минут была в эфире. Яков, зачитайте, что там пришло на мое имя...
делами. Майка сидела за пультом обзора - на панорамном экране виднелся
Комов, крошечная фигурка у самого берега; над болотом шевелился туман, и
больше никакого движения на всех трехстах шестидесяти градусах в радиусе
семи километров от корабля не было заметно. Комов сидел к нам спиной:
очевидно, он ждал, что наш Маугли появится из болота. Майка медленно
поворачивала голову из стороны в сторону, озирая окрестности, и время от
времени давала на какой-нибудь подозрительный участок максимальное
увеличение - тогда на экранах малых мониторов появлялся то поникший куст,
то лиловая тень дюны на искрящемся песке, то неопределенное пятно в редкой
щетине карликовых деревьев.
двоеточие шестнадцать эн дробь тридцать два дзета или шестнадцать эм...
мама... дробь тридцать один эпсилон..." - "Достаточно, - говорил Комов. -
Следующую". - "Земля Лондон Картрайт, уважаемый Геннадий, еще раз
напоминаю о вашем обещании дать отзыв..." - "Достаточно. Следующую". -
"Пресс-центр..." - "Достаточно. Дальше. Яков, читайте только то, что из
Центра или с базы". Пауза. Вандерхузе перебирает карточки. "Центр Бадер
затребованная вами аппаратура нуль-транспортируется на базу вышлите ваши
предварительные соображения по следующим пунктам первое другие вероятные
зоны обитания аборигенов..." - "Достаточно. Дальше..."
- Волнуетесь?
ладонь и снова прислушался к своим ощущениям. Да, странно как-то. Человек
- нечеловек. Наверное, на самом деле его нельзя называть человеком.
Человеческий детеныш, воспитанный волками, вырастает волком. Медведями -
медведем. А если бы человеческого детеныша взялся воспитывать спрут? Не
съел бы, а стал воспитывать... Дело даже не в этом. И волк, и медведь, и
спрут - все они лишены разума. Во всяком случае, того, что ксенологи
называют разумом. А вот если нашего Маугли воспитали существа разумные, но
в то же время в некотором смысле спруты?.. И даже еще более чужие, чем
спруты... А ведь это они научили его выбрасывать защитные фантомы, научили
мимикрии, - в человеческом организме нет ничего для таких штучек, значит,
это искусственное приспособление... Постой, а для чего ему мимикрия? От
кого это он приучен защищаться? Планета-то ведь пуста! Значит, не пуста.
мрачные закоулки, в которых таится смертельная опасность, и маленького
мальчика, который крадется вдоль липкой стены, готовый в любую секунду
исчезнуть, раствориться в неверном сиянии, оставив врагу свою зыбкую,
расплывающуюся тень. Бедный мальчуган. Его надо немедленно вывезти
отсюда... Стоп-стоп-стоп! Это все чепуха. Это все не бывает. Не бывает
так, чтобы существовала сложная, мудрая, многоопытная жизнь и не кишела бы
вокруг нее жизнь попроще, поглупее. Сколько здесь обнаружили видов живых
существ? Не то одиннадцать, не то двенадцать - и это во всем диапазоне от
вируса до человеческого детеныша. Нет, так не бывает. Тут что-то не то.
Ладно, скоро узнаем. Мальчуган нам все расскажет. А если не расскажет?
Много ли человеческие волчата рассказали людям о волках? На что же
рассчитывает Комов? Мне захотелось сейчас же, немедленно спросить у
Комова, на что он рассчитывает.
руки за голову и произнес задумчиво:
в то же время очень странные люди. Романтики старины. Конечно, Шура знал
все старинные законы, он их вечно цитировал. Нам они казались смешными и
нелепыми, а он находил в них какую-то прелесть... Катастрофа, агония,
страшные чудовища лезут в корабль... Уничтожить бортжурнал, стереть свой
след в пространстве - ведь на том конце следа Земля! Да, это очень на него
похоже. - Вандерхузе помолчал. - Между прочим, таких, кто ищет уединения,
гораздо больше, чем мы с вами думаем. Ведь уединение - не такая уж плохая
вещь, как вы полагаете?
