Разве оскудел рудами и жилами наш мир, о славный сын Дарата? Разве переделана вся работа ваших молотов? Если вы достигли вершин умения и выше вам уже не подняться - тогда тем больше причин остаться здесь, ибо знание, обретенное в этих чертогах, ты не сможешь сыскать нигде больше. Что вам до распрей между земными владыками? Отринув мудрость и осмотрительность, столь свойственные как твоему роду, отважный половинчик, так и Народу Дьюрина, достойные тангары, вы возомнили себя в состоянии решать за других, присвоили себе право скорого суда. Вы идете, чтобы отнять жизнь у человека, посчитав его новой страшной угрозой миру и покою там, наверху.
Однако неисповедимы пути людей, Тьма и Свет причудливо слиты в каждом из них. Нет среди них до конца правых, ни до конца виноватых. Нам ведомо - вы виделись с Наугримом. Вести о вас дошли и до него, давно двинувшегося собственными путями, гордого тайной своего рождения, своим великим отцом.
Но разве от него вы узнали нечто, что до конца разрешило ваши сомнения? От него мы получили известия о вас, и еще раньше наш Отец принес послание от одного из могучих духов Валинора, именем Олорин - он просил нас помочь вам. Но единственное, чем мы можем помочь - это избавиться от пагубного заблуждения, внушенного вам силой рук и относительным преимуществом в обладании знаниями. Вы убеждены, что именно вам суждено остановить новую войну, и ради этого готовы втягивать в ее страшный размах все новые и новые племена, желая усилить ту сторону, которая, по вашему разумению, права. Вы сражаетесь, охраняя устои старого царства и покой эльфийских крепостей. Вы скажете, что, если не остановить этого человека именем Олмер, он захватит все Средиземье и Зло восторжествует. Но соразмерили ли вы силы и цвета этих сил? В муках рождается новый строй жизни людей - но разве все то, что рождено их разумом, не должно, по их понятиям, пройти проверку делом? Они не признают путь медленного движения мысли, всесторонне оценивающей возможные последствия того или иного поступка, и все невоплощенное тотчас же обретает в их сознании ореол необычайных достоинств, каковыми на самом деле вовсе не обладает, и в их сердцах рождается пустая тоска по недостигнутому, и они бездумно отвергают существующее, стремясь к чему-то призрачному, размытому и неопределенному.
Какой же нам смысл вмешиваться во все это? Давно уже не те и эльфы Запада - отказавшиеся от свободы, покорно ушли они на Заокраинный Запад, где нет ни трудов, ни борьбы, ни забот, чего предостаточно здесь, в Средиземье.
Давно не участвуют они в столкновениях темного со светлым - во имя чего же нам вставать на их защиту, тем более что пока на них еще никто не нападает? Угрозы далеко не всегда приводятся в исполнение, опасаться, по-моему, следует не того, о чем на каждом углу кричат последователи этого самого Олмера - а того, о чем они помалкивают. Вы ставите на карту все, что имеете, но подумал ли ты, половинчик, что если тебя постигнет неудача и ты падешь - что станет с твоим народом, с твоей страной? Если она действительно окажется на пути вторгнувшихся с востока ратей? Или на пути идущих против них сил с запада? Разорение родного очага можно предотвратить, не только закрыв его собой. Войны пресекаются не только силой и удачливостью, сколько хитростью. Ведь даже если вы убьете предводителя, на его место тотчас встанет другой. Войны все равно не избежать, а вы лишь зря погибнете. Подумайте еще раз! Вы ведь не можете знать своей участи. Наши законы предписывают строго карать обманщиков, пользующихся словом-пропуском в корыстных целях.
Окончив долгую речь, Мотсогнир умолк.
- Это не просто война, - внезапно решившись, заговорил Фолко. - Это продолжение войн, начавшихся еще до сотворения Арды! Как мне еще уберечь от разгрома родину? Посоветуйте же, вы, мудрые! Как я смогу жить, если узнаю, что милая моя Хоббитания обращена во прах?! Я не знаю иных способов, да и учиться уже поздно. Речи твои, почтенный, были прекрасны, со многими я бы согласился - если бы понял их предназначение. Какое вам дело до нас, трех крошечных песчинок в неисчислимом море взвихренных войной народов? Отпустите же нас и дайте пройти наш путь до конца. Мы не может убедить вас в своей правоте, вы не хотите вступать в сражение ни на той, ни на другой стороне - не нам вас судить. Но только помните, что грош цена всем высокомудрым рассуждениям, если в результате на месте прекрасных, устроенных земель раскинется выжженная пустыня! Да, мы были бы счастливы "втянуть", как нам уже сказали, вас в войну! Втянуть - потому что никогда гномы не служили Злу ни в одном из его многочисленных обличий.
Ваши предки, бывало, ссорились с эльфами и даже воевали с ними - но время ли сейчас для старых счетов? Мы имеем дело с могучей и жуткой Силой - и никто не может чувствовать себя в безопасности, пока она действует. А если вы настолько сильны, что одно появление ваше может решить исход дела - так его надо решить в пользу сохранения старого, привычного и устоявшегося, ибо новое, что пробивает себе сейчас дорогу, громоздит курганы мертвых тел! Отпустите же нас и, по крайней мере, не мешайте. Нам себя все равно не переломить, и ученики из нас никудышные. Да, на мне есть вина, я произнес ваше заветное Слово с одним намерением - спасти себя для дела, которое начал и от которого не откажусь, пока ноги еще могут нести меня. А теперь я умолкаю. Наша судьба в ваших руках. Мы ответим вам на все, что сможем, если вы спросите.
