Чтение 15–й страницы книги ~Мегамир~

Сейчас, переглядываясь, посмеивались, глядя на Сашу, начинающую сердиться. Кирилл предложил:

- Назовем этого муравья Сашей. Надо же как-то отличать?

Саша оскорбленно вскинулась, ее глаза полыхнули огнем:

- Почему Сашей? Что за намеки? Где у меня сяжки?

Дмитрий ласково обнял ее за плечи:

- Это самый сообразительный и реактивный мураш! А какой красавец! Длинные лапы, что растут прямо из-под челюсти, прямая спина, круглоглазый, хитрый, а низ брюшка...

Кирилл поспешил вмешаться:

- Он из группы активных фуражиров-охотников. Это муравьиная элита. Каста в касте! Водит колонны пассивных фуражиров, посылает группами, быстрее всех сканирует обстановку...

- И еще психованный, - добавил Дмитрий некстати. - Чуть что, разевает жвалы.

Саша с сомнением следила за муравьем Сашкой. Как и Дмитрий, уже убедилась, что среди муравьев одни более, другие менее, одни безрассудно бросаются на любого жука, другие пасуют перед тлями... Как-то их руководитель, чтобы показать разницу между муравьями, перегородил тропу широкой полоской отпугивающего запаха. Фуражиры, что возвращались в муравейник, скисли, остановились, некоторые запаниковали, стали оглядываться, выворачивать шеи, словно ждали помощи... Наконец на тропе появился некрупный и ничем не примечательный фуражир. Напоровшись на невидимую стену, точно так же остановился, ощупал сяжками воздух, а потом решительно побежал через запретную полосу. Остальные, как овцы, обрадовано понеслись за ним.

- А вон того муравья, - вдруг сказала Саша настойчиво, в ее голосе появилась мстительная нотка, - предлагаю назвать Димой. Я его давно заметила, но надо же как-то выделить? Муравей вполне положительный. На аппетит не жалуется, порочащих сведений о нем нет... Храбрец. С интеллектом не очень, но разве это порок? Скорее достоинство. Мазохин же преуспевает!

Дмитрий заорал, протестуя, но Кирилл с уверенной властностью утвердил. Саша к тому же забросила насчет дефицита юмора, и Дмитрий смирился, хотя остаток дня дулся на обоих.

Дня через два песчинки под корытом чуть сдвинули. Муравьи, привыкшие делать по два-три рейда за сиропом, растерялись, снова закружились, сшибаясь лбами.

Дмитрий оставил гусеницу без присмотра, пошел сочувствовать Саше. Ксерксы раздраженно бегали под кормушкой, наступали на глыбы кварца. Тут же топтался могучий Дима, которого Дмитрий все чаще честил за несообразительность. Он все больше находил достоинств в неторопливом, крепко сбитом ксерксе, уже ожидая от него чуть ли не решения дифференциальных уравнений, которые, кстати говоря, сам решать не умел.

Когда он помог Саше восстановить пирамиду на прежнем месте, их тут же отпихнул реактивный и сообразительный, быстро вскарабкался, напузырился сиропом. Подбежали другие, а положительный и не имеющий порочащих связей написал только пятым.

Снова и снова разрушали пирамиду, тут же на глазах суетящихся фуражиров восстанавливали. Где-то на сороковой попытке именно муравей Сашка взял жвалами глыбу кварца, пронес пару шагов и уронил в основные насыпи. На этом его помощь кончилась, раздосадованные испытатели не могли понять обалдевшего Кирилла.

- Да вы поймите... - шептал Кирилл внезапно пересохшими губами, - это же похоже на сознательный акт! Нет, надо сотни раз проверить. Мог сработать инстинкт. Мог случайно...

- А если не случайно?

- Тогда это переворот. Эпохально!

Дмитрий скривился, словно вместо сиропа хлебнул муравьиной кислоты:

- Переворот! Пойду лучше к гусенице. Мой тезка раньше меня сообразил, где интереснее.

Он побежал за шестиногим Димой, к которому чувствовал симпатию. Саша повернулась к Кириллу, поинтересовалась нейтральным голосом:

- Это в самом деле важно?

