Чтение 15–й страницы книги ~Близится утро~

придется распутывать. На месте. Перехватишь Маркуса в Паннонии - хорошо.
Нет - двигайся в Иудею. Все равно, он туда придет.

- В Иудее искать его проще, - тихо сказал Антуан. - Это пустынная и
печальная страна, чей народ живет тяжким крестьянским трудом. Там трудно
укрыться чужаку, хотя и вреда беспричинного ему не причинят.

- Ты там был? - спросил я.

- Да. Мы летали... когда шла война с Персией...

Я ожидал услышать еще одну долгую и красивую историю, но Антуан
замолчал. Наверное, говорить о войне ему нравилось куда меньше, чем о
мире.

- Ильмар, родной, закрой-ка окошко, - попросил Жан. - Совсем уж
схолодало...

Я послушно встал, смирившись с ролью мальчика на побегушках.

- Завтра вы отправитесь в Аквиникум, - резко произнес Жан, пока я
возился с окном. - Ты в этом деле опытен, Ильмар, сам реши, кем вы с
Антуаном притворяться станете.

- Мы с Антуаном? - не понял я.

- И Стража, и Церковь сейчас ищет двух молодых мужчин, - сказал Жан.
- Или же - вас с Йенсом поодиночке. Или же группу, в которой будут двое,
похожие на вас по описаниям. Безопасней всего, мне так думается,
пробираться в Аквиникум двумя группами. Я с Йенсом, - старик широко
улыбнулся монаху, - и ты с Антуаном.

- Не верю, - пробормотал Антуан. - Ты не только меня гонишь на край
света, а еще и сам задницу от кресла отдираешь?

На лице Жана появилась такая добродушная улыбка, будто старому барону
только что вернули весь Багдад, привели потерянного наследника рода и
пожаловали новый титул.

- Антуан, я всегда был хорошим лекарем...

- Эта фраза завязла у меня в ушах... - буркнул Антуан.

- Да, завязла. С того самого дня, как ко мне принесли одного молодого
летуна, сломавшего себе все, что только можно сломать. И вроде бы ты не
жаловался на лечение, пусть даже мне редко приходилось заниматься
хирургией?

Антуан улыбнулся.

- Так вот, я хороший лекарь, - повторил Жан и обвел нас высокомерным
взглядом - кто дерзнет поспорить? Никто не дерзнул. - И себя я знаю
получше, чем любого больного. Жить мне, милый Антуан, остался год.
Позволит Сестра - два. Не больше. И цепляться мне в этой жизни не за что
и не за кого. Я когда-то заварил всю эту историю...

- Это еще как? - нервно спросил Йенс. В обществе Жана он явно
чувствовал себя ни в своей тарелке, а перспектива путешествовать с ним
вместе повергала его в трепет.

- Я Маркусу помог на свет появиться, - разъяснил Жан. - Возможно,
будь другой лекарь к подруге Владетеля приставлен - не пришлось бы нам
тут сидеть. Так что посмотреть, чем история кончится, я должен. Сколько
успею.

Глава пятая, где я толкую притчу о бесплодной смоковнице, но
последующий диспут совсем уж неописуем.

Трудное дело - быть примерным сыном при старом и капризном отце.

- Где моя грелка? - воскликнул Антуан. - Исаия, ты хочешь моей
смерти! Исаия!

- Я спешу, отец, - потряхивая накладными пейсами воскликнул я. -
Отец, вот твоя грелка!

Заворочавшись в кресле Антуан величаво приподнял босые ноги. Я
подсунул под них здоровенную деревянную грелку, которую самолично
наполнил кипятком. Антуан довольно закряхтел.

Иудей из него вышел великолепный. Лучше чем из меня, пожалуй.
Просвещенный; верующий в свою веру, но Искупителя и Сестру, как положено
жителю Державы, уважающий; хитрый, но законопослушный иудейский купец.
Старый, но еще цепкий до жизни. Неимоверно ворчливый, придирчивый,
бережливый к деньгам и азартный к еде. Думаю, многие постояльцы,
поглядев на нас, преисполнились жалости ко мне - здоровому мужику, что
вынужден бегать вокруг старого отца, выполняя все его бесчисленные
капризы.

- Исаия... - Антуан снизошел до того, чтобы посмотреть на меня. -
Сходи к повару, погляди на курочку...

От очередного визита на кухню меня избавило появление поваренка.
Отваренная с имбирем, а потом зажаренная с медовой подливкой курица
золотилась на блюде, окруженная ломтиками репки и горкой картошки.

Антуан заерзал в кресле. Я воспользовался паузой, чтобы отойти в
сторонку, и присесть за общий стол среди пассажиров второго класса. Наш
дилижанс остановился на ночь на постоялом дворе - то ли дорога здесь,
вблизи от бандитского края, Швейцарии, слыла небезопасной, то ли просто
кучера утомились.

