более серьезного, чем его мелкие прегрешения, не позволяли Рудольфу
потерять уважение к себе, во всяком случае - надолго. Он был честнее
многих своих коллег, не ставил главной задачей нахапать себе побольше - и
это уже само было достойно уважения: все относительно в этом мире...
напомнила о совсем других взаимоотношениях, напомнила о второй его
личности и потребовала Поступка. Пока смутно, так, что Рудольф и сам с
трудом осознавал это, но все же достаточно сильно, чтобы зудение совести
становилось все нестерпимей.
простым.
знакомую: каковой бы грубоватой и самостоятельной не выглядела Эльвира,
она оставалась женщиной.
знать, но о ком, через сопричастность к власти - пусть иллюзорную - был
ответственен. Ответственен, как те, кого сейчас не было в городе. Как те,
кто оставил его и подставил. Нет, больше чем они - все уступки совести
всплыли вдруг из памяти, словно намекая: пришло время выбирать между
подлостью и платой за свою нетвердость.
тошно.
Сейчас я... нет, мы, пойдем к одному человеку, это тоже недалеко. Затем я
отправлюсь к жене. Если не хотите идти со мной - подумайте, как вы можете
защищаться оставаясь в квартире. Она к вашим услугам. К сожалению, я
сейчас не смогу проводить вас из города, хотя, если хотите, можете взять
мою служебную машину... надеюсь, вас пропустят.
подобная борьба, и потому на лице молодой женщины возникла вроде бы совсем
и не уместная улыбка.
того, чтобы они могли разобраться в себе, осознать свою истинную цену? -
заглянула она Рудольфу в глаза. - Так вот - я иду с вами. Я хочу
ознакомиться с собой... и посмотреть, что из этого выйдет.
очень хорошо понимал ее сейчас, как и то, что находясь рядом с Эльвирой и
он будет мучить себя вопросом: кто я есть?
повторял шестидесятилетний продавец, наблюдая за смутным мельканием
человеческих фигур, просвечивающимся между зеркальными буквами "Охота".
магазин. Остальные люди - потому что магазин не был продуктовым.
образовалась в этот момент и шла теперь по городу, протестуя против
неожиданного несчастья. Занявшая большую часть стекла масляная краска
мешала продавцу разглядеть подробности, но лишь одного он опасался всерьез
- случайный камень разобьет витрину, впуская внутрь чужие взгляды.
остальные податься подальше из города.
он вывороченные зеленые буквы.
дождиком, расколовшись на более крупные части, со звоном опавшие сразу
возле витрины, и покрывшись трещинами по краям, слишком надежно упрятанным
в раму. Какая-то фигура возникла в проеме, заставляя продавца присесть -
но вряд ли она принадлежала констриктору - до сих пор никто из них не
прыгал так резво и не размахивал баграми. Молодой парень в полосатой
майке, плечистый, накачанный, как культурист, но не столь массивный,
призывно махнул рукой, соскочил на осколочную россыпь и тут же через
витрину в магазин хлынула целая группа таких же молодых, здоровых и
зачем-то наголо обритых парней.
данным могло бы быть привлекательным, но едва ли не все черты излучали
затаенную внутри злобу или ненависть, что-то жесткое и безжалостное
скрывалось в них. Он увидел высунувшуюся из-за прилавка макушку, он
оскалился, демонстрируя крупные, ровные, но чуть желтоватые зубы и быстро
шагнул туда.
морщинистый крутой лоб, пегие брови и слезящиеся от страха глаза.
- нам нужны ружья. Раз власти нас на....., мы наведем порядок сами, понял?
Так что пошевеливайся - у нас времени не так уж много. Эти сраные зомби
плодятся как кролики...
вождей он обычно совпадает с беспорядками. Сейчас этот безымянный парень
чувствовал, как и полковник Хорт, что его час настал и не собирался его
упустить.
в этот момент у него разыгралась изжога, и лицо его жалко скривилось.
говорить.
констрикторы.
ли он его не дать? И изжога от страха становилась все злобней.
подчиненных подхватила ошарашенного продавца под руки. - Где ружья?
Стеклянные глаза охотничьего трофея смотрели равнодушно и тупо.
плечи...
демонстрировал свое ораторское искусство, стоя на поваленной телефонной
будке. Говорил он с жаром и вдохновенно - никогда у него еще не было столь
обширной и, главное, внимательно слушающей аудитории. Не почт одинаковые
лица давно из известных и изначально согласных с его словами - с
идеологией их же группы - люди разных возрастов, убеждений,
разноуровневые, изначально не похожие друг на друга, но превращенные в
единое существо по имени толпа растерянностью и страхом.
рукой. - Все кто не хочет складывать руки и бросать своих близких на
произвол судьбы, идите с нами. Если государство не может защитить нас от
этих монстров - мы сделаем это сами. Я знаю среди вас есть настоящие
мужчины, не падающие в обморок при виде крови. Эти констрикторы, эти
зомби, убивают нас - так кто может запретить нам ответить им тем же?
Братья - мы должны спасти город!
к собравшейся толпе. - Кажется, это любопытно...
всклокоченной шевелюрой. - Человек дело говорит... Бить этих зомбей
надо... неча с ними церемониться...
платке, ее внешность была типична для жертв чрезмерной домашней и прочей
работы - не старая, но выглядящая старой из-за подаренных усталостью и
неустроенностью морщин. - Что твориться... Защитить-то нас некому... так
оно и есть...
сам не знал, что не понравилось ему в этом агитаторе: защищаться надо было
необходимо и срочно, и все же что-то в глубине души настораживало его,
заставляло вслушиваться в яркие и сильные слова предвзято.
себя Рудольф. - Разумнее всего - подойти к этому парню и поговорить с ним
всерьез, такие как он - молодые, храбрые очень пригодятся в работе... Хотя
я кажется догадываюсь, что именно мне не по душе - уж слишком легко
бросается этот дружок словами об убийстве, о крови, о мести... Нет,
решительно надо и самому мне поговорить с людьми. Вот только доберусь до
радио... или ну его к черту, это радио!"
себя отправился к центру.
становились слова и интонации. - Или мы - их, или они нас...
надо, тварей, бить!
дома, казалось, присоединились к общему крику.
Флинт Эрик
Русанов Владислав
Сертаков Виталий
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей
Шилова Юлия