- Если получилось не случайно, - ответил Кирилл осторожно. Он в последнее время чувствовал себя стесненно с бравой десантницей, отводил глаза, непривычно тщательно подбирал слова. - Пусть не такой интеллект, как у шимпанзе, но все-таки такой уровень обучаемости... Правда, еще никто не проводил здесь опыты.

Саша сказала с готовностью:

- Кирилл Владимирович, вы не стесняйтесь, командуйте нами. Мы с Дмитрием двужильные, потянем.

Кирилл отвел глаза от страшных шрамов на ее ногах, правой руке, сказал потухшим голосом:

- Ничего особенного делать не надо. Пока что станьте активными муравьями.

На станцию Дмитрий и Саша являлись к ночи. Утром исчезали раньше, чем к Кириллу возвращалось сознание. Дмитрий продолжал обучать муравья Диму доставать гусеницу, а нетерпеливая Саша, покинув на время кормушку, не выходила из центральной, что находилась глубоко под землей, камеры компонотусов. Муравьи стояли плотной кучей, головами к центру, никто не шевелился, даже сяжки почти не двигались. Здесь собралось около пяти сотен, и так они заседали, вернее, заставили на своем вече уже третьи сутки. Запах не менялся, сяжками не переговаривались... Обмениваются мыслями телепатически? Но их руководитель начинает дергаться при одном упоминании о телепатии. Может быть, он не прав, но Кирилл - начальник. Надо, чтобы даже их мысли шли с его мыслями в ногу... Да и вообще приятно, когда твои мысли идут вместе с его мыслями. Даже чуть-чуть следом.

На третьи сутки в глубины муравейника спустился Кирилл, отыскал Сашу.

- Как дела? - спросил он.

Саша висела, растопырившись, на потолке, всматриваясь в застывших муравьев. Ее лицо в слабом свете гниющей древесины было бледным, глаза казались темными провалами.

- Я уже близко к разгадке... - прошептала она. - Остался шажок...

- Не ты одна, - утешил ее Кирилл. - Аристотель был уже на полшажка, Карл Линней, Ниландер, Рузский, Чашечников... Там Забелин вызвался тебя сменить.

- Забелин?

- Да. Товарищ начинает интересоваться не только лазерами. А ты займись наверху, а то Дмитрий вырвался на полкорпуса вперед.

Когда вышли на залитое ярчайшим солнцем деревянное плато, к ним понесся огромными прыжками, при каждом шаге высоко взлетая в воздух, Забелин. Молодой, крепкий, брызжущий энергией. Саша косилась на него ревниво, и Кирилл, желая сделать ей приятное, сказал строго:

- Так нельзя прыгать, любая стрекоза схватит! И чем вы так испачкались, как мясник? Не забывайтесь, Муравьи - чистюли. За плохо вымытые руки могут разодрать на лоскутики. Вымойтесь, проферомоньтесь. Пренебрежение к правилам не бесстрашие, а нечто другое.

Саша сияла, а Забелин, недовольно бурча, отправился приводить себя в порядок. Кирилл бросился головой в бездну. Саша прыгнула следом, обогнала, точнее, спланировала поближе к муравьиной тропе Дмитрия. Вокруг самого Дмитрия громоздились такие россыпи крупных глыб, что хватило бы выстроить новую Трою. Всю неделю Дмитрий, обучая муравьев личным примером, строил с муравьиным усердием причудливые вавилонские башни и тут же рушил их, уподобясь разгневанному богу.

Он весело оскалил белые зубы на еще больше потемневшем от загара лице:

- Дела идут, контора пишет! А знаете, Димка все чаще вертится возле меня. Признал своего, паршивец!

Саша сказала ревниво:

- Мой Сашка тоже отличает меня.

- Среди муравьев?

- И среди людей. Разве что к Кириллу Владимировичу относится с большим почтением.

- Ну, - протянул Дмитрий, - Кирилл на особом положении! Нас больше любят, зато его больше уважают... Даже муравьи.

Кирилл хмуро подумал, что комплимент довольно сомнительный. Его и раньше уважали, даже Климаксов, а муравьи в аквариумах так вообще, наверное, почитали за муравьиного бога. Но радости это не принесло, счастья - тем более.

