Ковальского, - продолжал Рой. - Ваш приход ко мне становился необходим. Я
ожидал, что вы потребуете, чтобы я принял вас раньше всех.
Чарльзом Гриценко и позволили ему вести всю беседу. Объяснить ваше
настороженное молчание особым почтением к своему начальнику я нс мог, у
вас с ним отношения свободные, вы, я заметил, иногда так на него
огрызаетесь, что на Земле это сочли бы развязностью. Вы предоставили ему
привилегию разговора, ибо что-то боялись выдать каким-нибудь неосторожным
словом. Ваше молчание шло от предписания себе молчать. И тогда я захотел
показать вам, что понимаю вашу задумку - демонстративно стал игнорировать
вас, повернулся к вам спиной. Я был уверен, что вы встревожитесь и
чем-либо выдадите себя.
подумал, что секрет этот, видимо, нельзя открыть директору института, а
ведь вы пришли с ним.
Чарльзом Гриценко.
сами. А вы не шли. Я вызвал Жанну Зорину. Она поведала немало интересных
фактов о себе, о Ковальском, о вас. Но тайны она не раскрыла. Если она и
знает ее, то сумела сохранить при себе.
этого. Всего она не могла бы вам поведать, если бы и захотела.
можете пролить свет на взрыв. А вы по-прежнему не шли. Это означало, что
вы хотите сохранить секрет. Ради чего? Загадка взрыва, несомненно, связана
с вашей лабораторией, стало быть, ваша цель - продолжать исследования, как
прежде. И тогда я объявил о запрете экспериментов с трансформацией
атомного времени. Основание достаточное, хотя друг Чарльз его запальчиво
оспаривает: его собственная теория обратного хода времени указывает на
возможность новых катастроф. Перспектива закрытия вашей лаборатории
подействовала - вы пришли. Теперь я слушаю вас.
репликами. Я отвечал и снова вывязывал свой невеселый рассказ. Все
началось с того, объяснил я, что Чарльз Гриценко доказал возможность
изменения скорости времени и построил первый в мире трансформатор времени,
позволяющий менять его течение в атомных процессах. Это было великое
открытие, таким его и восприняли на Земле. На Урании выстроили специальный
институт для хроноэкспериментов. Чарли пригласил меня на Уранию, мы с ним
друзья еще со студенчества. Я возглавил лабораторию хроностабилизации -
тематика прямо противоположная той, какую исследовали в других
лабораториях института, там ведь доискивались, как время изменить, а не
стабилизировать. С Земли прилетел Павел Ковальский, Чарли направил его ко
мне. Павел, молодой доктор наук, специалист по хронофизике - дисциплине,
созданной в основном трудами Чарли, - привез отличную характеристику:
широко образован, умело экспериментирует, годен для выполнения сложных
заданий. Павел не оправдывал своей характеристики, он был гораздо выше ее.
В характеристике не было главного: Ковальский всегда шел дальше задания.
Он был ненасытен в научном поиске. Я долго не понимал, почему Чарли
определил Павла в мою лабораторию, у меня ведь трудно совершить открытие,
задача у нас - поддерживать постоянство, а не выискивать чрезвычайности. Я
попенял Чарли, что он не уловил научного духа Павла. Чарли ответил:
Павла этот самый дух чрезвычайности. Лучше это делать у тебя".
нс для богов, то для дьяволов!" - воскликнул я со смехом. Кто-кто, а уж
Чарли не из тех, кто глушит научную инициативу.
научная халтура! - выдал Чарли очередной парадокс. - Настоящий ученый -
изучает. Халтурщик - ошеломляет. Наша задача сегодня: изучить
закономерности тока времени, а не выламывать его в циркаческих трюках".
сказал я, - что великие открытия - ступеньки подъема науки и что гении
научной мысли..." "Гении, гении! - прервал он сердито. - Гений доходит до
открытия в результате великого постижения проблемы. Он планирует для себя
понимание, а не открытие. Павел не гений. Его жадное стремление к
необычайности неизбежно выродится в поверхностное пустозвонство. Его так и
подталкивает работать на публику, а не на науку".
а не халтурщик. Он вышел за грань стабилизации времени ради интереса
узнать, что там, за межой, а не для того, чтобы ошеломить заранее
ожидаемой неожиданностью. Он был ненасытен именно к пониманию, всей
натурой заряжен на изучение. Объяснять это Чарли было бы пустой тратой
времени. Чарли составил свое твердое мнение о Павле, и никакие уговоры не
заставили бы его изменить это мнение. Аргументом могли быть только
реальные результаты, а не слова.
