать...
И вновь все застыли в прежних позах. Словно актеры бросили
веревочки и деревянные куклы больше уже не могут пошевелиться...
Равнодушная распрямилась и осмотрелась, будто только что
проснулась. В слабом свете, текущем в комнату из окна, виднелось
ее бледное лицо с большими застывшими глазами.
- А если я расскажу? - Голос ее дрожал. - Он ушел и оставил недопитый
бокал. Можете посмотреть. И они тоже ушли. Они стали Поклонницами
Скорби и замуровали себя в подвале, а он исчез... Где мне его искать?
- Равнодушная снова уронила голову на колени.
- А зачем его искать? - вдруг спросил Зеленый. - Вы вот еще меня
послушайте и сразу все поймете.
Белый недовольно поморщился и собрался что-то cказать, но
Светловолосая его опередила:
- Давай, коли ты сегодня в ударе.
- Только прозу для разнообразия, - буркнул Синий.
- А я как раз и собирался прозу, - ответил Зеленый. - Плоды
размышлений, так сказать. Слушайте.
- Ну-ну, - сказал Белый.
- Было время, когда не существовало таких понятий, как жизнь и
смерть. Небесные тела закономерно расцветали и закономерно уходили в
небытие, не осознавая себя, как дар, данный Закономерностью, и как
дар, отнятый той же неумолимой Закономерностью. - Зеленый говорил
медленно, с запинками, словно вспоминая. - Они не осознавали себя,
как нечто появившееся, и как нечто, чему суждено уйти с вселенской
сцены - и поэтому не могло быть тогда разговора о жизни и смерти. Но
вот на одном из небесных тел однажды появилась жизнь - неважно,
откуда - уродливая корка, которая, разбухая, стремилась вширь и
ввысь, чтобы в конечном итоге уничтожить себя. Бульон жизни клокотал
и кипел, пока не исторг Человека - существо жалкое и ничтожное,
совсем не стоящее добрых слов и обреченное на муки самопознания. -
Зеленый запнулся. Вздохнул. Никто не произнес ни слова. - Что же
такое Человек? Это существо, ничтожное в своих низменных стремлениях.
Это существо, пытающееся доказать кому-то - кому? - что оно есть
вершина творения, хотя не было творения, а тем более - вершины. Это
существо жалкое, ибо недолог его век, но за век этот оно тщится
достичь высот непомерных. Это существо, создающее себе кумиров и
называющее их нелепыми именами, хотя нет никаких кумиров, и вся
тщеславная суета Человека означает только его неспособность быть
самим собой; ему обязательно нужно кому-то поклоняться. Существо
смертное - и это самое главное, ибо именно в смерти предназначение
человеческое...
Белый удовлетворенно качнул головой:
- Наконец-то дождались!
- В смерти и в идиотской загробной жизни, - продолжал Зеленый, не
обращая внимания на реплику, - которую никто не видел, но в которую
верят. Верят, потому что иначе слишком страшно жить. И это жалкое
существо, эта пыль на задворках великой Вселенной мнит себя выше всех
и величественней всех...
Зеленый засмеялся тихим долгим смехом. Равнодушная с удивлением
и страхом смотрела на него.
- И самое смешное! Самое смешное... Ведь это мы, - он сделал ударение
на "мы", - ведь это мы думаем, что живем и умираем, и тешим себя
надеждами; а на самом деле не живем мы, и не жили никогда, и не
суждено нам умереть, потому что все существование наше - не более,
чем сон, привидевшийся на мгновение некоему зазвездному гиганту,
который вот-вот проснется. - Теперь Зеленый тоже смотрел на
Равнодушную, словно говорил только для нее. - А потому мелочны наши
переживания, наши страдания, стремления, потери и неудачи, ибо мы -
только обрывок сна неведомого существа, которое проснется и даже не
вспомнит свой сон, не вспомнит о нас, порожденных его фантазией...
Надо просто жить, ни о чем не думая, пока не кончился сон гиганта, и
не создавать себе трудностей. Потому что наши трудности - тоже только
сон, и страдания наши смешны, потому что нет на самом деле никаких
страданий... - Зеленый помолчал и добавил: - Поэтому не надо
печалиться, прелестное создание.
- Вы что, все это - серьезно? - тихо опросила Равнодушная.
- Бред! - резко сказал Белый. - Это у него от насморка. Может,
ты, брат, кому-то и снишься, а я вот думаю, что это Город
нам снится. Но будет возможность проснуться, и вот тогда...
Светловолосая внезапно подалась к окну и сдавленно сказала,
прервав Белого:
- Смотрите!..
Я взглянул на улицу поверх ее головы и увидел...
Люди с бледными лицами медленно проходили под нами и шли
дальше по улице, выходящей на безжизненную равнину.
Белый высунулся в окно и нервно кусал губы.
- Уходят, - растерянно сказал он и крикнул вниз, в бледные
лица: - Эй, куда вы? Вернитесь! Вернитесь, слышите? Все будет
в порядке, Печальные Братья пошутили!
Ему никто не ответил. Вереница отрешенных людей медленно текла под
окном. Угасали костры на тротуарах, бежали в никуда желтые полосы, и
темное безглазое небо висело на крышах опустевших домов. Они молча