- Активные фуражиры, - сказал он подчеркнуто педантично, - а Сашка и Дима активные, не только наиболее развитые, но и более любознательные из муравьев, - встретив новое явление, а вы новое явление, непременно исследуют на предмет потенциальной опасности для муравейника или пользы...

Дмитрий жизнерадостно отмел строгую науку:

- Кто поверит такой тарабарщине? Наши тезки привязались к нам потому, что мы хорошие парни!

Хороший парень Саша победно посмотрела на мирмеколога. Бешеное солнце словно бы плавило бугры сизых шрамов, они спускались, выравнивались, оставляя широкие мертвенно-белые следы, и ноги Саши казались перепачканными белой глиной. Только лицо ее оставалось чистым, если не считать белесого шрамика на щеке, да глаза стали еще крупнее, потеряли холодный прицеливающий прищур, в них временами мелькал намек на теплоту, понимание.

Теплые ладони воздуха покачивали гусеницу над головами муравьев соблазнительно, провоцирующе. Муравей Дима тоже суетился, двигал сяжками, поднимался, щелкал жвалами. Дмитрий похлопал Диму по литой башке, похожей на башню танка: "Учись, дурень, доктором наук станешь". Положил самую большую глыбу под раскачивающейся гусеницей. Дима выжидающе посмотрел на Дмитрия, и тот нетерпеливо вспрыгнул, патетическим жестом воздел руки к гусенице.

Муравьи метнулись к нему, Дмитрий полетел кубарем вместе с глыбами пирамиды. Саша язвительно хохотала, но Дмитрий, поднявшись, сообщил неунывающе:

- В моей группе парни сообразительные! Не таких натаскивал. Как-то дали мне стадо допризывников...

Пока он рассказывал о педагогических талантах, муравей Дима попрыгал без толку под лакомством, вернулся к людям. Возможно, тоже привлеченный рассказом тренера и необходимостью исследовать новые явления. Между сяжек у муравья Димы сидел крохотный муравьиный кузнечик, он деловито покусывал Диму за нижний членик антенны. Дима довольно двигал сяжками, выгибал шею, чуть ли не прикрывая глаза от удовольствия.

Вдруг кузнечик щелкнул задними лапками. Дмитрий не успел отшатнуться, как маленькое чудовище ляпнулось ему на голову. Кузнечик тут же лягнул его по уху крепкими лапами, прыгнул обратно. Ксеркс угрожающе раздулся, недовольно глядя на людей, но кузнечик устроился на прежнем месте, и Дима снова вернулся к нормальным размерам. В мощных челюстях кузнечика, непривычно огромных для такого маленького монстрика, бился отвратительный клещ с раздутым от крови брюшком.

Дмитрий недоверчиво потрогал шею. Пальцы нащупали вздутость. Саша повернула его к себе спиной, ахнула, увидев кровавую гематому.

- Как же он... - проговорил Дмитрий растерянно. - Так бы и всего высосал, а я бы и ухом не повел?

- Побрызгал анестезином? - предположила Саша шутливо, но глаза ее были испуганными, она ощупала шею, пустила пальцы по всему телу, свободному от корсета.

- У этих клещей есть обезболивающее, - подтвердил Кирилл. - Иначе бы им не выжить.

Дмитрий с великим изумлением смотрел вслед тезке. Муравей неторопливой трусцой побежал к стене растительных гигантов:

- С телохранителем ходит, барбос? От щедрот и мне одолжил... Кирилл, а мы чем хуже? Моя бывшая невеста мечтала геккона купить, чтобы тараканов на кухне ловил, а тут не безобидные тараканы - вампиры подстерегают!

Саша молчала. Ей было страшно, судя по глазам, и кровососущих клещей, и страшненького кузнечика. Кирилл тоже нашелся не сразу.

- Не знаю, - сказал он, - здесь все переплетено, живут в симбиозе, комменсализме. Чтобы выжить, надо в этот мир вписаться, а мы пока что отгораживаемся... Ты уверен, что позволишь сидеть у себя на плечах такому... такому...

- Кирилл! - вскричал Дмитрий с энтузиазмом. - У меня кто только не жил в детстве! По мне ползали, прыгали, кувыркались, а белка только на моем плече грызла печенье, кто бы ни угостил!