Утирая рукавом пот и дивясь сам себе, Фолко замолк и потупился под изумленными взглядами друзей. Нечасто произносил он подобные тирады, но уже если начинал говорить в стиле, более подобающем для героев Войны за Кольцо, то зачастую сам не мог остановиться.
Пять пар глаз спокойно поднялись на хоббита. Пять пронзающих взоров старались проникнуть к самым корням его помыслов; и прежде чем он успел воспротивиться этому, он услышал голос Вира:
- Малыми речами не переубедить их, брат Мотсогнир. Нужны долгие пути движения мысли, нужно сосредоточение и одиночество... Горячая кровь будет гнать их вперед до тех пор, пока они не падут мертвыми. Высокие по их меркам чувства движут ими, они не ищут ничего для себя, - быть может, отпустим их с миром?
- Разве не знает брат Вир, что высокие чувства не могут оправдать гибельных последствий продиктованных ими деяний? - возразил говорившему Видгри. - В безумии своем они готовы на все, лишь бы исполнить задуманное - им неважно, сколько погибнет при этом невинных! Сколько Смертных окажется втянуто в истребительную войну!
- Войны не избежать, - угрюмо нагнув голову, хрипло сказал Торин. - Мы же выиграли одну битву под городом людей Аннуминасом, далеко на западе отсюда. К сожалению, победа не была окончательной, наш враг обретает власть над страшными силами - над Ночной Хозяйкой, например. Неужели вас не беспокоит и это?
- Не беспокоит, - холодно произнес Свальви. - Мы не бросаемся на каждый пожар. У нас иные пути и иные дела.
- Не время сейчас спорить об этом, - досадливо поднял руку Вир. - Что мы сделаем с этими путниками, нарушившими наш закон? Положа руку на сердце, я бы отпустил их. Нам не понять их, им не понять нас. Пусть идут.
Что скажешь ты. Тир?
- Пусть идут, - прогудел молчавший доселе гном. - Они чужды нам.
- Нельзя не исполнять закона, - нахмурился Свальви, и Видгри, соглашаясь с ним, молча наклонил голову.
Все повернулись к пятому - Мотсогниру.
- Отпустим, - после продолжительного молчания наконец вымолвил он. У хоббита вырвался невольный вздох облегчения. Свальви и Видгри угрюмо набычились, словно готовясь немедля возражать, однако Мотсогнир остерегающе поднял руку.
- Отпустим, но с браслетами Ауле, - жестко произнес он, и все остальные, как по команде, замолчали.
С минуту пятеро Черных Гномов беззвучно переглядывались, а затем, вставая, один за другим торжественно произнесли: "Да будет так!"
- Вы дадите клятву нигде, никогда и ни под каким видом не говорить на поверхности о чем бы то ни было, что видели, узнали или хотя бы подумали здесь, - начал Вир. - Но слова - ветер. Мы давно не верим никому на слово.
Браслеты Ауле, - в его голосе зазвучал металл, - умертвят вас в тот миг, когда вы начнете говорить при ком бы то ни было четвертом. А чтобы вы не сомневались - смотрите!
Откуда-то в руке Вира появился простой темный браслет без единого украшения, грубо отлитый из черного металла. Черный Гном надел его на торчащий рядом с подлокотником его кресла острый камень и, пристально смотря на него, щелкнул пальцами. Секунда - и браслет побагровел, засветился, волна жара докатилась даже до стоящих внизу друзей, а спустя еще мгновение камень потерял первоначальную форму и цвет и потек огнистой струйкой...
- Не пытайтесь снять или разбить этот браслет, - продолжал Вир. - Благодаря ему мы всегда будем знать, храните ли вы нашу тайну или нет. И если нет - горе вам! А когда он станет не нужен и в один прекрасный день вы не увидите его на ваших запястьях - тогда говорите, - закончил Черный Гном загадочной фразой.
Скрипучая площадка медленно поднималась вверх по кажущейся бесконечной шахте. Где-то в глубине скрипели водяные колеса, наматывая на себя бессчетные лиги прочных канатов. Те же трое хозяев, что привели друзей в Зал Королей, теперь сопровождали их обратно.
Гномы и хоббит молчали. Правое запястье каждого замкнул недобрый серый браслет - словно змея, дремлющая до времени. Кто будет держать в узде дремлющие в нем силы?..
Впрочем, против ожидания, на Фолко это почти не подействовало. Он просто прибавил ко многим негласным правилам, которых приходилось придерживаться в этом походе, еще одно, не принимая его близко к сердцу.
Прошло то время, когда его могли повергнуть в страх какие-то, смешно теперь и вспоминать, туманные слухи...
Колеса скрипели, продолжая свою всегдашнюю работу. Друзей ждало Средиземье, ждал Отон.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
К ДОМУ ВЫСОКОГО
- А и метет же здесь, - проворчал Торин, безуспешно пытаясь поплотнее закутаться в свой старый, видавший виды дорожный плащ. Вьюга свирепствовала вовсю, швыряя в спину крупные горсти жесткого снега и едва не гася небольшой костерок, который им с трудом удавалось поддерживать на этом ветру.
- Да и пива, ручаюсь, не сыщешь ближе, чем за полтысячи лиг! - хлюпая носом, прогнусавил Малыш - который уже день его мучил жестокий насморк. - Эх, говорил ведь я вам - идем в Айбор! Не послушались...
- Опять скулишь? - рыкнул Торин, однако внезапный порыв ветра бросил ему в лицо пригоршню колючего снега, он поперхнулся и умолк.
