Чтение 15–й страницы книги ~Князь Владимир~

Владимир медленно повернул коня, стараясь, чтобы каждое его движение осталось в памяти людской. Пусть запомнят, как вчерашний новгородец, а ныне великий князь Руси защищает свой народ, свою старую веру, бережет жизни даже самых малых и беззащитных. Да, город разгромили, но все-таки город пришлось брать приступом и осадой, сейчас город уже под его не только могучей, но и справедливой дланью. Пусть видят его власть, сравнивают с княжением высокородного Ярополка! И пусть скажут, чье княжение лучше.

Киев бурлил как разворошенный муравейник. Квадратные паруса драккаров еще не исчезли за поворотом реки, а высыпавшие на улицы люди спешно растаскивали тлеющие бревна, слышался стук плотницких топоров, мычание скота. По теплому пеплу еще шныряли любители поживы, но Владимир велел их имать и нещадно вешать за ребра на въезде в город.

Поймали и лесных братьев, что грабили только богатых, бедных не трогали. Это и понятно, подумал Владимир насмешливо. Расчет простой: проще ограбить одного богатого, чем десять бедных. В этом истинная подоплека всех так называемых благородных разбойников.

Он сказал грозно:

-- Никто, окромя меня, не волен грабить народ! А когда грабит князь, то это зовется уже не грабежом, а сборами, налогами, подушной, мытом... Ясно?

В голосе князя была издевка. Один из разбойников сплюнул кровь в ладонь:

-- Просто тебе повезло...

-- Повезло или я умелее, разговор другой,-- ответил Владимир спокойнее. Он покосился на ухмыляющегося Тавра.-- Главное, что князем становится самый умелый из разбойников! И он обязан изничтожить все другие ватаги татей, ворья, чтобы со своей ватагой грабить без помех. Но уже без убивств, крови. А тех, кого грабит, защищать от других грабителей. В этом и есть суть власти, как бы ни называлась: царской, королевской, каганской, ханской, или, как у древних эллинов, демократией...

Когда разбойников волокли к петлям, глаза их были все еще вытаращены. Выходит, укради щепку -- виселица, укради княжество -- станешь князем?

В тереме Владимир кивнул одному из дружинников, Молоту, тот послушно следовал за князем, пока не оказались в комнатке, где услышать не мог никто.

-- Ты хорошо показал себя и в сече,-- сказал Владимир. Он смотрел пристально, в глазах князя были тревога, боль и сомнение.-- Награду получил?

-- Получил. Благодарствую, княже.

-- Уже... воспользовался?

Молот широко заулыбался:

-- Пропил вчистую, спасибо!

Он почесал в затылке, улыбка была счастливая. Сколько было выпито, разбито чужих морд, сколько девок спьяну пользовали, как гуляли и дрались!

Владимир смотрел так напряженно, будто пытался заглянуть вовнутрь души гридня. Наконец Молот ощутил беспокойство:

-- Случилось что, княже?

-- Тебя привел еще Звенько,-- сказал Владимир.-- Мир праху его... Он привел троих, и все показали себя настоящими людьми. Звенько и после гибели помогает своему князю! Так что надумал я дать тебе работку потруднее.

Молот подтянулся, выпятил грудь:

-- Все, что велишь, княже!

-- Задумал я, Молот, перевести тебя из лазутчиков в разведчики.

Молот пожал плечами:

-- А есть разница?

-- Лазутчик -- от слова лаз, лазить. Лазутчики нужны в походе, перед боем, чтобы захватить чужака и развязать ему язык... А разведчик отличается от лазутчика, как боярин от холопа. Разведчик... ты прислушайся: ведьма, ведун... Веды, древняя книга наших пращуров, означает "знание". Понял, кем будешь? Тебе надлежит ведать противника, знать его. Выведывать, разведывать все, что нам понадобится.

Глаза Молота расширились. Он даже отшатнулся. Осевшим голосом спросил:

-- Но это же... там жить придется?

-- Умен,-- кивнул Владимир.-- Соображаешь. Кому-то надо нести такую службу на благо земли нашей. Деньгами тебя обеспечим. Если надо, дом купишь, женку заведешь, а то и чужую веру примешь...

Молот оскорбленно вскинулся:

-- Но это же грешно! Как можно от своих богов отказаться?

-- А ты кукиш в кармане держи,-- посоветовал Владимир,-- когда тебя крестить будут. Вот и будет все понарошку. А главный твой бог будет -- ведовство! Гм, пожалуй, тебя за службу можно будет пожаловать в бояре... Когда закончишь там и вернешься.