- Ну это совсем не белка...

- Тем более! Я всегда мечтал завести что-нибудь такое...

Не найдя слов, он подвигал в воздухе руками, рисуя причудливое, небывалое, в размерах компактное, но обязательно с рогами, зубами, когтями, шипами и гребнем. Нечто вроде муравьиного кузнечика.

Глава 20

Через пару дней Дмитрий гордо разгуливал по всей станции, посещал все лаборатории, щеголяя маленьким чудовищем. От них шарахались, Дмитрий сердился, требовал погладить его любимца, пощупать его лапы. Маленькое страшилище сидело у него на плече угрюмое, нахохленное, всматривалось в каждого оценивающе, изредка зевало, показывая в широкой пасти три ряда острейших зубов.

- Не бойтесь, - настаивал Дмитрий, - не укусит! А цапнет, так совсем не больно. Мужики, а боитесь пальчик прищемить!

Чтобы не удрал или не отгрыз от голодной жизни ему уши, Дмитрий сам ловил клещиков. Кузнечик сидел осоловелый, с раздутым брюхом. Едва раскрывал пасть, чтобы зевнуть или каркнуть, Дмитрий совал туда клещика, выбирал понежнее, помягче. В результате через два дня на второе плечо прыгнул откуда-то еще один, и такой же страшный.

Дмитрий торжественно вручил новенького Саше:

- На твой будущий день рождения! Зовут его Кузя. Можно Кузенька. Смотри, какой красавец! Породистый. Ты его лапы пощупай, лапы!

Саша опасливо пересадила сытого монстрика на плечо. Шесть лап вцепились в комбинезон, на плечо опустилось теплое пузо, и страшилище задремало.

- Теперь бы и Кириллу, все-таки начальство, - сказал Дмитрий озабоченно. Он нежно поглаживал кузнечика. - Буся ты мой, Буся... Буся толстолапый, Буся умненький... Буся - грозный истребитель клещиков...

Саша сказала нервно, голос ее дрогнул:

- Наш начальник сам подберет, если захочет. Он здесь как рыба в воде. Такое подберет, что как бы наших Бусю и Кузю не сожрало.

Кирилл делал одиночные вылазки за пределы территории ксерксов, вживался, вчувствовался в новый мир. Дмитрий и Саша учили муравьев строить пирамиды, докладывали о сдвигах. Оба, по мнению Кирилла, нашли себе место. Чужая, непривычная планета, диковинные звери, непонятная цивилизация муравьев... Даже другие законы физики, чего нет ни на Марсе, ни на Венере.

- Как ваши контакты?

- Дима талантлив, - ответил Дмитрий гордо, - мы с ним даже трофалаксисом занимались. Он мне мед, я ему букашку. Ходит за мной, сяжками машет. Я уже двадцать слов запомнил.

- А я сорок, - перебила Саша. - Ну тридцать точно. Я со своими излазила нижние этажи. Там причудливее, чем даже у лазиусов! Сашка отличает меня, Кирилл Владимирович! Не как собачка, а как конь скорее...

- А мой бежит навстречу, - заявил Дмитрий победно.

- Ты его подкупаешь, - уличила Саша. - Это нечестно.

Они стояли вблизи муравьиной дороги, в обе стороны двигались красно-черные блестящие тела, свеже пахло кислотой. Вдруг один из ксерксов повел сяжками, стремительно бросился к ним. У Кирилла остановилось сердце, бронированная громадина неслась прямо, острые, как бритва, жвалы блестели...

Внезапно ксеркс остановился, его сяжки уперлись в ладонь Дмитрия. Дмитрий похлопал его по литой голове, едва не поднимаясь на цыпочки, поскреб под жвалами гарпунной стрелой. Ксеркс с блаженным видом подвигал головой, вытягивая шею.

- Неспортивные методы, - сказала Саша обвиняюще.

Дмитрий, не переставая чесать, сумел вскарабкаться, цепляясь за выступы на броне, сел на шею. Ксеркс стоял неподвижно, только чуть поворачивал голову, подставляя под чесалку новые места.

- Я уже катался на нем, - сообщил Дмитрий сверху, голос его прозвучал напряженно. - Еще не понимает ни цоб, ни цабэ, тпру, ни ну. Необъезженный еще, стригунок!

