Чтение 15–й страницы книги ~Ярость~

– А то бы организовали? – спросил Коган.

– Конечно, – заверил Кречет. – Ломать – не строить. И удовольствия больше. Марина, зови… нет, проси его прямо к нам. Да, прямо на заседание. Мы чуть прервемся, а то мозги уже скрипят, пусть отдохнут, а мы пока поговорим с правозащитником. А того, назначенного, не пускать! Это же анекдот, если правительство само пишет текст на лозунгах оппозиции или указывает, за что его критиковать!

Марина заколебалась:

– А может, все-таки в шею? Вам работать надо.

– Погоди, все-таки этот экземпляр из редкой породы бескорыстных. Их оберегать надо. Зови! Только принеси для него кофе. Посмотрим, кто кого использует.

Марина вышла, а Яузов буркнул:

– Какая длинная фамилия… По мне, уж Сруль Израилевич и то проще.

Я ощутил, что надо и мне что-то сказать, поучаствовать, а то вроде бы работа кипит, все что-то делают, торопливо записывают ценные указания Кречета, шепчутся, по-государственному морщат лбы и двигают бровями, только я глазею по сторонам, отмалчиваюсь.

– Да все просто, – объяснил я. – Был когда-то человек по имени Клен. Его дети на вопрос: чьи? – отвечали – Кленовы. Через тридцать-сорок лет дети мужика по фамилии Кленов отвечали на такой же вопрос: кленовские. Или – Кленовичи, если жили чуть западнее. Дети Кленовича уже были Кленовичичи, а дети Кленовичича – Кленовичичевскими. Хоть и длинная фамилия, но произносится легко. Попробуйте!.. Только везде упрощающие жизнь, как жаждется простому человеку, американцы сломают язык.

Коган с восхищением повертел головой:

– Здорово! Хочу посмотреть на его внуков.

– Эпоха образования фамилий уже закончилась, – разочаровал я его. – А то бы у нас были Компьютеровы, Телевизорские, Программистовы, Визажистичи, Факсовы, Факсовичи, Факсовские, Факсучи…

– Факсучи, – повторил Коган с сожалением, – как жаль, что эта эпоха у вас кончилась.

Яузов смотрел с неприязнью:

– Ничего, Сруль Израилевич. У нас, Сруль Израилевич, и других забав хватает. И без этого… Грамматикопоподоллопуса имена интересные, поверьте, Сруль Израилевич, встречаются…

ГЛАВА 13

Кленовичичевский вошел робко, но робость была не от страха перед высокими государственными лицами, а от природной застенчивости, которую многие ошибочно принимают за слабость. Он вздрогнул, увидев в кабинете столько народу, замялся, опять же из-за повышенной интеллигентности, проще выкладывать всесильному диктатору правду с глазу на глаз.

Кречет пошел навстречу, пожал руку, проводил к столу. Краснохарев без особой приязни протянул ему пустую чашку, взял кофейник:

– Вам покрепче или как?

Кленовичичевский сказал застенчиво:

– Лучше «или как». Сердце, знаете ли…

– Знаю, – пробурчал Краснохарев. – У меня оно тоже где-то есть. Не зря же что-то в пятках шебаршится.

Коломиец придвинул Кленовичичевскому сахарницу:

– Потребляете белый яд?

– Да, пока еще…

– Сколько?

– Одну ложечку. Спасибо, довольно.

Он взял чашку обеими руками, словно грея ладони о жестяную кружку возле лагерного костра. Близорукие глаза застенчиво щурились. Кречет сказал благожелательно:

– Пусть белый яд борется с черным! Кофе от этого только слаще. Что вас привело к нам, Аполлон Вячеславович?