- Тут заскулишь, - не унимался Малыш. - Лезем, сами не знаем куда!
Олмера как не было, так и нет, и появится ли он возле этого Дома Высокого - одному Дьюрину ведомо! Сколько еще будем скитаться?
- Сколько надо, - буркнул в ответ Фолко, - но, чувствую, уже недолго.
Хоббит сидел, низко подвернув капюшон, спиной к пронизывающему ветру, и своим дыханием пытался отогреть стынущие руки. Над Средиземьем лютовал декабрь, оказавшийся здесь, далеко на Востоке, куда как свирепее и морознее, чем в уютной Хоббитании, хотя по звездам выходило, что сейчас друзья были даже южнее Бэкланда. Неделю за неделей после встречи с Черными Гномами отряд Отона пробирался на восток, одолевая холмы и болота, леса и пустоши, реки и горные отроги. Они приближались к Баррскому Хребту; где-то впереди находился Черный Замок - ключ к переправе через великую реку Востока, Хоар. Откуда их путь лежал на север - прямо к укромной долине, где среди зачарованных скал брала свое начало Тропа Соцветий.
В этой дороге они преизрядно хлебнули лиха. Прекрасные видения больше не посещали хоббита, а свое умение вызывать их по собственному желанию он не пускал в ход. Все это стало странно далеким, холодным, чужим.
Несокрушимым бастионом стояло в золотом величии Заморье; озаренный дивным светом Валинор словно забыл о бедах и тревогах Средиземья; Фолко все реже и реже обращался к нему в своих мыслях. Он был накрепко привязан к делам Смертных Земель и, размышляя вечерами у костра, не раз говорил себе, что никогда бы не ушел на Заокраинный Запад, будь он на месте Бильбо, Фродо или Сэма.
"Что они делают там? - спрашивал себя Фолко, каждый раз оставаясь без ответа. - К чему там знания, к чему все, если не в твоей власти изменить даже малую малость в этом застывшем Раю? Да, правы Авари - свой Свет всегда лучше Света дареного..."
Его мысли нарушил приход посыльного от Отона - предводитель отряда звал хоббита к себе.
За время, проведенное в походе после столкновения с Черными Гномами, Фолко привык к этим вызовам. Ему странно было признаться в этом даже самому себе, но где-то в глубине души он испытывал нечто вроде приязни к суровому воину с редким, прямо-таки детским вниманием и жадностью слушавшему бесконечные истории, рассказываемые хоббитом из прочитанного и услышанного. Отона интересовало все - возникновение Королевства Арды и Изгнание Мелкора, Гибель светоносных Дерев и Укрепление Валинора, и Исход Нолдора... - все, касающееся Первой, Второй и Третьей Эпох. Он забрасывал Фолко вопросами, стараясь докопаться до самых глубинных причин того или иного события; особенно часто он просил пересказывать печальную быль о черной судьбе Тьюрина Турамбара, совершившего великие подвиги, убившего исполинского Глаурунга, лучшего дракона из стаи Моргота, но в конце концов по неведению ставшего мужем собственной сестры и в ужасе от содеянного бросившегося на свой обнаженный меч.
"Вот это воин! - с восхищением говорил Отон. - Он нравится мне куда больше, чем этот выскочка Берен. Берен без волшебства Лютиэн не ступил бы ни шагу. Тьюрин - другое дело! Пусть ошибался - но каков боец!"
Много расспрашивал Отон и о Нуменоре; и, когда он услышал эту историю, то долго сидел, потупившись в мрачном раздумье.
И Фолко не видел в Отоне сперва привидевшейся ему потаенной черноты.
Бывалый воин, Отон почувствовал в только начинавшем тогда Олмере большую силу и пошел за ним, твердо веруя, что наконец-то встретил того, кто создаст новое царство, и, по правде говоря, не слишком прислушивался к тому, что тот говорил о великой войне с эльфами. Он любил своего Вождя, смелого, дерзкого, удачливого, любил его властную, подчиняющую себе обстоятельства волю - и шел за Олмером, однако мало-помалу в окружение Вождя проникали все новые и новые люди. "А из стариков остались только я да Берель...", и Фолко понял, что Отон, несмотря ни на что, в глубине души уязвлен незначительностью отданных под его начало сил; в бытность свою воином Приозерного Королевства ему случалось водить многотысячные дружины.
Отон много расспрашивал и о Черных Гномах - обо всем, увиденном хоббитом в недрах загадочной горы; конечно, прежде всего его интересовало, не выйдут ли в решающий момент хозяева Подземелья на поверхность, чтобы склонить чашу весов войны на ту или другую сторону; Фолко стоило немалых трудов уклониться от ответа.
И ни разу после столкновения с Ночной Хозяйкой не видел Фолко, чтобы Отон пользовался Талисманом Олмера. Загадочное и зловещее Кольцо он спрятал куда-то подальше; то ли подействовали рассказы хоббита, то ли пока довольствовался силами, отпущенными ему природой.
Обычно Отон был очень осторожен в разговорах; половинчик оставался тайным лазутчиком, очень много знающим и состоящим с Вождем в каких-то неясных отношениях; подозревая особую преданность хоббита Олмеру, Отон долго ничего не рассказывал сам; только в последнем их разговоре у него прорвались горькие слова: "Ох, меняется Вождь, и странно меняется, помяни мои слова, половинчик, я знаю его очень давно..."
Они подошли к походному шатру Отона. Посыльный откинул тяжелый полог, и Фолко поспешно шагнул внутрь, где не мело, где тлели угли в жаровне и где наверняка его ждал добрый глоток терпкого красного гондорского, от которого перестают неметь пальцы и холод на время ослабляет свою когтистую хватку.