- Гляжу, жид, он тебя весь вечер тиранит, - с сочувствием сказал
усатый плотный мужик, методично надирающийся пивом. - На... глотни.

Он подвинул ко мне уже заказанную, но еще нетронутую кружку. Секунду
я размышлял, стоит ли обижаться на "жида", и решил, что не стоит.
Во-первых настоящий иудей стерпел бы, а во-вторых, обижать меня не
собирались - судя по акценту, сердобольный любитель пива был откуда-то
из Богемии, там иудеев называют жидами, не вкладывая в слово ничего
обидного.

- Спасибо, добрый человек, - сказал я, принимая кружку.

Пиво было крепким, темным, подогретым по случаю холодной погоды. За
маленькими оконцами в полутьме уже кружили первые снежинки.

- Неужто отец? - спросил богемец с интересом.

- Папочка, - с должной почтительностью ответил я. - Он прихворнул в
дороге, вот и... немножко нервничает.

Против удивления, богемец не стал насмехаться:

- Родителей надо уважать, это верно. Все такими будем... не приведи
Сестра. Как тебя там... Исаия?

- Да, уважаемый.

- Пивичко, - он протянул мне крепкую руку. На ладони не хватало двух
пальцев, и он тут же разъяснил: - Сапером я был. В преторианских частях
служил Державе. Как-то потерял...

- Вражьей миной?

- Нет... по дурости, - Пивичко поморщился. - Пошутить решили,
заложили заряд под дом с гулящими девками. Небольшой... чтоб тряхнуло.
Наш командир там как раз развлекался, и по этому случаю нас всех взашей
выгнал.

- И взрывом пальцы оторвало? - продолжал я расспрос.

- Если б взрывом... - Пивичко поморщился. - Мечом отсек. Обделался он
с перепугу, в самый интересный момент. Так что отыгрался на нас.

Впрочем, мрачность недолго пребывала на его лице:

- Ничего. Говорят, он до сих пор с женщинами дела иметь не может. Как
заберется с кем-то в кровать - так и пачкает исподнее!

Громко захохотав, Пивичко сдвинул со мной тяжелую глиняную кружку.

- Давай, жид. Восславим... ты в Сестру-то веруешь?

- Как можно! - я тряхнул пейсами. - У нас своя вера, любезнейший!

- Значит, правильный иудей, - довольно произнес Пивичко. - Я так
сразу и подумал. Я, брат, правильных жидов сразу вижу! Ну так давай
Державу восславим. Прозит!

Мы чокнулись кружками.

- Исаия! - тревожно позвал Антуан, восседая за своим персональным
столом. - Мальчик мой, ты пьешь пиво? Откуда ты взял это пиво?

- Я его угостил, уважаемый, - ответил Пивичко, стирая пену с усов. -
Вроде как обычаи ваши дозволяют?

- Ему еще рано пить пиво! - упорствовал Антуан.

- Да ему своих детей пора к пиву приучать! - возразил Пивичко.

- А кто платит за пиво? - подозрительно спросил Антуан, обгладывая
крылышко.

- Я, - Пивичко подмигнул мне.

- Ну... тогда пей, пей, Исаия. Только дай мне попробовать, не слишком
ли крепкое пиво!

Захохотав, Пивичко подозвал подавальщицу, и потребовал еще пива. Для
нас, и для "старого жида в углу зала".

Да, актер из Антуана вышел великолепный. Он переигрывал, конечно.
Такие иудеи разве что в анекдотах бывают. Но для дешевого трактира и
простой публики как раз такая игра и требовалась.

- Куда едете-то? - полюбопытствовал Пивичко.

- В Аквиникум.

Бывший сапер скривился.

- Ох... Не люблю мадьяр.

- Чего так?

- Я, брат, их насквозь вижу. До чего же противный народ! Жулик на
жулике! И вечно на своем лопочут, ни одного слова человеческого нет.
Будто им романского мало, выдумали себе язык, покарай их Искупитель!

Тут я в чем-то с ним был согласен. Конечно, на каком языке меж собой
говорить - это дело личное, но такого языка как у мадьяр во всей Державе
не найти. Только у диких киргизов в руссийских степях наречие похоже.

- А разве у них пиво? - продолжал кипятиться Пивичко. - Нет, ты
скажи, разве пиво умеют они варить?

- Зато вино... ничего.

- Вот именно, что "ничего". Разве с моравским или галлийским
сравнить?

Я кивнул, решив не спорить. Не удержался только от замечания:

- Бани у них хороши, даже в Риме таких нет...

- Бани! - Пивичко смачно сплюнул на пол. - Дерьмом в их банях несет!