седые, редкие волосы. Совсем скоро песок посыплется, подумал он. Жаль,
конечно. Ну хорошо хоть академию поднять успел. В свое время Штеменко
вместе с резко критическим отчетом представил Малиновскому личную
рекомендацию на замену начальника. Это была большая честь. Но и работа -
адова... Ох и кабак тут цвел! Одолел... Да, но Белков, которого сняли,
теперь уже маршал. Не то худо, что он же мной и командует... А, не стоит
об этом. Генерал достал из портфеля роскошную коробку конфет. Вот лучше об
этом. Поднял руку, чтобы пригладить волосы, и вспомнил: он это уже сделал.
Смешно, подумал он. Нервничаю, как пацан. Хочется сделать ей приятное, но
как, уже забыл. Да если б и вспомнил - тридцать лет назад это делалось
иначе. Даже не уверен, прилично ли вообще поздравлять женщину с днем
рождения, если ей пятьдесят; вроде бы мужчина не должен знать, сколько
женщине исполнилось...
нынче редко встретишь. Не злобный издерганный цербер, и не вертихвостка,
весь день треплющаяся с молодыми офицерами, - друг, помощник, коллега.
Работник. За эти годы Пахарев почти ничего не узнал о ней самой - кроме
того, что единственный сын ее, пограничник, потерял руку в одном из
дальневосточных инцидентов шестьдесят девятого года. Опять генерал
подумал, сколь многим он обязан Женечке. И это не уязвляло достоинства,
напротив. Было бы куда хуже, если б он волок все один, а кругом - только
Белков да жена с дочкой. Как приятно быть многим обязанным хорошему
человеку. Как приятно, когда тебе помогает тот, кто дорог. Генерал
машинально пригладил волосы чуть потной ладонью и распахнул дверь, держа
коробку в руке. Женечка встрепенулась, подняла глаза от неизбывных бумаг.
Он подошел и неловко протянул коробку. - Поздравляю вас с
двадцатипятилетием два раза, - выдал он придуманную месяц назад фразу.
и смущенно засмеялась.
перевернула коробку. И Пахарев, отметив это движение, подумал, что его
замечательная Женечка считает каждую копейку в течение многих, многих лет.
Близоруко прищурилась. - Боже правый, сорок рублей!
подготовки, неожиданно для себя продолжил он. - Не смейтесь, это из
корыстных побуждений. Без вас здесь все развалится. За эти годы вы не
старели, отнюдь. Взываю к вашему патриотизму, к чувству долга, прошу - и
впредь да будет так.
когда говорил без подготовки. Пожалуй, в подполковниках уже почти не
говорил.
блестящий взгляд. - С вами работая, просто невозможно стареть.
впрямь не постарела. Лишь щеки чуть втянулись, да глаза стали щуриться.
никогда.
генерал перебил. Он не хотел, чтобы эти минуты кончились, не хотел дел, не
хотел быть генералом.
- ему было приятно произносить ее имя. - Идемте отсюда. Никаких больше
дел.
вышла в сумеречный коридор. Генерал за ней. Но вынужден был остановиться
вдруг и повернуть назад, пробормотав: "Виноват". Вернулся, взял портфель,
запер кабинет. Все перезабыл... Все неглавное перезабыл.
ощутимое с утра, заломило сильнее.
не помнил. Цвет стен собственной приемной не помнил, а ведь только что
вышли из нее. - Что вы ответили?
что не шутит, и бросил трубку.
замялась. - Вы как-нибудь намекните ему... или расплатитесь со мной в его
присутствии. Ведь кофе, пирожки, колбасу - я все покупаю на свои деньги в
буфете, пока вы играете, а... вы же видели сами, как он ест.
вынул оттуда двадцать пять рублей.
придумаем.
- Прошу вас. Игра продлится всего пять дней.
необъятную коробку под мышкой. - И так уж шушукаются по углам... то ли я
подлиза, то ли совсем... извините...
В таком разе, до свидания... - он мучительно пытался сообразить, какими
словами отогнать ее черные мысли об очередном визите полновластного хама,
но не находились слова, и Женечка вежливо простилась, чуть склонив голову,
и пошла к проходной. Сзади положительно ей двадцать лет, подумал Пахарев,
с тоской провожая Женечку взглядом. Дождался, пока она скроется, и
медленно, вдруг погрузнев, заполз в машину. Достал ампулу с валидолом.
вином - зашла прямо с вокзала к подруге, с которой отдыхала на Кавказе, и
они там немножко посидели, так пояснила шепотом жена. "Здравствуй, папа, -
выдавила дочь, будто рассталась с отцом вчера, а не в июне, и опять
заголосила: - Он не позвонит, я знаю! Меня никто не любит!" - "Неправда! -
кричала жена. - Я тебя люблю! Тебя любит Юрик!" - "Что Юрик, что Юрик! Он
не настоящий!" - "Вырастешь, встретишь настоящего человека, и он тебя
полюбит, тебя не может не полюбить настоящий человек!" - "А сейчас?" -
"Юрик сейчас..." - "А кого ты сама-то любишь?" - спросил генерал громко.
Дочурка, рыдая, сообщила, что ей любить еще срок не вышел, что ее должны
завоевать. "Степан, опять ты! - злобно повернулась к нему жена. - Не время
для нравоучений! Виканька взрослеет, у нее появляются естественные для
красивой женщины потребности - вызывать восхищение, вызывать любовь, быть
в центре внимания..." - "А для некрасивой женщины потребность вызывать
любовь противоестественна?" - спросил Пахарев. "Боже правый! - жена
схватилась за виски. - Ты не в духе, так прямо и скажи: я не в духе, я не
могу вести серьезный разговор! Так?" На экране телевизора серый, испитый
человечек, вздрагивая от усердия обвислыми щеками, долбил напористо: "Меня
привлекают те периоды в жизни нашей страны, когда выявляется все лучше..."
- "Только бы он позвонил! Ведь я же сперва ему понравилась!" - "Он слишком
молод! Двадцать лет - это не мужчина! Виканька, молодой художник - это
вдвойне не мужчина. Ты обязательно встретишь настоящего мужчину..."
Обвислый, совсем войдя в раж, стукнул кулаком по столу, за которым сидел.
"Я и впредь не собираюсь подсчитывать, сколько у меня положительных героев
и сколько отрицательных, почему одних больше, других меньше, потому что
изображаю действительность не по расчетам, а так, как вижу ее, как
воспринимаю!" - "Да выключи ты этого дурака!" - не выдержала Вика. "Это не
дурак, это большой писатель! У него такие тиражи!" - закричала жена.
Генерал забился в кабинет. Если бы можно было, он бы забаррикадировался.
мякоть книг вдоль стены... Благовест писателя уже не бесил, а смешил. Боль
в сердце поутихла. Но не прошла. Совсем износился, подумал Пахарев,
усаживаясь в любимое кресло и неторопливо, со вкусом закуривая, на пенсию
пора. Будет тебе завтра пенсия... Ладно, про завтра он подумает потом, а
пока - что там с Виктошкой? Эй, Виктошка-нехорошка, где твоя большая
ложка?
холоска", и прятала за спину самостоятельно найденные и сорванные цветы:
колокольчик, лютик, пару ромашек, и говорила: "Ты меня лугаес, тогда не
дам букетик..." И он поднимал ее своими громадными железными руками прямо
в сверкающее небо, и Аннушка раскладывала нехитрую снедь на расстеленной
плащ-палатке, потому что был выходной, и они ушли позагорать на полянке
парка, который тогда был еще почти лесом; раскладывала заботливо и
смотрела с опаской: "Не урони. Не крути. Ты закружишь ребенку голову". -
"Как тебе! - смеялся он богатырским смехом. - Такая у меня привычка - в
свободное время кружить детям головы..." А из кустов доносились пулеметные
очереди, разрывы бомб, гранат, снарядов, вопли "ура" - Володька
десантировался куда-то... В каком же году это было? В шестьдесят третьем?
Не помню... А ведь не так давно, можно посчитать. Да, но не стоит. Раз не