Чтение 15–й страницы книги ~Самолет по имени Сережка~

- Мама, передай ему привет! - возликовал я.

- Поприветствуешь сам. Чтобы через пять минут был дома!

- Ну, мама! Нам не успеть за пять минут! Мы... не очень! И колесо к
тому же спущено, надо подкачать!.. Вы там обедайте и спокойно идите на
работе, а я приеду позже!.. Ну, причем тут режим! Могу я раз в жизни
погулять от души?

- Вечером тебе будет "от души"!

Тут опять прорезался голос Евгения Львовича. Неразборчиво, но бодро.
И мама сказала скрепя сердце:

- Хорошо. Но к Четырем обязательно быть дома! В шестнадцать ноль-ноль
я позвоню.

- Ура! - Я чуть не упал с Сережки и удержался лишь потому, что
нацепил трубку на крюк.

До шестнадцати ноль-ноль мы успели столько всего!

Пересекли всю пустынную территорию и выбрались на улицу между двух
водонапорных башен. Они были тоже заброшенные. Старинные, похожие на
крепостные. Сережка сказал, что это главный вход на здешний участок
Безлюдных Пространств.

- Значит, ты бывал здесь раньше?.. Ну, конечно! И телефон сразу
отыскал, и все проходы знаешь!

- Не все, - вздохнул Сережка. - Эти Пространства - они ведь
бесконечные. И к тому же они меняются: сегодня так, а завтра иначе...

И опять непонятно было: то ли правду он говорит, то ли продолжает
сочинять свою сказку... А может, эта сказка и есть правда?

Извилистой улицей Авторемонтников мы выбрались к Потаповскому рынку и
увидели Сойку. Она тихонько обрадовалась нам:

- Я уже почти всю книжку прочитала...

- А ты ела что-нибудь? - строго спросил Сережка.

- Ела... На рынке пирожок купила. Мне какой-то дяденька целых сто
рублей дал, новую бумажку...

- А у нас для тебя добыча, похвастался я. - Смотри сколько
стеклотары!

- Ой... ну, зачем вы... не надо...

- Здрасьте, пожалуйста, - ворчливо сказал Сережка. - Люди старались,
а она "не надо". Пошли, тут приемный пункт недалеко...

У киоска, где сдают стеклянную посуду, они откатили меня в сторону, а
сами встали в очередь. И минут через двадцать вернулись с пачкой
замусоленных бумажек.

- Больше тыщи! - весело сообщил Сережка.

И Сойка уже не стеснялась. Почти...

- Я эти деньги спрячу, а бабушке буду давать помаленьку. Можно теперь
целую неделю не просить...

- Мы тебе еще насобираем, - храбро пообещал я. - Мы знаем места.
Верно, Сережка? - И осекся. Может, не стоит болтать про Безлюдные
Пространства? Но Сережка отозвался беспечно:

- Само собой! А ты завтра принеси Сойке еще одну книжку.

Сойка проводила нас до угла Кровельщиков и Водопроводной. А там,
когда прощались, вдруг засмущалась снова:

- Можно, я спрошу?.. Вы не знаете, что такое брашпиль?

Ну и вопросик!

- Это на корабле... - начал Сережка.

- Такая машина, чтобы якорь поднимать! - заторопился я. - А ты где
про него вычитала? В этой книжке ничего морского нет, по-моему.

- Это не из книжки. Из песни... Там такие слова: "Где-то грохнула
цепь на брашпиле..." Теперь я понимаю...

- А что за песня? - осторожно спросил Сережка.

- Брат сочинил. Давно еще.

- Значит, у тебя есть брат? - глупо спросил я.

- Двоюродный. Он далеко, на Сахалине. Два года назад приезжал и пел
мне. Я запомнила...

Мне вдруг до рези в глазах стало жаль эту белоголовую Сойку. Я даже
закашлялся. А когда мы остались вдвоем с Сережкой, насуплено сказал:

- Раньше я думал, что Золушки бывают только в сказках...

- Бывают и по правде... Только мы в принцы не очень-то годимся.

- Я-то уж точно. Про инвалидных принцев сказок нет.

Сережка сделал вид, что разозлился:

- Вот как тресну по шее! Несмотря на инвалидность!

И я почему-то обрадовался.

- Ладно, трескай! Только завтра приходи обязательно...

- Ох... завтра же суббота.

- Не можешь? - сразу затосковал я.

- Могу, только...

- Что?

- Завтра, наверно, твоя мама дома будет...

- Ну и что?!

- Наверно, она сердится на меня: "Привязался к Роме какой-то
подозрительный тип, увозит куда-то..."