Молот шумно сглотнул. Выше почести, чем бояре, уже нет. Даже дети боярские стремятся заслужить это звание, ибо можно всю жизнь прожить в детях боярских, но боярами не стать. Князь же волен не только раздавать земли, но и жаловать верных людей боярским званием!

-- Куда ехать? -- спросил он.-- В Царьград?

-- Почему туда?

Молот ухмыльнулся:

-- Следующая цель!

-- Не совсем,-- ответил Владимир.-- Но в целом ты прав. Но поедешь к ляхам. Мне кажется, они сейчас опаснее.

Вытолкав Молота, он кликнул Тавра:

-- Ах да, еще одно дело. Этот удалец напомнил. Приготовь грамоту в Царьград.

-- Кому?

-- Тамошнему торговцу из Славянского квартала. Зовут его Листовертом. Пиши, что я понял, что он тогда подумал. И понимаю, почему вдруг назвал меня князем. Так вот, великий князь Руси велит ему продолжать бдить и работать, не покладая рук. Я его трудами доволен, утверждаю на том же месте. Товар будет поступать по-прежнему. А то и больше. Записал?

Тавр сказал торопливо:

-- Пишу, пишу... Ничего не понял, но пишу. Письмо с оказией?

-- Нет, с особым посланцем. Нужен такой, что умрет, но не отдаст. А перед смертью чтобы успел грамоту зничтожить.

Тавр сказал понимающе:

-- А-а-а... Такие люди всегда есть. А нет, найдутся. Разведальщик?

-- Да. Нам нужно ведать все во дворце, о чем говорят знатные, что замышляют военачальники, каких бунтов ждать, какие можно разжечь самим. Теперь по ту сторону нашего огорода уже не тупой, как валенок, Ярополк, а хитрые ромеи. А нет выше радости, когда у соседа корова сдохнет, верно?

-- Есть...-- буркнул Тавр, глаза его хитро блестели.

-- Какая?

-- Когда сам отравишь.

Владимир хмыкнул:

-- Самый здоровый смех -- злорадный. Все верно, свою корову труднее вырастить, чем извести чужую. А пряник дают тому, у кого она есть. И никому нет дела до того, честно или нечестно она тебе досталась!

Тавр писал, а он со стесненным сердцем подумал, что о благе ли Руси печалится сейчас? И так ли жаждет знать, о чем говорят во дворце... или же хочет знать о каждом Ее дне?

Теперь ворота в Киеве были распахнуты как днем, так и ночью. Усобица кончилась, мертвых выносили из города как через Ляшские ворота, так и через трое других. А в город гнали стада, из ближайших сел спешно явились плотники и столяры. В ограбленном и разоренном городе работы много.

Владимир, исхудавший и черный от недосыпания, не слезал с седла, всюду стараясь поспевать, решать, перестраивать, крепить, сажать своих людей на земли, на должности, на столы. Завтра уцелевшие киевские бояре опомнятся, надо успеть именно сегодня взять в свои руки как можно больше!

На ходу, не слезая с коня, решал дела как важные, так и мелкие. Забыл когда по-людски ел за столом, а когда иную девку хватал, то плоть тешил не снимая сапог, и не успевал застегнуть пояс, как в прояснившейся голове уже роились новые способы обустроить Русь, чтобы все короли и базилевсы от зависти передохли.

На полном скаку остановился возле Панаса, тот руководил постройкой моста, окинул цепким взглядом:

-- Ишь, вроде бы жизнь собачья, а раздобрел! Вон и брюхо выросло...

-- Где брюхо? -- удивился Панас. Он пощупал живот, что стал, правда, шире, но оставался в плотных валиках мускулов.-- Если что нужно, говори сразу. Мое брюхо делу не помеха. Ты князь, ты и командуй.

-- Великий князь,-- поправил Владимир с усмешкой.

-- Великий,-- согласился Панас равнодушно.

-- Ехать тебе, друже, в Царьград к императору. Да-да, к нему прямехонько. Точнее, к двум сразу. Там диво дивное стряслось: два брата сидят в одном кресле и не ссорятся!

-- Ромеи? -- удивился Панас.-- Быть такого не может!

-- Может,-- кивнул Владимир.-- Правда, правят не они, а ихний не то дядя, не то вообще какой-то евнух... Но тебе это все одно. Ты едешь не к евнуху, чего тебе с ним делать, а напрямик к императорам.

