культуру, будет служить продолжением нас, а не возникнет на голом месте.
Вы понимаете?
прорывал лопатками Ринальдо душный и плотный экран, прикрывавший "в", и
Ринальдо вновь ощутил, как с треском прогнулась, напрягаясь и не пуская
дальше, почти неодолимая преграда... даже не страха, а невозможности,
полной противоестественности оглашения...
характеристики собирать... Медкомиссии оценивают чистоту генокода.
Собственно, бесчисленные медики из комиссий понятия не имеют, как
обрабатываются взятые ими анализы, - все идет на Большой Комп Цюрихского
Генокартографического центра, и реально в курсе лишь два работающих там от
Комиссии по переселению специалиста. Те, у кого вероятнее удачное
потомство, получают преимущественное право на эвакуацию. Думайте об этом
что хотите, Мэлор Юрьевич, - Ринальдо чуть развел руками, - но глупо было
бы не воспользоваться такой возможностью, раз уж мы все равно поставлены
перед необходимостью отбора, - он помолчал, покусывая губу. - Может быть,
вас немного утешит, что меня, например, не пропустили.
согласимся, что они должны быть по возможности сохранены. Просто потому,
что без них люди будут уже не вполне люди. Но представьте, что перед
миллионами встанет проблема: место на корабле, где мог бы быть живой я -
или даже живой мой ребенок, кстати! - отдано мертвым кускам мрамора, или
картинам, или книгам, которые человечеству нужны больше, чем я, но мне-то
нужны гораздо меньше, чем я! Весело?
показалось, будто он понял, зачем рассказывает.
оправдаться - уже сейчас, не через годы, когда жизнь спасенной доли
человечества без слов докажет правомерность мук и жертв, а теперь же. Пока
Солнце еще не убивает, а убивают лишь спасители. Вот чего я жду, подумал
Ринальдо с ужасом и отвращением, от которых опять сердце запнулось и
темная пелена нависла над глазами, грозя упасть и захлопнуть мир; чтобы в
итоге разговора - не разговора, исповеди! - этот мальчик, которому сам он
навязал средневековую роль исповедника, принял его покаяние и убежденно
сказал: да, вы поступали верно... или даже так: да, я вас прощаю.
духовник - как судья.
говорить!
приходилось действовать тайком? - спросил Мэлор тихо. - Если бы люди
знали?
попробовал выдавить ответ - и понял, что сломался. Сам вопрос человека,
сидящего напротив, означал обвинение. Мальчик, с внезапной неприязнью
глядя на чистое непримиримое лицо, которое только что так восхищало его,
подумал Ринальдо. Почему ты как должное воспринял то, что я простил тебя?
И даже не подумал ответить мне тем же? Ведь это ты взорвал три звездолета,
не я. Твоя нерасторопность и некомпетентность. Но я не обвинил тебя, не
стал грозить, я ведь знаю, что твои благодеяния и злодейства - лишь плеск
напряжений и страстей на острие слепо летящей в жесткую бесконечность
иглы, лишь лихорадочный танец молекул в тонком слое взаимодействия; и пока
ты честен и добр в меру отпущенного страстной молекуле разумения, пока
стремишься познавать и тем увеличивать эту меру, ты - чист. А ты будто
балованный ребенок - получив прощение, сразу смотришь свысока. И знать ты
стремишься для того только, чтобы всласть разбрасывать обвинительные
вердикты. Только прощение соединяет - а ты тянешь к разрыву. Ты только
показался хорошим. Я не верю, я не нуждаюсь в тебе.
- В вас, я вижу, живет эта детская уверенность, что стоит напугать или
подстегнуть - и люди начнут сворачивать горы. Не начнут. Строить больше
кораблей просто невозможно - нет ни сырья, ни оборудования. Строить больше
оборудования и добывать больше сырья невозможно - для этого нет
необходимых оборудования и сырья. И так далее. Экономика стянута в тугой
клубок, которому ничего не прикажешь ни кнутом, ни пряником. Она столь же
сложна и самостоятельна, сколь любое иное глобальное явление. И то, что
это явление мы создали сами, отнюдь не увеличивает нашу власть над ним.