- А вот сейчас я тебя тресну по шее!

...Мы успели домой за три минуты до маминого звонка. И я бессовестно
сообщил маме, что сижу дома уже давным-давно.

- Как тебе не стыдно сочинять! Я звонила пятнадцать минут назад!

- Ну и что?! Я в туалете был! Не срываться же!

- Вот подожди, будет тебе "туалет"...

Сережка убежал домой ("надо еще тете Насте с хозяйством помочь"), и я
помахал ему с балкона. А он мне.

А когда Сережка скрылся, вдруг сразу, как ледяная сосулька, проколол
меня страх: "А что, если завтра он не придет?"

Ну, завтра, может быть, и придет, а через несколько дней я ему
надоем. С какой стати он должен возиться с инвалидом? Вокруг столько
здоровых мальчишек! С ними можно без забот гонять мяч, носиться на
велосипедах. Гулять, где душа пожелает, не таская тяжелое кресло. В том
числе и по Безлюдным Пространствам...

Почему я за эти два дня привык, что он нянчится со мной? Привык,
словно к себе самому, к своему второму я! Будто он для того и родился,
чтобы всю жизнь быть со мной рядом!

Он и во сне приходит, не забывает меня. А я что? Чем хорошим я могу
ответить Сережке? Я же... свинский эгоист! Сегодня даже прикрикнул, когда
он вез меня по шпалам: "Не тряси так!"

Нет, он не бросит меня сразу, но где-нибудь через неделю скажет,
глядя в сторону: "Понимаешь, я завтра не смогу прийти. И послезавтра. Дома
куча дел..."

Я чуть не заревел. Головой лег на перила балкона. И сидел так, пока
не пришла мама.

Она не стала сильно ворчать на меня за дневные приключения. Была
рассеяна - видимо, из-за своих каких-то забот. Мне стало поспокойнее, но
все же я улегся опять совсем рано: чтобы поскорее дождаться утра и
Сережки. Увижу его и спрошу прямо: "Ты со мной подружился накрепко или это
так, случайность?"

Но разве про такое говорят?

А может, он опять приснится? Тогда уж точно спрошу.

Однако Сережка в эту ночь не приснился. Видел я громадные ржавые
механизмы, которые лязгали шестернями, телефон, по которому никак не могу
дозвониться домой; соседского кота, который хитрым голосом доказывал, что
он не Пушок, а Лопушок. Враль несчастный!

Потом приснилась Сойка. Мы с ней гуляли по заросшим одуванчиками
пустырям, по лопухам и кочкам, среди которых прятались мохнатые чуки. Мы
собирали бутылки. Сойка была в коротком новом платьице - очень красном, с
белыми бабочками. Но к платью была пришита заплата из серой холстины.
Потому что Золушка. Сойка все время отворачивалась и тонким голосом пела
одну и ту же фразу: "Где-то грохнула цепь на брашпиле..."

Хорошо в этом сне было то, что кресло мое ездило само собой.
Подчинялось мысленным приказам. Ловко пробиралось через заросли. А потом у
нас разбилась бутылка и осколок рассек мне ступню, и было совсем по правде
больно. Сойка теплыми пальцами прижимала к порезу подорожник, и алые капли
падали ей на белые сандалетки. И она чуть не плакала, а я смеялся несмотря
на боль...

Так и со смехом и проснулся. А нога радостно болела еще несколько
секунд.

Сережка пришел ровно в десять, как договорились.

Он был неузнаваемый. В белой рубашке, в синих брюках с наглаженными
стрелками. Кепку-бейсболку он оставил дома, а волосы были расчесаны на
косой пробор - очень старательно.

Совсем другой Сережка. Я, конечно, обрадовался, но...

Зато маме он понравился. Тем более, что сразу же заявил:

- Ирина Григорьевна, вы меня извините, пожалуйста. Это я виноват, что
вчера задержались.

Мама сказала, что это пустяки и что она очень довольна, что у Ромы
появился такой замечательный товарищ, и так далее... Напоила нас чаем и
отпустила гулять до обеда.

- Мама, до трех часов! Мы ведь поздно позавтракали!

- Ну, хорошо, хорошо... - Ее по-прежнему занимали какие-то свои
заботы. Уж не сделал ли Евгений Львович ей очередное решительное
предложение?

Мама помогла нам спуститься, хотя Сережка убеждал, что управится сам.

На улице он спросил:

- Куда двинемся?

- К Сойке, конечно! Я же книжку взял для нее...

- А чего ты надутый?

- А чего ты такой наглаженный! На Безлюдные Пространства в этом
наряде не сунешься.