Панас переменился в лице:

-- Эк, как тебя заездило! Пора волхвов-лекарей кликать... То пьянки, то девки, уже заговариваешься. Да меня ко дворцу и близко не подпустят. Я слыхивал, послов завсегда по два-три месяца в загородном доме выдерживают.

-- Тебя примут сразу,-- сказал Владимир. Глаза его утратили насмешливый блеск, стали холодными.-- Смекай: на северных границах империи, где находится дружественная Русь, внезапно сменился правитель... Кто он? Чего хочет? С кем будет дружить? С кем воевать? Да над этим весь императорский двор начнет ломать головы, едва узнает, что Киев пал. А мощь нашего оружия Царьград помнит: Самват, Рюрик, Аскольд, Олег, Игорь, Святослав... Да они сами пошлют спешно послов к нам! А едва ты явишься, тебя на руках и бегом отнесут к престолу!

Панас почесал в затылке, долго морщил лоб, кривил рожу. Блеск империи не прельщал, в своем огороде хлопот хватало. Спросил уныло:

-- Что сказать?

-- Я отпишу письмо. Но на случай потери, в дороге все может случиться, запомни наизусть: "Идут к тебе варяги на службу. Не держи их в городе, не то натворят тебе беды, как здесь: расточи их в разные стороны, а сюда не пускай ни одного". Понял? Я уже послал гонца, но то тайный, к одному человеку при дворе, а ты скажешь это самому базилевсу.

-- Понял, княже,-- сказал Панас, снова опуская "великий".-- Двух зайцев одной стрелой? И от варягов освобождаешься, и базилевсу выказываешь дружбу.

-- Умен. Быть тебе главой посольства, когда взматереешь. Императоры должны сразу увидеть, какой политики я держусь. Да не только императоры, все соседние государи. Так что завтра, как только петух прокричит, в путь! За ночь я приготовлю охранную грамоту... в могиле отоспимся, хороших коней, охрану. Золото повезешь в кошеле, а на всякий случай в подол рубахи и в седло тебе зашьют пару рубинов да яхонтов. До рубежа проводят казаки, а там с тобой поедут трое-пятеро, кого выберешь сам.

-- Да, Царьград я знаю лучше, чем Киев,-- согласился боярин грустно.-- Ну, ежели все, будь здоров. Мне еще надо попрощаться кое с кем...

Он пошел прочь, обернулся. Владимир выдержал прямой взгляд, спросил грубо:

-- Ну, что еще?

-- Это все? -- спросил Панас безразличным тоном.-- Мне показалось, что ты хотел передать еще что-то.

Владимир на миг смешался. Воевода в самом деле хитер, проницателен, как сквозь мясо и кости смотрит прямо в душу. Или он, Владимир, в самом деле ни разу в людях не ошибся, подобрал умных и верных, или же у него все на лбу написано?

-- Ну,-- сказал он с усилием.-- Есть и еще одно дельце... Скажешь императорам, что я хочу взять в жены их сестренку. Принцессу Анну.

Панас, дотоле невозмутимый до того, что чуть ли не засыпал на ходу, дернулся, словно его стегнули. Глаза выпучились как у рака. Сглотнул слюну, кивнул, с трудом нашел свой голос:

-- Может быть, пусть заодно и Царьград тебе передадут?

Владимир дернулся в раздражении:

-- Остри свой меч, а не язык!

Панас пожал плечами:

-- Так бы и сказал, что шуткуешь... Пойду досыпать, я трое суток не спал. Уже перед глазами черные мухи летают...

-- В седле отоспишься,-- бросил Владимир.-- Если так уж слаб, тебя с двух сторон будут поддерживать, как мешок с отрубями. Тебе надо обогнать варягов, забыл? Ишь, счастливчик... Всего трое суток! Куда в тебя столько сна влезает? Я за всю осаду Киева и Роденя едва ли пару часов соснул!

Глава 21

Хоронили Ярополка с иереем и певчими. Он родился родянином, но умер христианином, потому Владимир не препятствовал похоронам по чужому пышному и пестрому, как петушиный хвост, обряду.

Он намеренно допустил прощаться с телом простой люд. Те держатся старой веры, так что покойный даже у самых преданных должен вызывать двоякое чувство. К тому же священник строго запретил тризну и краду, а кому это понравится? Даже уготованных в жертву голубей, ягнят и коней велел отпустить.

Но даже если князь попадет в тот чужой рай, не тоскливо ли будет среди чужих? Ни языка не знает, ни родни какой... Все чужие! А вся родня, отец и мать, дед, пращуры будут в другом арии-вирии...