тайно, не только Чарли, но и я не разрешил бы столь рискованных
экспериментов. И опыт увенчался блистательным успехом. Павел совершил
воистину великое открытие, даже не одно, а два.
вставил реплику Рой.
воздействовать трансформаторами атомного времени на биологические
процессы. Еще Чарли установил, как он и докладывал вам, что в атомной
области выход в прошлое имеет нижний и весьма близкий предел - в дальние
древности не уйти. Зато выход в будущее не имеет границ. Идея Павла
звучала просто. Биологические системы, в отличие от неорганики, с которой
оперировал Чарли, построены иерархически. В мертвой материи изменение
времени отдельных атомов мало влияет на соседние. Взять кусок гранита,
перебросить половину его атомов на тысячу лет вперед или тысячу лет назад
- что изменится? Миллионы лет назад этот кусок гранита был гранитом,
миллионы лет спустя будет гранитом. А в биологических системах изменение
времени какого-нибудь управляющего центра в мозгу немедленно отзовется на
всем организме. Перебросьте тысячу важных нейронов мозга в будущее,
отодвиньте их в прошлое - весь организм испытает потрясения. Центр
управления организмом, переброшенный искусственно в будущее, властно
потянет в будущее всю подчиненную ему биологическую систему - все процессы
убыстрятся, организм как бы заторопится жить, зато и постарение наступит
скорей. А затормозив ток времени, мы замедлим пребывание организма в его
настоящем времени, законсервируем его "сейчас", он будет пребывать все тем
же, хотя вокруг все будет идти вперед, в свое будущее.
сказал Рой. - Не вижу пока, какие открытия совершил Павел Ковальский. Вы
говорили даже о Двух.
доказательстве того, что ток обратного времени в биологических системах
возбуждается легче, чем в неорганических. Не остановка времени, не
консервирование наличного "сейчас", а реальный уход в прошлое, до полного
обращения в ничто. Иначе говоря, омоложение до уничтожения. Ибо развитие
организма всегда ограничено двумя близкими пределами времени - моментом
рождения и моментом смерти, он может балансировать только между этими
двумя межами. И его движение в узких границах жизни - процесс
автоматический. Все, что рождается, должно умереть. Можно замедлить
поступательный ход к концу, но нельзя его отвергнуть. Все это укладывалось
в хронобиологические уравнения Чарли. И вот Павел установил, что обратный
ход из искусственно возбужденного неминуемо превращается в автоматический.
Уход назад, в прошлое, становится столь же естественным, как движение
вперед, в будущее. Стабилизация настоящего, вечное пребывание в "сейчас"
практически неосуществимо. Малейший толчок - и возобновится ход времени
вперед к естественному концу или назад к началу, которое в этом случае
станет и концом. Таково было первое великое открытие Павла.
задержится, - комментировал мое сообщение Рой. - Открытие довольно
грустное. Хотя, конечно, забавно бы поглядеть со стороны, как старец
растет - можно применить такой термин? - в молодого мужчину, потом в
юношу, потом в отрока и младенца... Что будет дальше? В конце, который был
когда-то началом?
он один совершает обратное развитие, матери ему не возвратят. Повторяю,
открытие Павла состояло не в грустном признании невозможности омоложения,
а в том, что сам этот процесс непременно становится автоматическим,
независимо от того, как вы его возбудили.
возможность стабилизировать обратный ход времени, то есть опроверг
пессимизм теории Чарли и своих собственных доработок этой теории. Надо
лишь подстраховать один организм другим организмом. Если два организма
связать взаимодействующим психополем, то получится нечто вроде
психологического диполя. И тогда уход в прошлое одного организма вызовет
ускоренное движение в будущее другого. Причем один организм своим
противоположным ходом времени будет тормозить ускоренный ход времени у
другого. Психополе сыграет роль амортизатора. И чем сильней будет душевное
родство, тем безопасней станут любые хроноэксперименты.
Я ужаснулся, говорю без преувеличения и наигрыша. Переносить куда менее
опасные опыты с трансформацией атомного времени минералов на хрупкое,
недолговечное время биологического существования было больше чем
рискованно - недопустимо. На меня давили страшные прогнозы хронотеорий