возрасте Шура Семенов тоже любил дружить со многими и чтобы многие дружили
с ним. И чтобы работать вместе - большой шумной компанией. И чтобы
устраивать мозговые атаки, и все время быть в веселом напряжении, и чтобы
все время соревноваться, все равно в чем - в прыжках ли с крыльями, в
количестве острот на единицу времени, в знании наизусть каких-нибудь
таблиц... Во всем. А в промежутках во все горло распевать под нэкофон
куплеты собственного сочинения... - Вандерхузе вздохнул. - Обычно это
проходит с началом настоящей любви... Впрочем, об этом я ничего не знаю. Я
знаю только, что с двадцатого года Шурик и Мари ушли в группу Свободного
поиска. С тех пор я их, собственно, ни разу не видел. Один раз говорил по
видео... Я был тогда диспетчером, и Шура запрашивал у меня разрешение на
выход с Пандоры. - Вандерхузе снова вздохнул. - Между прочим, у Шуры отец
жив и сегодня, Павел Александрович. Надо будет обязательно к нему зайти,
когда вернемся... - Он помолчал. - Если хотите знать, - объявил он, - я
всегда был против свободного поиска. Архаизм. Бродят по космосу в
одиночку, опасно, научный выход ничтожный, а иногда мешают... Помните
историю с Каммерером? Они все притворяются, будто мы уже овладели
космосом, будто мы в космосе как дома. Неверно это. И никогда это не будет
верно. Космос всегда будет космосом, а человек всегда остается всего лишь
человеком. Он будет только становиться все более и более опытным, но
никакого опыта не хватит, чтобы чувствовать себя в космосе как дома...
По-моему, Шурик и Мари так ничего и не нашли в космосе, во всяком случае,
ничего такого, о чем стоило бы рассказать хотя бы за столом в
кают-компании.
того были счастливы? - Майка сердито посмотрела на Вандерхузе. - Что
вообще стоит искать, кроме счастья?
сказал Вандерхузе, - но я не подготовлен к такому глубокому спору, да и ты
тоже, как ты полагаешь? Рано или поздно мы начнем обобщать понятие счастья
на негуманоидов...
снова отвернулась к экрану.
висело над самыми вершинами, и на сопках уже лежали тени. Ярко отсвечивала
посадочная полоса, шапка пара над болотом казалась теперь тяжелой и
неподвижной, а верхушка ее, через которую пробивался солнечный свет,
сделалась пронзительно-фиолетовой. Все вокруг было очень неподвижно, даже
Комов.
Геннадий, как вы будете есть?
поешьте, потом может стать не до того.
влево от вашего направления на корабль.
дальномеру.
Теперь и я увидел: вдоль самой кромки черной воды, не спеша, словно бы
нехотя, брела к кораблю зеленоватая, скособоченная фигурка.
медленно, смотрит на нас... в руках охапка каких-то прутьев...
Остановился, поковырял ногой в песке... Бр-р-р, по такой холодине -
нагишом... Пошел дальше... Смотрит в вашу сторону, Геннадий... Любопытно,
анатомия у него не человеческая, точнее, не совсем человеческая... Вот
опять остановился и все время смотрит в вашу сторону. Неужели вы его не
видите, Геннадий? Он же прямо у вас на траверзе, к вам он сейчас ближе,
чем к нам...
до него было метров двести, и когда Майка давала на мониторе увеличенное
изображение, можно было рассмотреть даже его ресницы. Заходящее солнце как
раз проглянуло в промежуток между двумя горными пиками, снова стало совсем
светло, длинные тени протянулись вдоль пляжа.
костлявый, длинноногий, с острыми плечами и локтями, но этим сходство с
обычным мальчиком и ограничивалось. Уже лицо у него не было мальчишеское -
с человеческими чертами, но совершенно неподвижное, окаменевшее,
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Смит Кордвейнер