Предводитель отряда встретил иззябшего хоббита долгожданным рогом вина и предложением выкурить трубочку в тепле. Отон сам, несмотря на бури и метели, редко пользовался своим удобным шатром, отдавая его отрядному лекарю, пользовавшему искусанных морозом; Отон приходил сюда, лишь когда держал совет с десятниками или когда говорил с хоббитом.
И сегодня он внезапно заговорил с Фолко на совершенно неожиданную тему - о нынешних эльфах. Не об их героическом прошлом, а о настоящем, против которого и восстал Вождь.
- Скажи мне, половинчик, почему ты все-таки идешь против эльфов?
Фолко смешался. Он чувствовал, что Отон сам недавно задумался над этим вопросом и оказался в тупике, и вот теперь ищет хоть каких-то разъяснений у единственного во всем его отряде, с кем он может поговорить - у тайного посыльного Западных Пределов, вступившего во вражеское войско под чужой личиной искателя приключений!
- Но мы пока еще не воюем с эльфами и, мне кажется, вряд ли будем, - уклончиво ответил Фолко. - Мир меняется, эльфийские крепости пустеют, наступает благодатное время для воздвижения смелыми и сильными людьми новых могучих держав - и за счастье почитаю я служить первому из их числа!
Отон промолчал, никак не отозвавшись на эту напыщенную верноподданническую речь.
- Ну, а если неверная судьба войны выведет нас, скажем, к Серой Гавани?
- прищурившись, спросил Отон после минутного молчания. - Ты пойдешь на стены, если таков будет приказ Вождя?
Вопрос за вопросом - один неприятнее и опаснее другого! Фолко ничего не оставалось делать, как прикинуться обиженным:
- Ты сомневаешься в моей верности Вождю, мой капитан? Как еще мне понимать твои слова?
Отон усмехнулся.
- Кто знает, может, тебе, половинчик, придется идти на эти стены под моей командой. А воин - не марионетка. Он хорошо бьется, когда знает, за что. Мы люди, мы свободны, и в наших силах сделать выбор. Судя по тому, как ты пытаешься уклониться от ответа, ты далеко не все решил для себя.
Знаешь ли ты, что в Клятву, которую ты должен дать Вождю, входит твое обещание насмерть сражаться с эльфами? Берегись давать слово, если знаешь, что не сдержишь его! Из того, что ты рассказал мне о Силах Арды, можно понять, что они умеют карать за клятвопреступление. Берегись мести судьбы!
Фолко сидел ни жив ни мертв. Слова Отона заставили его сердце бешено заколотиться, ему не хватало воздуха. Неужели Отон заподозрил неладное?
Фолко сейчас в его полной власти, он, считай, безоружен - кроме заветного клинка Отрины, ничего нет, кольчуга снята, - а у Отона наготове его двуручное чудовище. Хоббит напрягся, готовясь, в случае чего, убежать, хотя бежать-то ему некуда. Кругом на много лиг - занесенная снегом пустыня, до ближайшего селения - четыре перехода, вдобавок тамошние обитатели держат руку Олмера.
- Что же, если они встанут на нашем пути... - проговорил он, однако его слова, судя по всему, не убедили Отона...
После этого разговора Отон больше не звал к себе хоббита.
Отряд медленно пробивался все дальше и дальше на восток. Их путь лежал к Черному Замку - Хоар не замерзал даже в самые лютые морозы, и перейти его можно было только там.
"Если не сумеем построить плоты, - часто повторял Отон, обходя вечерами лагерь, придется обманом..."
В одну из первых вьюжных ночей друзей отыскал наконец крылатый посланец Радагаста с письмом. Его строчки дышали тревогой - старому магу по-прежнему не удавалось разобраться в природе силы Олмера; он послал соглядатаев - пернатых и четвероногих - далеко на восток в поисках мест падения Небесного Огня, но сейчас зима, все закрыто снегом, искать трудно.
Среди эльфов Серых Гаваней поднялась тревога - известия о Пожирателях Скал были проверены и подтверждены Кэрданом. Предположения друзей оказались верны - порождения Подгорной Тьмы, разбуженные и направляемые невесть кем, тянулись на северо-запад, прямиком к эльфийской твердыне, постепенно уходя из-под Мории. Дружины Дори, уже заслужившего прозвище Славного, умели ворваться в Казад-Дум; в двухдневной битве гномы разбили соединившиеся было для отпора им отряды орков разных племен и - в который уже раз приступили к восстановлению великого Царства. Сам Дори, однако, отказался от короны - он не из рода прямых потомков Дьюрина... Кольцо помогает им обороняться от подземного страха, и сейчас гномы ищут подходящие источники глубинных вод, чтобы пустить эти реки в прожженные Пожирателями тоннели.
Однако от этой опасной затеи гномов удерживают пришедшие к ним сейчас эльфы Корабела - из-за непредсказуемых последствий, которые это может повлечь. Ангмар пока затих - однако дух смуты не покинул тех мест. То и дело с востока приходят какие-то подозрительные личности, втайне, несмотря на запрет Наместника, куется оружие, случаются нападения на дозорные арнорские посты. Разбойники же после разгрома Олмера прошлой осенью поутихли, на дорогах Северного Королевства спокойно; Могильники окружены надежной стражей, хотя все, что удается пока сделать - это успокоить поселян. Чудные вещи творятся там ночами: однако всяческие "серые отряды" перестали безнаказанно шастать по окрестностям.