Он перестал скоблить, скрестил победно руки на груди. Ксеркс шелохнул сяжками, что-то привлекло его внимание, он сделал рывок к зеленой стене, Дмитрий покатился по земле.

- Я ж говорил! - сказал он ликующим голосом. - Необъезженный! Ничего, дайте срок, он у меня по нотам петь будет.

- Оперные арии, не меньше, - бросила Саша ехидно, в ее голосе звучала ревность.

- Да уж не в легком жанре. Это серьезный парень, не легкомысленный Сашунчик, у которого ветер в голове... Кирилл, муравьи дрессировке поддаются?

Кирилл ответил изумленно, все еще провожая ксеркса взглядом:

- Раньше надо было спрашивать. Тогда я четко знал, что можно, а что нельзя. Одно скажу, навыки у них воспитываются легко. Муравьи поддаются обучению, а не дрессировке. Ребята, наши мазохинцы получили то, о чем мечтали, - сверхточные инструменты, зато у вас... У вас в руках сверхточные и сверхтонкие методы воздействия! Только у вас двоих. Даже у меня их еще нет.

Да, испытатели ожили, он видел. Уже отличали максили от мандибул, знали работу трахей, а начало словаря муравьиного языка положили именно они.

Еще через неделю он застал Дмитрия за чисткой боевого жеребца. Муравьи всегда чистятся очень тщательно, а вылизываются так, что чистюли кошки передохли бы со стыда, если бы увидели, как это делают муравьи, как до блеска надраивают доспехи. Сообразительный Дима понял наконец, что, если прибежать к двуногому мирмекофилу, тот и почешет, и почистит, и помоет. А то и угостит чем-нибудь сладким. Саша язвительно острила, что еще неизвестно, кто у них сапиенс, кто у кого в услужении, но Дмитрий держался стойко. В его роду, заявил он гордо, по непроверенным агентурным данным, был князь. Этот князь сам мыл и чистил собственного жеребца.

Кирилл наблюдал, как Дмитрий с треском драит железной щеткой, бесстрашно поднимает когтистые лапы, выуживает застрявшие комочки земли, хищную плесень, дергает за сяжки, пригибает огромную голову ближе к земле. Ксеркс терпеливо и послушно выполнял все, поворачивался, гнулся, приподнимался, переступал, нагибал сяжки...

- Вроде электростимулирования? - предложил Кирилл. - Как у подопытных крыс?

Дмитрий даже подпрыгнул от возмущения:

- Кирилл! Хоть ты мой начальник, но пошел ты... с научными, извини за выражение, аналогиями! Это чистопородный ксеркс, а не паршивая крыса. Твое счастье, что он еще не понимает русского языка. Ничего, скоро обучу...

- Я не сказал паршивая...

- Все равно оскорбительно. Это мой друг! Он вчера ждал меня, когда я возвращался с работы.

- А ты бы сел другу на шею и сказал: "Покатай"?

- А ему трудно? Кирилл, такие счеты между друзьями до того оскорбительны, что я даже не знаю...

- Ладно-ладно, винюсь. Приношу ему глубокие извинения. Чехов сказал, что хорошему человеку бывает стыдно даже перед собакой, а так как я человек хороший...

- А ксеркс лучше любой собаки. Это ты хотел добавить? От имени ксеркса принимаю твои извинения. Кирилл, он уже делает по команде полный круг, останавливается. Правда, не всегда, но я думаю, что это я бываю не совсем понятлив...

В основном привлекаешь чесанием?

- Мне он просто нравится, Кирилл. Спокойный, уверенный. Не суматошный, как у Сашки. А когда кто-то нравится, разве считаешься, кто кому сколько должен? Ну чесал, мыл, гусениц давал... Эх, Кирилл, не о том говорим. Начались трудовые будни, да? Но мы должны идти впереди, не так ли? Разведчики как-никак. Десантников забрасывают впереди, за линию фронта. Верно? А нас уже линия фронта догнала, мы почти ничем не отличаемся от остальных. Только они корпят в пещерах, изредка высовываются на солнышко, а мы больше на солнышке, вот и вся разница!

