лета, а зарегистрировать огнестрельное оружие по нашим законам можно
только на семью (все предусмотрено!); значит надо договориваться с Ли-
сой, а после она увидит результат, и хотя "тогда" мне все уже будет без-
различно, думаю я об этом "сейчас", а не "тогда".
давить себя диваном. У нас в гостиной стоит нетяжелый диван, одну сторо-
ну которого я могу двумя руками оторвать от пола, а затем лечь на спину
и опустить деревянную ножку себе на кадык. Я уже пробовал и убедился,
что физически вполне в состоянии это сделать; хотя смерть будет нелег-
кая: я неоднократно представлял себе, как в последнее мгновенье, повину-
ясь дремучему инстинкту, отчаянно пытаюсь сбросить с себя диван, но ка-
дык мой ломается, и от внезапной нестерпимой боли я навеки теряю созна-
ние. Потом приходит Лиса, ужасается; ей предстоит пренеприятная уборка,
и, вообще, куча противной возни; думая об этом, я лишний раз убеждаюсь,
что самоубийство - ужасное свинство по отношению к своим близким. Я
представил себе, как плачет мать, как отец сокрушается и приходит к бо-
лезненному для себя выводу, что его беспутный сын так и не сумел выйти
на правильную дорогу. Отец искренне растроен и вместе с тем озабочен:
как это преподнести в обществе, что скажет Толуш, и прочее...
участники шахматного соревнования, мы опутаны бесчисленными правилами,
условностями, обязательствами, и выход из турнира есть самая некоррект-
ная форма поведения по отношению к другим игрокам. Даже если игра "не
клеится", мы должны испить свою чашу до дна, и наш вечно недовольный
вид, страдания, легко читаемые на наших лицах, более приемлемы для наших
партнеров, чем нарушение расписания, неизбежное при выбывании одного из
участников.
нен согласиться с Мальтусом: право на добровольную смерть должно быть
неотъемлемым правом каждого человека, таким же, как право на жизнь. Оно
должно оговариваться законом и неукоснительно соблюдаться.
совок мозги с паркета, если вы не устали снимать с петель окоченевшие
трупы. Сотни людей в мире ежедневно выпрыгивают из окон высотных зданий.
Они устали от жизни, их манит горячий от крови асфальт. Когда-нибудь
один из них может упасть вам на голову.
будет разрешено законом. В моем случае: как объясниться с матерью, в
глазах которой я все еще мальчик, хотя по мироощущению я, возможно, ста-
рее ее на века; как договориться с Лисой, - перед ней у меня столько
обязательств. С другой стороны, все упирается в одну лишь семью, которую
Гамбринус, например, считал пережитком феодализма. В любом случае мы
мыслим современными категориями, и нам не дано знать, какова будет жизнь
в будущем. Да и что есть утопия, как не научное предвидение? Карабканье
на следующую ступеньку развития общества мы называем прогрессом, а по-
пытку подняться на цыпочки и заглянуть через ступеньку - утопией.
тоянии более совершить ничего достойного; он устал от суеты; он давно
живет одними воспоминаниями и от этого уже тоже успел устать. И вот он
решил уйти. Друзья собираются на прощальный ужин. Длинный стол сервиро-
ван под стать событию, во главе сидит Уходящий. Произносятся речи; гово-
рит и Он. Он уже свободен от страстей. Он избавился, наконец, от извеч-
ного страха человека перед смертными муками. Он морально подготовился к
смерти, как к самому интересному в жизни приключению. Все уже решено: в
полночь разойдутся гости, и придет врач со шприцем и научно выверенной
дозой особого снотворного, гарантирующего вечный покой...
ках в поисках пищи, о гримасничающих женщинах, валяющихся на зловонных
кучах с отвратительно раздвинутыми ногами, об их мужчинах, мочащихся на
заборы и соревнующихся в том, чтобы пустить струю выше, об уставших по-
литиках, не способных более держать в страхе армии солдат и налогопла-
тельщиков, а потому фехтующих друг с другом на старинных рапирах, и о
вечном солнце, уже миллиарды лет отапливающем этот притон...
1997 г.