Кленовичичевский сказал смущенно:

– Честно говоря, я ожидал, что буду добиваться приема много недель. Но вот так, сразу, у меня в голове все смешалось… Помню, что в числе целого ряда вопросов был вопрос о правах осужденных, что постоянно нарушаются… Суд неправедно осудил Сидорчука, а этот убийца на самом деле несчастный человек. Его надо лечить…

Я ощутил неловкость, справа и слева хмыкали, отводили взоры. Яузов смотрел на правозащитника с откровенной враждебностью, взгляд был оценивающий, словно надел на него двойную выкладку и гонял по грязи. Но уже не привлечь даже на сборы, слишком стар, правозащитник чертов…

Кречет, словно чувствуя общее настроение, развел руками:

– Права преступников?.. Меня больше заботят права тех людей, которых они убивают, грабят, насилуют! Этот Сидорчук, судя по прессе, изнасиловал и убил троих женщин, а вы требуете его лечить?

– Да, это принято во всем мире…

Кречет зло оскалился, как хищный волк:

– Да плевал я на весь этот мир! Лечить преступника, в то время как добропорядочным гражданам не хватает лекарств, мест в больнице, врачей? Пуля их вылечит!

Кленовичичевский отшатнулся в ужасе, с трясущимися губами, растерянный. Пролепетал:

– Но как же… Если у нас правовое государство…

– Вот и будем соблюдать, – сказал Кречет бодро. – Но на все раны йоду не хватит. Давайте сперва самые тяжелые перевяжем, согласны?.. От которых общество вовсе копыта откинуть может. А потом и царапины залечим. Скажем, по вашему настоянию, в интересах защиты прав человека, я отдал распоряжение представить на телевидении, в прессе и на радио… где еще?.. ага, на митингах, если таковые будут, интересы всех конфессий. Как вы говорили, в России есть не только православные, но и католики, мусульмане, даже ламартины… нет, ламаисты, кажется. А со стороны создается впечатление, что православная церковь все подмяла под себя. А это касается всего населения, а не горстки преступников!

Кленовичичевский хлопал глазами, даже открывал и закрывал рот, словно рыба на берегу, явно пытался сообщить, что он такого не говорил, а если и говорил, то кто-то другой из правозащитников, но Кречет речь не прерывал, и на скорбном лике Кленовичичевского отразилось раздумье. Попробуй скажи, что такое не говорил, что Кречет с кем-то спутал, тот может передумать, а он прав: права мусульман и католиков ущемлены, а их побольше, чем всех осужденных. К тому же, если выбирать, о ком заботиться в первую очередь, то все же о честных и свободных гражданах, опять же проклятый диктатор прав…

Кречет умолк, вопросительно посмотрел на правозащитника. Тот понял, встал, поклонился:

– Спасибо. Распоряжение… вы сказали… скоро будет готово?

– Указ, – поправил Кречет значительно. – Вон бумага на столе, видите? Мирошниченко, наш пресс-секретарь, уже набрасывает проект. Считайте, что я его только что подписал.

Мирошниченко пробежал глазами листок:

– Да, пожалуй… все. Можете ознакомиться.

Кречет быстро прочел, я видел, как он мгновенно вгрызается в каждое слово, перефразируя его со всех сторон, затем подписал и протянул Кленовичичевскому:

– Вот видите, как иметь дело с военными? Никакой волокиты. Возьмите с собой, ознакомьте прессу.

Кленовичичевский торопливо взял листок, даже не пробежал глазами, доверяет, бедолага, мало его дурачили, поклонился еще и так же торопливо попятился к выходу. Президентский указ прижал к груди.

Кречет внезапно сказал в спину:

– Да, вот еще…

Кленовичичевский остановился, медленно повернулся. Листок все еще прижимал к груди, но лицо приняло обреченное выражение, будто отняли права всех людей земного шара.

– Передайте прессе, – сказал Кречет, – что я пригласил вас в свою команду. В малый совет!

Когда дверь за ним захлопнулась, Яузов сказал недовольно:

– Что за кукукнутый у нас президент? Сам отдал ему всю славу! Еще и в сумку сложил.

– Да, – согласился Коган язвительно, – теперь отцом потепления в вопросах религии назовут Кленовичичевского. А борзописцы придумают, как он вынашивал эту идею в лагерях, добивался у предыдущего президента, а у этого зверя буквально вырвал из окровавленной пасти, откуда еще капала кровь невинно замученных жертв!

Кречет смерил его недобрым взглядом:

– Я уже знаю, кто будет первым невинно замученным…

– Это не я, – быстро сказал Коган. – Я виноват даже в том, что Христа распяли.

– Это ваше внутреннее дело, – определил Кречет великодушно. – Евреи еврея – нам-то что? Жаль, что одного. Могли бы хотя бы пару сотен. Мелочь, конечно, но приятно… Редкий случай доставить радость всему свету и всем народам!.. Словом, пусть Кленовичичевский будет отцом этого потепления, но и все шишки на него. Мне бы от вас отгавкаться, и то подвиг. Тут еще одна задачка, помимо старых… Казаки снова потребовали вернуть им три района, которые в пятьдесят седьмом были зачем-то переданы Чечено-Ингушетии. А если не вернем, то берутся их вернуть сами. И плевать им на мое правление. И плевать на то, что я могу кровью залить все Ставрополье!.. По сути, это ультиматум. У меня выбор небогат: либо поссориться с казаками, а это не худшая часть народа, совсем не худшая! – либо с Чечней, с которой и так в ссоре. Понятно, что надо плюнуть на казаков, а Чечню поцеловать в зад, у нас всегда плевали на свой народ, до того доплевались, что более заплеванного и затюканного народа нет на свете…

Я не поверил своим ушам:

– Плюнете на требования казаков?

– Я сказал, что раньше всегда плевали на своих, а чужих целовали… Но мы начинаем возрождение России или нет?

Коломиец откашлялся, сказал бархатным голосом:

– Вообще-то это была подлейшая предательская политика предыдущего правительства! Весь Кавказ до предела набит оружием, каждый чеченец или ингуш с автоматом ходит в кино и гуляет по улицам, а казачеству не разрешается иметь даже пистолетов!

Мирошниченко, пресс-секретарь, подхватил:

– А если бы казаки вздумали вооружиться сами, как это сделали чеченцы… представляю, с какой жестокостью бросили бы все танковые армии против них! Со своими у нас привыкли не церемониться. А если не уважаем свой народ, то как нас будут уважать те же чеченцы, грузины, американцы?

Что-то меня беспокоило с самого начала, и только сейчас начал понимать причину. Слишком быстро Кречет нашел единомышленников. Когда эти люди говорят так, будто это Кречет говорит другими голосами… Я – другое дело, Кречет настолько выучил мои книги, что буквально говорит цитатами, но эти люди совсем недавно работали в кабинете, который вел совсем другую политику. Либо лгали все годы, либо лгут сейчас, поддакивая и угождая. Но скорее второе, ибо Кречет высказывает совсем не то, что привыкли слышать от президента.

Краснохарев, молчаливый Усачев, медведистый Яузов… Все они следили за президентом очень внимательно, а Краснохарев, улучив минуту, сказал глубокомысленно:

– Раз уж заговорили о казачестве, о праве на личное оружие… Есть идея, как привлечь на свою сторону самую многочисленную партию.

Кречет скривился:

– Демократов?

– Куда демократам, – усмехнулся Краснохарев с победностью в голосе, – сейчас силу быстро набрала партия Валерия Полозова!

– А, это те, кто требует право носить оружие?

– Да. Почему не пообещать, что право на ношение гражданами оружия будет записано прямо в Конституции? Как в США. Конечно, сперва только избранным… Ну, как при Хрущеве, когда собирались разрешить иметь дома оружие членам партии. Теперь партии нет, но остались люди, что прожили на данном месте не меньше десяти лет, психически здоровы, не были, не привлекались, не участвовали… еще какие-нибудь ограничения, а дальше постепенно можно расширять круг владельцев оружия.