- Что ты предлагаешь? - спросил Кирилл напряженно.

- То, о чем наверняка уже думаешь. Не пора ли рискнуть на экспедицию за пределы Полигона?

Кирилл замер, словно его окатили ледяной водой. Послышались легкие шаги, к ним бежала Саша. Гипса на ней поубавилось, но правая рука по локоть оставалась в лубке. Она сказала, забыв поздороваться:

- Если я правильно поняла, что Дима нашлепал губами... Кирилл Владимирович, мы с Дмитрием и нашими муравьями готовы! Верхом. Как на боевых конях.

- На бегемотах-носорогах, - пробормотал Кирилл.

- Пусть носорогах, - согласился Дмитрий. Его глаза следили за лицом Кирилла. - И тебе подберем что-нибудь, соответствующее положению... Например, льва, на каком Христос въехал в Иерусалим.

Кирилл переводил взгляд с одного на другого. Разговаривал во сне? В анабиозе не поразговариваешь. Совпадение? Но если его мысли совпали с мыслями Дмитрия, от них надо поскорее откреститься.

- Нет, - сказал он наконец. - Ни о какой авантюре на верховых муравьях не может быть и речи.

Глаза Дмитрия погасли. Саша смотрела уже не на губы Кирилла, а ему в рот, но лицо ее было сердитым. Дмитрий спросил осторожно:

- А если мы подтренируем муравьев? До полной безопасности?

- Муравьи никогда не будут от вас в безопасности. Ребята, сама идея терпима, но стратегия должна быть другой. Абсолютно! Но пока об этом помалкивайте, никому ни слова. Даже муравьям. Даже Бусе и Кузе.

В полдень поцапались с Мазохиным. Ссылаясь на муравьев, Кирилл еще вчера предсказал дождь к нынешнему вечеру. Мазохин велел продолжать работу и на поверхности, компьютеры упорно выдавали "без осадков".

Кирилл разозлился, обратился к ученым напрямую. Те колебались между лояльностью к Мазохину, ему доверяли, один из первых колонистов, работает на них, но и Журавлеву верили: специалист, в отличие от Мазохина, собрат по классу, тоже помешенный на работе...

Хотя Дмитрий в запальчивости обвинял, что остальные лишь изредка высовываются на солнце, на самом же деле многие полюбили работать на пне, а в ветренную погоду - близ поверхности, так что в щели заглядывало солнце, проникали запахи цветов. Предупрежденные Кириллом, кое-кто без спешки перенес оборудование, потом воздух вдруг превратился в мокрую вату, остальные тяжело двигались наверху, с головы до ног их укутывала толстая водяная пленка, сковывала движения. Подошвы прилипали, мокрый воздух забивал дыхание, тела разбухли, комбинезоны от перенасыщения влагой не спасали.

С вершины плоскогорья пня видно было, как потемнел мир, в дальней стене зеленого леса началось осторожное шевеление. Закрывались чаши цветков, гигантские листья быстро смыкались, разом исчезли жуки, мухи, богомолы, укрылись пауки, ушли под камни многоножки. Воздух стал плотным, тяжелым.

Они стояли на краю пня, внизу расстилался пейзаж незнакомой планеты. Планеты, на которой они еще не бывали.

Далеко внизу из-под камней, из расщелин и трещин начали появляться мокро блестящие спины, шевелились тонкие ножки, усики, все было голое, незащищенное. Это были полупрозрачные сегменты, нанизанные на черный шнурок ганглия, протянутый через середину. В сегментах трепыхалось по маленькому комочку, а множество коротких лапок переступали непривычно часто. Невиданные существа торопливо сновали, хватали...

- Низшие насекомые, - сказал Кирилл почти шепотом. - Древнейшие существа... Они первыми вышли на сушу, но так и не сумели... Живут в земле, у них ни трахей, ни легких.

- Совсем не дышат? - удивился Дмитрий.

- Дышат поверхностью тела, потому им нельзя на сухом воздухе. Для них даже сейчас слишком сухо и солнечно.

- Хоть они и древние, - заметил Дмитрий оценивающе, - но зубы у них от старости не выпали...

