подростки, шагающие бок о бок по проселочной дороге, и затуманенным
взором наблюдали, как по реке ползут пароходики. Они были одни в Париже,
среди смутного, немолчного, далекого и близкого гула, который носился
над ними в этом городе, полном жизни, они были здесь в большем
уединении, чем на вершине воздушной башни, и на несколько мгновений
действительно забыли, что на земле есть еще что-то, кроме них.
идет.
просить:
месте?.. Здесь уединенно.., однако.., всякий может сюда прийти.
крайней мере, недели две, чтобы все верили, что вы путешествуете. Будет
так мило и так таинственно встречаться с вами, в то время как все
думают, что вас нет в Париже. Но пока что я не могу вас принимать.
Поэтому.., я не представляю себе...
возможность, другое место?
удивилась и не была возмущена.
домик, из которого можно выйти также и на те две улицы, которые я
назвал.
вопроса, подсказанных ей женской осторожностью. Он дал разъяснения,
по-видимому, удовлетворившие ее, потому что она сказала, вставая:
пойдете мимо, постучите.
потом идите набережной.
видом, что была совсем похожа на тех стройных и трудолюбивых парижских
девушек, которые утром бегут по улицам, торопясь на работу.
будет готова завтра.
паркете лежали ковры. Всюду мыли, стучали, вбивали гвозди. В саду,
бывшем парке, довольно обширном и нарядном, было несколько высоких
старых деревьев, густых рощиц, создававших видимость леса, две
лиственные беседки, две лужайки и дорожки, вившиеся вокруг куп деревьев;
садовник посадил розы, гвоздику, герань, резеду и десятка два других
растений, цветение которых можно путем внимательного ухода ускорить или
задержать, чтобы потом в один день превратить невозделанную землю в
цветущие клумбы.
клятву, что вся мебель будет расставлена по местам завтра до полудня, и
пошел по магазинам за безделушками, чтобы украсить этот уголок внутри.
Для стен он выбрал несколько превосходных репродукций знаменитых картин,
для каминов и столиков - дэковский фаянс и несколько мелочей, которые
женщины любят всегда иметь под рукой.
наслаждением, подумав, что целых десять лет он экономил не из любви к
деньгам, а из-за отсутствия потребностей, и это позволяло ему теперь
роскошествовать, как вельможе.
мебель, распоряжался ее расстановкой, сам развешивал рамки, лазил по
лестницам, курил благовония, опрыскивал духами ткани, ковры. В этой
лихорадке, в этом восторженном возбуждении, охватившем все его существо,
ему казалось, что он занят самым увлекательным, самым упоительным делом,
каким занимался когда-либо. Он поминутно глядел на часы, вычислял,
сколько времени отделяет его от мгновения, когда войдет она; он торопил
рабочих, волновался, стараясь все устроить получше, расставить и
сочетать предметы как можно удачнее.
часов. И в то время, как стрелки медленно обходили последний круг по
циферблату, в тиши этой обители, где он ожидал величайшего счастья, на
какое когда-либо мог рассчитывать, наедине со своей грезой, переходя из
спальни в гостиную и обратно, разговаривая вслух, мечтая, бредя, он
испытывал такой пламенный любовный восторг, какого не испытывал никогда.
на траву и как-то особенно пленительно освещали клумбу с розами. Значит,
и само небо старалось украсить это свидание. Затем он притаился за
калиткой, но временами приотворял ее, боясь, как бы г-жа де Бюрн не
ошиблась.
фабричных и монастырских башенных часов. Теперь он ждал с часами в
руках, и когда раздались два легких удара в дверь, к которой он
приложился ухом, он встрепенулся от удивления, потому что не уловил ни
малейшего звука шагов.
всего она тревожным взором окинула ближайшие дома, но сразу успокоилась,
так как у нее, конечно, не могло быть знакомых среди тех скромных мещан,
которые ютились здесь; затем она с любопытством и удовольствием
осмотрела сад; наконец, сняв перчатки, приложила обе руки к губам своего
возлюбленного, потом взяла его под руку. Она твердила на каждом шагу:
ветви, Мишель воскликнула:
приколола к корсажу. Они вошли в домик; у нее был такой довольный вид,
что ему хотелось стать перед нею на колени, хотя в глубине сердца он и
чувствовал, что ей следовало бы, пожалуй, побольше заниматься им и
поменьше окружающим. Она глядела вокруг, возбужденная и радостная,
словно девочка, которая забавляется новой игрушкой. Не чувствуя смущения
в этой изящной могиле ее женской добродетели, она хвалила изысканность
обстановки с восторгом знатока, вкусам которого угодили. Идя сюда, она
боялась найти пошлую квартиру с поблекшей обивкой, оскверненной
предшествующими свиданиями. Тут же, наоборот, все было ново, неожиданно,
кокетливо, создано нарочно для нее и обошлось, вероятно, очень дорого.
Человек этот, право же, совершенство!
закрыв глаза, они обнялись, слившись в поцелуе, который дает странное и
двойственное ощущение - блаженства и небытия.
телу, уста к устам, и душевное опьянение Андре Мариоля слилось наконец с
опьянением плоти.
беседок, откуда их нельзя было видеть. Восторженный Андре говорил с нею
благоговейно, как с кумиром, сошедшим ради него со священного
пьедестала, а она его слушала, истомленная усталостью, отражение которой
он часто замечал в ее взгляде после затянувшегося визита докучливых
гостей. Она все же была приветлива, лицо ее освещалось нежной, несколько
принужденной улыбкой, и, держа его руку, она сжимала ее долгим пожатием,
скорее невольным, чем сознательным.
прервав его на середине фразы, сказала:
Братиан, и я уже сильно запаздываю.
поцеловались, и, бросив на улицу беглый взгляд, она пошла, держась как
можно ближе к стене.
пустоту, которую оставляет в нас женщина, исчезая после объятий, и
странную царапину в сердце, наносимую удаляющимися шагами, ему
показалось, что он покинут и одинок, словно он ничего не сохранил от
нее. И он стал шагать по песчаным дорожкам, размышляя о вечном
Березин Федор
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Сапковский Анджей
Прозоров Александр
Никитин Юрий