В похоронах участвовала княгиня Юлия. Прекрасная и в трауре, словно изваянная из белоснежного мрамора, огромноглазая, она неслышно появлялась в тереме, из горницы внимательно следила за варварской тризной: новый князь-варвар все-таки велел устроить ее после похорон прямо во дворе.

Для простого люда столы с угощениями и хмельным медом и брагой расставили прямо на улицах. Пусть думают, сказал Тавр насмешливо, что новый князь скорбит по брату и провожает его в дальний путь к солнечному арию, где вечная весна, где его ждут доблестный Святослав, Игорь, Олег, Рюрик, Скиф, Славен, Чех, Лях, Рус, Кий... все-все его пращуры. А мы-то знаем, что новый князь празднует смерть последнего крупного ворога!

Лучшие меды и вина выставили на столы в гриднице. Там пировал сам Владимир с верхушкой дружины. Кроме воевод здесь были простые дружинники, вроде Кременя, которым поручались самые трудные дела, доверялись княжеские тайны.

Тавр выждал момент, сказал негромко:

-- Но Родень-то сдался. Если бы взяли копьем, тогда бы проще...

-- Ты о чем? -- насторожился Владимир.

-- Может быть, грю, послать особый отряд из старшей дружины? Вон Кремень возьмется сделать чисто. С Ярополком были латиняне, от них беды. Все еще чужим богам молиться склоняют!

Владимир ощутил, как кровь бросилась в голову:

-- Изловить! И повесить прямо на воротах.

-- Надо ли?

-- А что не так?

Тавр сказал осторожненько:

-- Латинский папа силен. Он повелевает государями всей Европы! Не стоит его дразнить. Прикончим втихую, без крика.

Владимир ощутил, как взоры пирующих обратились к нему. Он спросил со сдержанным гневом:

-- А что нам папа?

-- Если не папа, то германский император разъярится. Это были его люди! Вдруг захочет отомстить? А нам пока не до войны, сперва здесь укрепиться надо. А потом и папе покажем, где раки зимуют. И Оттону, если вдруг что...

Владимир покачал головой. Голос держал ровным, но воеводы видели, как в нем кипел гнев:

-- Папа далеко, как и Оттон. У них своих дел под завязку. А нам нужно сейчас показать своему народу, где мы стоим! И на чем. Сейчас страх и растерянность по всей Руси. И -- великое ожидание. Пусть рассердятся там на Западе. Плевать! Пусть вознегодуют в цареградской империи. Тоже плевать. Ни те, ни другие не пошлют войска из-за двух десятков зарезанных миссионеров. А что порвут наши грамоты, то нам от этого ни холодно, ни жарко. Нам понадобятся годы, дабы укрепить и собрать Русь в единый кулак. А потом сами с нами замирятся. В этом мире считаются только с сильными!

В последних словах прозвучала такая горечь, что воеводы переглянулись. Радеет великий князь о Руси, радеет. Прямо сердце рвет!

Латинян схватили и казнили прямо в Родене. Только трое, как удалось узнать, выехали вслед за Ярополком и сейчас находились в Киеве. К удивлению Владимира, даже не скрывались, уже вовсю проповедовали на улицах и площадях.

Их взяли под стражу и привели во двор княжеского терема. Владимир прискакал поздно, замученный и покрытый пылью. Устало слез с коня, косо взглянул на троих в черной одежде:

-- Эти?

Тверд оскалил зубы в хищной усмешке:

-- Среди них даже епископ!

-- Да? Лапы загребущие...

Он оборвал себя на полуслове. Двое священников стояли, понурив головы, а третий смотрел на него бестрепетно. В глазах пряталась усмешка. Владимир воскликнул:

-- Брат Мартин! Какими судьбами?

Священник развел руками:

-- Все в руке Бога... Но ты, как я вижу, стал единовластным правителем Руси? Поздравляю.

-- Благодарствую. Но ты не ответил.

Мартин снова развел руками:

-- Ты знаешь с какой я миссией. Князь и его окружение уже приняло святое крещение. Мы подготовили все к крещению остального люда Руси. Уже прибыли священники, святые книги. Мы начали строить костелы... Князь Ярополк назначил крещение Руси на день Боромира.

-- Это на завтра? -- переспросил Владимир. Засмеялся: -- Вовремя я успел! Еще бы чуток... А почему на этот день, а не раньше? Время у него было.

-- В день Боромира всегда стоит жара,-- пояснил Мартин.-- За эту неделю вода в Днепре прогреется как следует! При крещении, сам знаешь, надо народ целыми толпами загонять в воду...