В плотном воздухе начали появляться тяжелые, как снаряды насекомые. Натужно гудя, продавливали воздух, крупные, обтекаемые, в блестящих панцирях, похожих на скафандры, защищенные от проникающей влаги, сырости. Взамен сложившихся листьев растений от земли начали подниматься, испуская вздохи облегчения, другие стебли, которым уже не нужно, спасаясь от перегрева, испарять тонны воды. Между ними шныряли белесые спины, обесцвеченные жизнью под землей...

Внезапно у самого основания пня выпал ком спрессованных опилок. Из тоннеля высунулась огромная голова солдата. Он повел сяжками, осмотрелся, неторопливо покинул муравейник. За ним медленно, словно двигаясь в вязком клее, вышли еще двое, еще... Неторопливые, двигаясь как в замедленной съемке, преодолевая оцепенение, все как один крупные - ни одного фуражира, одни солдаты! - они держали жвалы широко распахнутыми.

Наверху Дмитрий лег на край, чтобы лучше видеть, орал, свистел, подзадоривал ксерксов. Его Димы там не было, но все равно ксерксы были как средневековые рыцари, а нежнотелые пришельцы из доисторических эпох смахивали на драконов. На ксерксах блестели доспехи, а тела драконов были мягкими, гнусно мокрыми, отвратительными.

Драконы были покрупнее, но рыцари отважно вонзали жвалы, незащищенные тела сразу брызгали жидкостью, драконы бились в агонии, выворачивались кверху брюхом, а ксерксы с торжеством волокли трофей в замок, навстречу наградам, признанию.

Внезапно масса воздуха колыхнулась, как резиновая. Саша вскрикнула, ее снесло с пня. Дмитрий успел схватить ее за лодыжку. Оба повисли, и Кирилл выдернул их наверх.

Через миллионы лет ожидания докатились замедленные, почти за пределами слышимости раскаты. Воздух то сжимался, то распрямлялся, возникали ясно видимые разряжения, почти пустоты.

- Засыпаю, - вдруг проговорила Саша угасающим голосом. - Цепенею... Ночью по-другому...

Дмитрий, сам борясь с оцепенением, выудил из кармана горсть капсул. Одну сунул Саше в сжатые губы, другую Кириллу, сам поймал губами остальные.

Снова колыхнулся воздух, уже сильнее. Не удержался даже Дмитрий, покатился по быстро впитывающей влагу древесине. Кирилл с трудом обдирал с лица водяную пленку:

- Все! Уходим!

Едва отдирая подошвы от влажного дерева, достигли входа в тоннель. Дмитрий выругался: ксерксы наглухо забили входы, перекрывая дорогу дождю. В панике, поглядывая на небо, царапая пальцы, взломали баррикаду, протиснулись. К счастью, ксерксов не было, ушли вглубь, иначе бы, как предположил Дмитрий, за порчу жилища в особо опасное время... да в условиях чрезвычайных...

- Взглянем отсюда? - умоляюще спросила Саша.

- Только первые капли, - предупредил Кирилл.

Высунув из шахты головы, они цеплялись за стены, чтобы не сорвало ветром. Мир потемнел, воздух стал холодным. Далекие стебли внезапно наклонились, почти легли вершинами, словно пытались уползти от грозы.

В воздухе тускло блеснуло. Сверху падали крупные лепешки, похожие на хлебный каравай, размерами с батискафы. Даже Кирилл смотрел на капли дождя потрясенно. Ожидал их в той форме, в какой видел уныло свисающими с водопроводного крана. Но здесь гравитация на них не действовала, должны были падать и в виде шариков, если бы не встречное давление воздуха.

Мир наполнился треском и грохотом. Пень задрожал редкими, но мощными ударами водяных резервуаров. Каждая капля несла цистерну воды, упакованную в тончайший целлофановый пакет. При ударе пленка звучно лопалась, вода разлеталась странным цветком: высокий столб в центре, вокруг венчик круглых шариков...

Кирилла ударило с такой силой, что он полетел вниз, в черноту. Тяжелая липкая масса потащила дальше, он с трудом выбросил обе руки, зацепился, повис. Влага ушла дальше, остальная впиталась в деревянные стены. Он сумел отлепиться от стены, все еще ослепленный толстой, как ватное одеяло, пленкой холодной воды.