"Но я чувствую, как на Востоке продолжает скапливаться гной, - писал Радагаст, - и если вам не удастся покончить с главной причиной смут, то все труды по умиротворению Запада окажутся бессмысленными..."
Однако письмо Радагаста ничего не изменило в их повседневном существовании. Дни шли своим чередом, Отон железной рукой продолжал вести свой отряд через снега - и Баррский Хребет на горизонте становился все выше и выше. Трудиться приходилось в поте лица, хорошо еще, что они шли не по пустыне - эти края были населены какими-то малыми родами ховрарского союза племен; в поселениях можно было достать пропитание. Однако и эти редкие деревни наконец остались позади - начинались предгорья, места унылые и бесплодные.
- Как бы на орков не напороться, - как-то утром проговорил Торин, озабоченно оглядывая окрестности. - Что-то уж больно подходящие для них места!
- Зима ж, какие тут тебе орки, - возразил подошедший Малыш, - впрочем, я бы и на орков согласился - тряхануть бы их логово, глядишь, пивом разжились бы.
- Типун тебе на язык, - всполошился Фолко. - Не желаю я никого трясти!
Тут тебя самого в кольчуге от холода трясет.
Дорога - наезженная, утоптанная - вела в неширокую долину между почти смыкавшимися каменными отрогами Хребта. Это был единственный проход дальше, на восток, если не считать нескольких горных тропок; здесь древний торговый тракт проходил через единственную узкость, и потому, как объяснил отряду Отон, эти места издревле любили всяческие лихие люди.
- Если встретим кого, - говорил предводитель, - бить не будем, постараемся решить дело миром и привлечь их на нашу сторону. Нам смелый народ нужен.
Следы на тракте говорили о том, что обоз прошел здесь уже довольно давно; если кто и собирался засесть впереди, в ущелье, то должен был уже это сделать. На всякий случай Отон приказал всем вооружиться.
Утром следующего дня они вступили в ущелье. Фолко только успевал крутить головой - такая красота внезапно открылась его взору. Несмотря на мороз, с исполинских обрывов низвергались вниз сверкающие водопады; диковинными змеями, свесившиеся с карнизов, застыли громадные сосульки.
Зима причудливо разукрасила сложенное странными зеленовато-черными породами ущелье, превратив его в сказочный эльфийский замок. Небо было голубым, ярко светило солнце, сверкал снег, сиял лед, журчала, борясь с холодом, в ледяных тоннелях быстрая темная вода...
"Как-то уж все слишком хорошо. Не может быть, чтобы никакой пакости не приключилось", - подумал Фолко.
Он даже не удивился, когда воздух вокруг него внезапно вспороли чьи-то длинные черные стрелы.
- Эге-гей! Налетай! Бей! - раздались хриплые и грубые голоса вокруг.
Срывая с плеча лук, хоббит поднял голову - вздымая облака серебристой снежной пыли, со склонов кубарем катились прямо на замерзший и ощетинившийся сталью отряд какие-то замотанные в мохнатые шкуры существа - высокие, с широченными плечами и совсем малорослые, хоббиту по плечо; мелькали стрелы и копья.
"О мощный Ауле, гурры вкупе с горными и пещерными троллями!" - отрешенно подумал хоббит, не имея времени пугаться.
Его руки уже делали свое дело - и снег на ближнем склоне окрасился темной кровью одного из нападавших.
Отон бесстрашно выехал было вперед, что-то крикнул - в грудь ему ударило тяжелое кривое копье, видно, самодельное - оно не пробило кольчугу, но сбросило предводителя на землю.
Бывалые дружинники Отона, однако, в первый момент растерялись. Все помнили приказ Капитана - уладить дело миром - и потому отбивались как-то вяло, а здоровенные тролли, добежав наконец до сбившихся в кучу противников, пустили в ход тяжелые дубины; гурры же задержались наверху, пуская множество стрел, хоть и с плохими наконечниками, но способные ударить чувствительно. Фолко быстро огляделся - оцепенение не овладело лишь им да двумя гномами; растерянность воинов Отона, похоже, взялись усугубить несколько старых гурров, стоявших на высоком каменном выступе, - они делали руками какие-то пассы и бросали в небольшой костерок какие-то коренья, вспыхивающие трескучим, дымным пламенем.
Стоило Фолко поднять на них глаза, как странная истома стала наваливаться и на него; отяжелели руки и веки, все поплыло перед глазами... Однако он еще мог бороться, и он стал бороться; откуда-то из глубин памяти всплыл Синий Цветок, тающие на ладони голубые лепестки - и отрезвляющая боль в руке смыла пелену с сознания, возвращая силы и решимость.
А тем временем бой оборачивался совсем плохо для отряда Отона. Огромные лапы троллей тащили воинов из седел, заламывали им руки, обезоруживали, вязали; кое-кто сопротивлялся, но их обступали со всех сторон, и спасения было ждать неоткуда; чары гурров, похоже, действовали - мечи в руках спутников хоббита поднимались все медленнее, будто во сне; правда, гномы держались - они успели зарубить уже трех троллей и сейчас добивали четвертого; убедившись, что с друзьями все в порядке, хоббит стал искать взглядом Отона - потому что, как и при встрече с Ночной Хозяйкой, иной надежды, кроме Талисмана, не оставалось. Фолко сразу понял это - и, увидев, как два громадных тролля волокут поваленного еще в самом начале Отона, хоббит, не мешкая, рванулся к нему.
Он не боялся - страх навалился на него только после, когда Фолко осознал, насколько близка была его гибель.