-- Заботливые,-- съязвил Тавр.

-- Не в заботе дело,-- пояснил Мартин серьезно.-- Бунты возникают и по пустякам. Мы предусмотрели многие мелочи...

Владимир кивнул, понимал. Тавр смотрел выжидательно, так же смотрели и дружинники. Они расседлывали коней, но глаза и уши их были повернуты в эту сторону.

-- Понятно,-- сказал Владимир. Он прямо взглянул в глаза Мартину.-- Прости, ты знаешь, что я должен сделать.

Священники по бокам Мартина побледнели. Мартин медленно кивнул, не отрывая взгляда от исхудавшего лица молодого князя:

-- Понимаю... Всяк из нас строит свое царство небесное. Кто на небесах, кто на земле. Князь, те слуги церкви, кто ценит жизнь выше души, остались дома. К варварам разъехались иные...

-- Ты -- настоящий,-- согласился Владимир.-- Но дороги мужчин -- суровые дороги.

Священников схватили, связали за спиной руки. Владимир сбросил рубаху, ополоснулся из бочки с водой. Сенная девка выбежала с расшитым рушником. Владимир вытерся насухо, оглядел ее критически:

-- Что-то я тебя еще не видел... Сегодня ночью послужишь ты.

Он взбежал по ступенькам, из поварни уже доносился запах жареного мяса. Гридень метнулся с пустым подносом, едва не сшиб Тавра, тот степенно шел за князем.

В своей уютной комнатке Владимир выглянул в окошко, поморщился. Усталым с дороги гридням показалось тяжко тащить священников к городским воротам. Всех троих повесили прямо на той стороне улице.

Он забежал в трапезную, стоя хватал со стола жареные колбаски, бросал в рот, обжигаясь и захлебываясь слюной. За окном слышались сильные мужские голоса, ржали кони. Он торопливо приложился к братине с холодным квасом, с каждым глотком чувствовал, как в высохшие внутренности вливаются свежие силы.

В коридоре затопали ноги. Владимир пил, косясь одним глазом на дверь. Распахнулась, в коридоре мелькали веселые рожи, а через порог шагнули двое. Под руки вели молодую сочную женщину в богатом убранстве. Ее белое лицо было слегка подрумянено, крупные навыкате голубые глаза смотрели вопросительно, но без страха.

-- А, Златка,-- сказал Владимир. Он со стуком опустил братину, рассматривал жену князя Олега, ныне вдову, с жадным интересом. Она в самом деле красивая, как о ней говорили на Руси. Молодое сдобное тело, крупные голубые глаза, нежное лицо без единого изъяна, сочные полные губы, красивая шея и высокая грудь.-- Я рад, что ты уже утешилась.

Она исподлобья смотрела в его грозно веселое лицо:

-- Я никогда не утешусь. Я вдова.

-- Да? -- удивился он.-- Пошто ж не бросилась в погребальный костер? Были бы в вирии вместе.

Она качнула головой:

-- Только Господь дает нам жизнь. Только он волен и забирать.

-- Христианка,-- сказал он с отвращением.-- Что ж, ваш бог велит покоряться любому, за кем сила.

Ее лицо дрогнуло, он подошел совсем близко, в его темных глазах плясали отсветы адского пламени. Грубая рука сорвала с ее головы платок. Пепельные волосы освобождено рухнули по спине крупными локонами. От двери послышались довольные ахи, кто-то присвистнул. Она знала, что ее волосы всем девкам на зависть, но вера Христа велит скрывать их, только блудницы показывают волосы мужчинам, а если сорвать платок с замужней женщины, опростать ее волосы, опростоволосить -- значит, опозорить...

Замерев, она смотрела в его страшное лицо. В глазах адовы огни заполыхали ярче. Она с ужасом видела, что это сатанинская похоть.

Та же хищная рука схватила ее за грудь, боль кольнула так остро, что она охнула и сгорбилась. Владимир другой рукой похлопал по заду, больно сжал, смех его прогремел как ржание здорового сильного жеребца.

-- Тверд! -- крикнул он.-- Тверд, вели подготовить для этой жены бывшего князя комнату. Обязательно рядом с комнатой Юлии.

Лицо Златы смертельно побледнело. Губы стали синими, как сливы. Прошептала прерывающимся голосом:

-- Для чего... меня сюда... везли...

В дверях загоготали. Владимир сказал с наслаждением, его распирало чувство своей мощи: