двухцветной глубине, ворочалось двухтелое существо с одним детским лицом,
излучая поток силы без конца и предела, дикой первозданной мощи вне добра
и зла, вне разума и безумия, вне...
собой незрячими глазами.
оборванец в драной хламиде с капюшоном. В руках нищий держал двух дохлых
змей, пугая ими прохожих, которые сторонились оборванца и ругались
вполголоса. Наконец нищий умудрился засунуть одну змею в корзину какой-то
женщины - причем сделал это настолько умело, что сама женщина ничего не
заметила - после чего угомонился и подошел к Тиресию.
змеи в лицо слепому, ловко увернувшись при этом от кулака раба-поводыря. -
Угощайся старичок!
отпуская поводыря. - Меня, сына нимфы Харикло? Обманывай зрячих, Лукавый,
лги закосневшим в зрячей слепоте!
гримасничая. - Ты и сам себя обманешь, без меня!
Гермий-Киллений! [Киллений (Килленец) - прозвище Гермия (Гермеса),
родившегося на горе Киллене, в Аркадии] Эти змеи дают человеку вдохнуть -
а выдохнуть он уже не успевает... Я не удивлюсь, если узнаю, что эти
замечательные змеи стали твоей игрушкой на половине их пути в дом
Амфитриона! А дальше поползли уже совсем другие...
свете, мудрый Тиресий?
ты не всеведущ, Лукавый - и в этом мы равны. Когда я вернусь домой - я
принесу тебе жертву. Прощай.
раб, ожидавший в стороне, и привычно подставил плечо под ладонь Тиресия.
дохлую змею в спину проходившему мимо ремесленнику. - Впрочем, не думаю,
что это случится скоро...
из мокрого песка некое сооружение, столь же грандиозное, сколь и
бестолковое. Он кричит звонко и чуть-чуть сердито, потому что мама все
никак не подходит; курчавые волосы падают на его выпуклый лоб, все тело с
головы до ног перемазано грязью, как у борца в палестре [палестра -
частная гимнастическая школа для мальчиков 12-16 лет; палестры имели
открытые площадки, беговые дорожки, бассейны, крытые гимнасии и т.д.]
после долгой схватки, и нижнюю губу он закусывает точно так же, как это
делает Амфитрион, когда чем-то увлечен.
палец в пасть недавно родившемуся щенку их гончей суки Прокриды, еще
полуслепому и совершенно не умеющему лаять и понимать, что с ним играются.
Щенок сосет палец, и Ификл заливисто смеется, а потом зачерпывает
свободной рукой пригоршню грязи, обмазывает себя ею и закусывает нижнюю
губу точно так же, как это делает Амфитрион, когда чем-то увлечен.
кто? У кого болит животик - у Алкида или у Ификла? Животик в конце концов
болит у обоих, и оба не желают пить горький лечебный настой, плюясь и вопя
на весь дом. Кто разорвал любимый мамин пеплос, подаренный ей тетей
Навсикаей - Ификл или Алкид? Пеплос разорвали оба, и никто из нянек не
понимает, как можно было успеть столь основательно изорвать прочное на вид
полотно, оставшись без присмотра всего на минутку?!
примерно до памятной истории со змеями. Потом же шнурочек неизменно слетал
и терялся, или вовсе перекочевывал к Ификлу, а то и оба брата гордо
щеголяли одинаковыми шнурками, приводя нянек в полное недоумение.
на двоих (когда только снашивать успевают, неугомонные!), и по мягкому
месту влетало поровну; и уж тем более редкая нянька могла потрепать по
голове одного сорванца, чтобы тут же не взъерошить волосы второму - упаси
Зевс, не того лаской обделила!
мать.
человек, зашедший в дом Амфитриона - короче, все считали само собой
разумеющимся то, что чуть-чуть больше материнской любви перепадало
маленькому Алкиду. Совсем капельку, кроху, мелочь...
мрачнела Алкмена, ловя на себе взгляды мудрых богобоязненных фиванцев.
Самой себе боялась признаться дочь микенского правителя Электриона, что
обе руки свои отдаст она за сыновей, но правую руку Алкмена отдала бы за
Ификла, за младшего, за сына того хмурого неразговорчивого воина, которого
выбрала она однажды и навсегда, чья колесница грохотала по краю обрыва, и
в грохоте этом слышалось одно имя "Алкме-ена", и "Алкме-ена" свистел
кривой нож в переулке, вспарывая горло насильнику; и еще имя свое она
читала в глазах Амфитриона каждую ночь.
Алкмена еще ни разу вслух не назвала сыном Зевса.
шитьем, и круглое миловидное лицо не выражает ничего, кроме покоя и
удовлетворенности. Она хорошо научилась притворяться в последнее время -
Алкмена, жена Амфитриона.
великого архитектора Алкида; полуслепой щенок отползает от задумавшегося
Ификла (палец, которым он только что кормил щенка, Ификл теперь сосет сам
и целиком поглощен этим занятием) и, смешно виляя задом, приближается к
крепости из мокрого песка.
глазах его исподволь разгорается черное пламя; и прислушивается к чему-то
юный Ификл, словно рокот огня в глазницах брата донесся до него и заставил
нахмуриться не по-детски.
грязное бедро, пахнущее домом, уютом, покоем...
Алкида звучало странное торжество и гул древних глубин, крик его тек
подобно лаве, вырвавшейся наружу и сжигающей все на своем пути; а в крике
Ификла смешивались испуг ребенка в темной комнате и ужас взрослого,
встретившего непознаваемое.
как жертва под ножом.
его вверх и тут же ударив спиной оземь, и еще раз, и еще...
рухнули на крепость из мокрого песка, барахтаясь в грязи, подмяв под себя
еле слышно скулившего щенка - и когда подбежавшие няньки растащили детей в
разные стороны, то не одной из них пришлось задуматься: какой же мощью
обладает юный сын Зевса, если три взрослые женщины еле смогли удержать
его, ребенка трех с половиной лет?
плача еще громче от рези под веками; и стояла над ним дряхлая Эвритея,
единственная, кто подумала: "Три взрослых женщины с трудом удерживали
бьющегося в истерике Алкида, но, пока мы подбежали, его удерживал Ификл,
вот этот... или не этот?.. Зевс-Тучегонитель, кто же из них кто?!"
жертва непонятного случая.
роще, посвященной воинственному Аресу-Эниалию, большой камень. Камень
окажется кем-то обтесанным в форме жертвенника - обтесанным поспешно, на
скорую руку - и на камне-алтаре будет хорошо видна запекшаяся кровь. Рядом
с камнем охотники увидят пепелище отгоревшего костра - свежее пепелище,
вчерашнее - а в золе будут лежать почерневшие сверху кости.