В горячке боя никто из троллей не обратил внимания на маленького хоббита; тот вырвал стрелу из колчана и привычно взял прицел. Древко до половины вошло в шею одного из тащивших Отона троллей, выставив наружу окровавленный наконечник; глухой рев, сиплый стон - и все кончено; второй тролль успел повернуться, вскинул дубину, но лишь для того, чтобы разделить участь своего сотоварища - не теряя ни секунды, Фолко прострелил ему горло.
- Талисман, Отон, Талисман! - затряс он за плечи своего Капитана.
Однако, лишившись сознания от удара, тот оставался недвижен и безгласен. Руки хоббита беспорядочно зашарили по тяжелому телу, пытаясь отыскать заветно-зловещее Кольцо; он страшно торопился, ежесекундно оглядываясь; и не напрасно, потому что отряд был близок к полному разгрому, больше медлить было нельзя, и Фолко взялся за лук. Р-раз! - и, нелепо раскинув руки, с высокого карниза полетел старый гурр-колдун; два!
- и рухнул ничком в костер второй из гурров.
- Сюда! Ко мне! Здесь Капитан! - во весь голос завопил хоббит, обнажая меч.
Гурры били из лука, но кольчуга отразила стрелы. Тогда дружинники в свою очередь взялись за мечи. Для хоббита дело оборачивалось плохо - на помощь гуррам пришло пятеро троллей, но вовремя подоспела подмога. Пока гурры-чародеи наверху разводили новый костер, суетились и мельтешили, сила их заклятий ослабла, люди встряхнулись и отпор тотчас усилился. К хоббиту подскочили четверо ангмарцев и несколько орков; на время они отбросили нападавших, уложив трех троллей, но и сами потеряли двоих; однако драгоценные секунды были выиграны, и Фолко, застонав от напряжения, сумел-таки перевернуть неподъемное тело Отона, запустил руку глубоко под кольчугу и нашарил крошечный кожаный кошель на прочной цепочке. Пальцы рванули завязку - и Фолко выпрямился, держа в ладони тусклый золотой ободок.
Странное чувство охватило его - он словно стоял над бездонным обрывом, откуда тянуло сухим, обжигающим лицо жаром; перед мысленным взором его мелькнули сорванные, кружащиеся, будто под сильным ветром, голубые лепестки его заветного цветка, сотни далеких голосов воззвали к нему:
"Остановись! Не надевай!"; поток знакомой мутноватой силы, затемняющей сознание, вырвался наружу, но остановился, не в силах преодолеть барьера воли хоббита, стремительно возведшего вокруг загадочного Талисмана прочную и пока не преодолимую для этой силы ограду. Мрачной и темной была мощь, заключенная в Талисмане; ничего, кроме замогильного мрака, не видел в ней хоббит, пристально вглядываясь в нее своим дивно обострившимся внутренним зрением - даром того самого Синего Цветка, спасенного им от гибели на земле. И сейчас он видел все словно сквозь ворох голубоватых лепестков; но они не мешали, - напротив, каждый из них походил на волшебное увеличительное стекло, помогая различить подробности внутренней сути Талисмана.
Однако не только тяжкий, беспросветный мрак составлял силу грозного Кольца; вглядевшись, Фолко различил там и второй, верхний слой - на сумрачном, жестоком и безжалостном фундаменте было и нечто иное - могучее, но не черное, содрогающееся, словно человеческое сердце, стремительное и своенравное, для чего хоббит не мог подобрать сразу определения; в этом втором слое было намешано всего, словно незадачливый творец, не глядя, швырнул в тигель частицу себя самого. И тут хоббита осенило.
"Это же человеческое начало! - сказал он себе. - То, что я не могу понять и определить - это часть человеческой силы!" "И сплав темной воли и смелых сердец он вложит в свой всемогущий венец", - вдруг вспомнились слова Наугрима. Да! На фундаменте странной, древней и черной силы, невесть откуда взявшейся в Олмере, был возведен Талисман; но немало в нем было и от свободной человеческой воли; однако сейчас она даже мешала, не давая постигнуть самой сути; очень страшна и холодна была эта глубинная суть, но Фолко настойчиво продвигался к ней, ломая собственные страхи, - мороз драл по коже, кровь леденела в жилах, невообразимо древняя ненависть оживала в глубинах Талисмана, вставая от векового оцепенения. Это воля хоббита давала сейчас ей дорогу; он понял, что все, вложенное в Талисман его творцом, помогало обуздывать эту древнюю земную силу; но иного пути не было, оставалось только собрать в кулак все, что у него имелось, чтобы попытаться понять.
И близко, очень близко подошел уже Фолко к пониманию; пугающие бездны раскрывались перед его мысленным взором, веянье ледяных крыльев чувствовал он, но в то же время это не могло быть Средоточием Тьмы - слишком мало, далеко не так грозно... Уверенность возникала ниоткуда, словно кто-то всезнающий склонился сейчас над плечом хоббита, размышляя и делая выводы вместе с ним. Нет, не первична была эта древняя темная мощь, не первична - это хоббит осознал четко. Он еще ниже наклонился над Кольцом - и тут словно что-то рвануло его за плечо, выведя из глубокого транса.
Он суматошно огляделся. Отон по-прежнему был без сознания, кругом кипел бой - а на карнизе гурры уже успели заново развести свой колдовской огонь.
Толпа троллей со всех сторон обступила отчаянно сопротивляющихся людей и орков; спины дружинников пока еще закрывали хоббита от мечей и копий врага, но сколько могли они продержаться?..
И Фолко решился. Хотя внутренний приказ был внятен и четок - "Не надевай его! Ни в коем случае не надевай!" - ждать и искать какой-то иной путь к спасению Фолко уже не мог. Он вздохнул и решительно надел Кольцо на палец.
Мир не изменился, не потускнел и не почернел; однако когда хоббит поднял руку, он словно ощутил напор могучего ветра, вливающегося в него, отдающего ему свой разбег и свою силу; в голове загудели колокола, мощь наполнила руки, темное бесстрашие подхватило его, голос обрел силу, какой никогда не было в нем раньше; и он приказал нападающим остановиться и склониться перед ним, ибо он - посланец Хозяина, и горе тому, кто встанет поперек дороги!
И еще какие-то слова выкрикивал он, распятый тащившей его в водоворот безумия силой Талисмана, вырвавшейся на свободу; хоббиту казалось, что он обрел мощь и рост сказочного исполина, готового сокрушить любое препятствие; древняя ненависть, ожившая в нем, властно требовала крови; хотелось одновременно и крушить все подряд, и пасть на колени перед Вождем, повиниться во всем, признаться, кто он такой на самом деле...
Сознание вновь помутилось.
Да, Талисман оказался могуч - однако и с ним можно было бороться, и ему можно было противостоять. Какая-то часть сознания хоббита не поддалась темному дурману Силы; и когда ошеломленные, растерявшиеся гурры и тролли, склоняясь перед Носителем Талисмана, стали падать на колени прямо в снег, эта часть сознания помогла Фолко вновь стать самим собой. Как нельзя кстати мелькнули, застилая глаза, кружащиеся голубые лепестки, словно стирая из мыслей вызванное Талисманом помрачение. Неслышимая другими, но стройная, нежная и гармоническая музыка донеслась до его внутреннего слуха; только что овладевшие им безумные мысли таяли, как дым под свежим ветром.
Бой замер, остановились все; и тут у ног хоббита зашевелился и застонал Отон. Первое, куда потянулась его рука, был кожаный кошель на груди; и когда Отон не нашарил Талисмана на привычном месте, его швырнуло вверх, словно пружиной; в глазах его было безумие, с которым он изо всех сил пытался бороться, не желая выказывать даже самому себе своей зависимости от зловещего дара Вождя, видимо, помня рассказы хоббита. И тот, понимая, что может ощущать сейчас Отон, поспешно протянул ему Талисман. Могучим усилием воли предводитель отряда заставил себя взять его с ладони хоббита спокойно, почти что безразлично; он тотчас понял, что произошло и почему Кольцо оказалось у половинчика.
А потом все как-то сразу кончилось. Держась за грудь и шипя от боли, Отон принял изъявления покорности троллей и гурров. Отряд задержался на день, похоронил убитых, кое-как подлечил раненых - и двинулся дальше, а нападавшие получили строжайший приказ явиться в Свободную Область к Берелю, и принять службу Хозяина, и не мешкать с выступлением - война не за горами!
Тревожный холодок прошелся по сердцу хоббита, когда он впервые услышал от Капитана эту фразу.
Ущелье осталось позади. Отряд вырвался на бескрайние просторы Загорья; до Хоара оставалось, по словам проводников, не более восьми-девяти дневных переходов. Черный Замок приближался.
Однако Отон не спешил привести свою дружину под стены этой сильнейшей, по рассказам, крепости Средиземья. После совета с хоббитом - а Отон стал очень уважать половинчика после того, как тот спас ему жизнь в последнем бою, - предводитель отряда круто свернул на север, где, по слухам, горные леса спускались почти к самой реке и можно было надеяться на плоты. Черный Замок они оставили справа.
По пути у друзей оставалось достаточно времени для размышлений; случай с Талисманом давал богатую пищу для них.
- Ладно, - сказал как-то на привале Торин, - отбросим Творца Тьмы, раз ты в этом так уверен. Спустимся на ступень - там у нас главный подручный, хозяин Барад-Дура. Еще ниже - Девять Кольценосцев, Балроги, Черные Нуменорцы. Остальные, пожалуй, внимания не стоят - предводители Вражьих армий сами ничем не владели, это были обыкновенные люди. Откуда же тогда Талисман? Часть Олмеровой силы, которая у него непонятно откуда.
- Мы предполагали раньше, что это может быть новое воплощение Саурона, - негромко сказал хоббит. - Тогда ясно, что у Талисмана должны быть глубокие, очень глубокие корни.
- Воплощение... - вступил в разговор Малыш. - Будет вам, какое тут еще воплощение! Стал бы Властитель Мордора метаться по градам и весям!
- Однако Олмер подчинил себе Ангмар, Дунланд и Могильники, - возразил Фолко. - Орки признали его хозяином, басканы тоже. Кто еще способен на такое, кроме их извечного Повелителя?
- Ты прав, только форм у этого Повелителя может быть множество, - заметил Торин. - У каждой формы - свои сильные и слабые места.
- Вертим круг без точила, - ввернул свое любимое выражение Малыш, безнадежно махнув рукой. - Все равно ничего не выясним, пока не столкнемся лицом к лицу.
- Ну почему же, - сказал Фолко. - Мы уже знаем немало. Эльфийская сила перед творениями Вождя не отступает - ее во мне хоть и самая малость, да и та заемная, но Талисман не подчинялся, пока я не отпустил его - сам, по собственной воле. Это древняя тьма эльфам прекрасно знакома - они с ней сталкивались не раз, тут ошибки быть не может. Я уже говорил, там много и человеческого... И это странно. Откуда может взяться человеческое у изначально нечеловеческого?
- А не мог он слиться с кем-нибудь, овладеть его помыслами, а затем и телом? - предположил Малыш. - Это многое объясняет, например, его молодость: вряд ли Саурон довольствовался бы ролью ярмарочного стрелка!
- Да брось ты... - начал было Торин, но Фолко остановил его.
- Погоди, в этом что-то есть, что-то неуловимое. - Он прищелкнул пальцами в тщетных усилиях подобрать слово. - Не знаю. Малыш, почему это пришло тебе на ум - я тоже об этом думал. Странно получается - сначала вроде бы человек, а чем дальше - тем черней и страшней. Такое впечатление, что на руке у него Кольцо Всевластья!
Друзья замерли. Хоббит чувствовал, как внезапно стали раздвигаться плотные серые тучи, окутывавшие сознание всякий раз, когда он пытался ответить себе на давно мучивший вопрос о природе силы Олмера. Появился слабый проблеск... Неужели они нащупали верный путь?
Однако этот успех остался единственным. Больше ничего объяснить себе они не смогли. Обилие противоречивых фактов не давало выстроить сколько-нибудь стройной картины происходящего.
- Что же, оставим этот разговор... До следующего озарения, - мрачно пошутил Торин.
Озарение и впрямь не помешало бы. Озарение или какие-нибудь чрезвычайные обстоятельства, из которых они могли бы извлечь нечто, что направит их размышления. Но слова о Кольце Всевластия крепко засели у них в памяти.
От этих размышлений, неотступно преследовавших хоббита несколько дней после стычки в ущелье, его отвлекли новые тревоги, обрушившиеся на отряд.
Отон благополучно довел дружину до густых горных лесов, заваленных непроходимыми снегами, и тут горная дорога кончилась. Она вела дальше на север - им же пришлось свернуть на восток, к реке. Начались дни тяжелого труда и недоедания - Отон железной рукой сократил выдачи провианта, сберегая его "на черный день". И этот день настал, когда отряд угодил в засаду - всего лишь в двух дневных переходах от реки.
Фолко в тот день вместе со всем своим десятком был в арьергарде. С превеликими усилиями пробивая дорогу людям и коням в глубоких снегах, передовые остановились для короткого привала в тихой лесной излучине. Край древесного моря круто загибался здесь к югу, выбросив на полудень длинный, но неширокий язык. Ветер смел снег как раз на пути обхода, накидав там особенно глубокие сугробы; и выбивавшиеся из сил передовые десятки остановились для краткого отдыха. Постепенно подтянулась и остальная часть дружины, только десяток Фолко, назначенный в заднее охранение, держался чуть поодаль.
Никто не заметил, откуда ударили первые стрелы. Их было немного, но били они без промаха; крики, неистовое ржание перепуганных коней смешались в жуткий шум; сперва никто не мог ничего понять, однако на сей раз воины Отона не впали в растерянность. Дом Высокого был близок - и все помнили предостережение Капитана, что подступы к этому сокровищу древней магии могут стеречь весьма основательно. Стена щитов свернулась словно сама собой - не столь плотная и неразрывная, как у неподражаемого хирда, но тоже хорошо защищающая; под прикрытием орков-щитоносцев и тяжеловооруженных истерлингов стремительно развертывались в цепь стрелки-хазги и арбалетчики-ангмарцы. Отон, не теряя ни секунды бросил два десятка мечников в обход и скомандовал остальным приготовиться к атаке - он видел, как падали пронзенные не правдоподобно меткими стрелами его бойцы, и, видимо, понимал, что долго под таким обстрелом им не продержаться.
Десятник скомандовал Фолко и остальным ползком пробираться вперед - хоббит видел, что Отон, с одной стороны, рассредоточивает силы, а с другой - охватывает полукольцом тот выступ леса, откуда хлестал колючий дождь длинных, белооперенных стрел; одна такая стрела отскочила от плечевой чешуи доспеха Торина, и хоббиту хватило одного быстрого взгляда на нее - стрела была эльфийской.
- Не хватало еще, чтобы свои же прикончили, - пробормотал он себе под нос, гадая, как бы остаться незамеченным, чтобы не приказали стрелять в Дивный Народ; однако на сей раз ему повезло - мечники Отона, посланные в обход, схватились с боковым заслоном противостоящих дружине Вождя лучников, смяли их - и в тот же миг, слыша нарастающий победный рев впереди, Отон поднял отряд в атаку. Десяток Фолко волей-неволей оказался позади, на некотором отдалении от наступающих, и не успел к основным событиям.
Эльфы не приняли боя. Стремительно рассеявшись, они исчезли в глубине заснеженного бора; там, где люди и орки тонули по грудь в снегу, эльфы легко ступали по поверхности, не проваливаясь ни на палец; видя, что их окружают, немногочисленная засада легко ушла от погони и скрылась.
Итоги схватки оказались неутешительны для отряда. Они потеряли четырнадцать воинов. Отон был мрачнее тучи, когда отряд, оправившись после стычки, продолжил путь, однако свернуть им было некуда, оставалось лишь упорно пробиваться к реке...
Был вечер, холодная ночевка прямо на снегу, едва прикрытом еловым лапником. Отон приказал не разжигать костры - и воины угрюмо глотали скудный ужин всухомятку и без горячего. Время едва перевалило за третью четверть ночи, когда предводитель отряда велел сниматься с лагеря. Фолко лишь печально усмехнулся про себя - если эльфы оставили наблюдателя, темнота ему не помеха.
Выжимая все силы из людей и коней, Отон ночным маршем вел отряд к реке.
Сертаков Виталий
Ильин Андрей
Скальци Джон
Володихин Дмитрий
Володихин Дмитрий