Вы, физик, имеете ли представление, например, о мезонном цикле?
вспомогательных систем жизнеобеспечения. Маленькие такие, с ноготь, и на
каждом корабле их порядка двадцати тысяч. Вижу, что нет. Я тоже нет. Этому
шесть лет учатся. Как раз столько времени осталось до взрыва. За
предыдущие шесть лет мы подготовили армию специалистов, превышающую ту,
что была, в двадцать три с половиной раза. Это было все, что могли дать
вузы, потому что на большее нет ни практикумов, ни тренажеров, ни
обучающих аппаратов, ни их лент... их количество также увеличено
приблизительно в те же двадцать три с половиной раза. И так далее. Это в
условиях массового радостного энтузиазма по поводу переселения. А в
условиях страха всеобщей гибели...
молчите...
известили их об этом?
неверия тут ничего не зависит.
остающимися? Да только слово скажи - начнутся страшные, каких еще не
видела планета, драки, бои, битвы! За места на кораблях! Исступленные и
бессмысленные поиски виновных, самосуд, хаос, бойня! Мы не успеем вывезти
и десятой доли того, что могли бы!
имеете управлять нами, так думая о нас?
сабельные шрамы.
думать о вас лучше? Что вы-то знаете о людях? Сорок лет как
государственные границы стали милым анахронизмом, вроде лондонских
туманов, - а вы знаете, что в семи регионах мира мы до сих пор
сталкиваемся с систематическими рецидивами расизма и национализма? Я уж не
говорю о спорадических. Вы физик, одаренный, честь вам и хвала, никто не
смеет оторвать вас от пера и бумаги, - а знаете вы, что такое, когда в
дружинников сил безопасности стреляют из настоящих пулеметов и лазерных
базук на дорогах? Средь бела дня? Знаете, что по крайней мере из трех
регионов продолжают поступать в мир наркотики? Знаете? Слышали что-то...
Есть о чем посудачить на досуге, когда мозг устал, после работы...
Тридцать лет как окончательно исчезли из обихода деньги - и тем не менее
до сих пор мы расследуем кражи. Зачем крадут? Я не понимаю. Из музеев, из
общественных зданий, друг у друга... А знаете, что нам до сих пор не
доверяют? Нам - Совету? Я не беру последние проклятые годы - но прежде!..
Все преимущества, даваемые статусом общественного деятеля, пропали еще до
моего рождения - и тем не менее рефлекс недоверия к управленческому
аппарату не удается преодолеть. Дескать, эти-то уж себя не обделят! Иногда
кажется, что он просто уже в генах застрял где-то... Вот вы же не верите
мне сейчас.
комендант Освенцима, вешает мне лапшу на уши, стремясь ускользнуть от
справедливого возмездия!
такое искушение! Да нас же просто сомнут! И вас сомнут с нами заодно,
уважаемый Мэлор Юрьевич! Так за что мне доверять вам? Вы что, перестали
сплетничать? Перестали лгать? Перестали пытаться управлять друг другом -
вместо того чтобы учиться принимать и уважать друг друга? Вы, может, и
поручитесь, что люди стройными рядами, забыв сон и трапезы, бросятся
строить корабли для ближних своих и своих любимых. А я вам не поверю! Я
поручусь, что из ста по крайней мере двадцать бросятся отбивать корабли у
ближних! И по крайней мере пять из них будут с оружием, которым два века
назад всякая сволочь просто нашпиговала планету! Вы можете сказать: я
уверен в светлом начале человека; да, гуманизм переборет; да, взаимопомощь
победит! А я так сказать не имею права! Я отвечаю за все это, и за светлое
начало, и за гуманизм, и за вас, сидящего за письменным столом. И я обязан
иметь запас прочности, обязан исходить из худшего, чтобы, когда солнце
лопнет у меня над головой, я знал: там, на Терре, не обреченная на
вымирание группка, а жизнеспособный трансплантат человечества! Все висит
на волоске, и если сказать об этом вслух, он может порваться. Может и не
порваться, может, если сказать: мы успеем спасти не двадцать два, а целых,