огромным успехом. Андзолето обладал великолепным голосом, необыкновенным
природным дарованием и обольстительной внешностью; ему покровительство-
вали самые красивые дамы. Но он был ленив, у него не было такого искус-
ного и усердного учителя, как у меня. Его успех оказался менее блиста-
тельным. Сначала это вызвало у него огорчение, потом досаду, наконец за-
висть, и так я утратила его любовь.
ной причины? Так он, значит, был очень дурной человек?
искать покровительства певицы Кориллы, впавшей в немилость, а потому оз-
лобленной, и она отняла у меня сердце Андзолето, а его быстро научила,
как оскорбить и ранить мое. Однажды вечером маэстро Порпора, - а он
всегда восставал против нашей любви, ибо, по его мнению, женщина, чтобы
стать великой артисткой, должна оставаться чуждой любому влечению серд-
ца, любому проявлению страсти, - итак, маэстро Порпора помог мне обнару-
жить измену Андзолето. А на следующий вечер сам граф Дзустиньяни объяс-
нился мне в любви, чего я никак не ожидала и что глубоко меня оскорбило.
Андзолето притворился, будто ревнует меня, будто верит, что я уступила
графу... Он попросту хотел порвать со мной. Ночью я убежала из дома и
явилась к моему учителю. Этот человек умеет быстро принимать решения, а
меня он научил так же быстро выполнять то, что решено. Он дал мне реко-
мендательные письма, небольшую сумму денег, объяснил маршрут путешест-
вия, посадил в гондолу, проводил за пределы города, и на рассвете я одна
отправилась в Богемию.
добродетелью Порпорины.
языке кочующих актеров - мы часто употребляем выражение "бродить по Бо-
гемии", когда хотим сказать, что пускаемся на волю случая, что идем на
риск бедной, полной трудов, а иногда далеко не безупречной, жизни цыган,
которых по-французски называют также богемцами. Но я-то отправилась не в
ту символическую Богемию, в которую как будто послала меня судьба вместе
со множеством мне подобных, а в несчастную рыцарскую страну чехов, на
родину Гуса и Жижки, в Бемервальд [6], словом - в замок Исполинов, где
мне оказало самый радушный прием все семейство Рудольштадтов.
с большим вниманием. - Помнили они о том, что видели тебя ребенком?
нил мне об этом маленьком приключении. Дело в том, что мой учитель Пор-
пора, в бытность свою в Германии, очень дружил там с главой семьи - дос-
топочтенным Христианом Рудольштадтом. А молодой баронессе Амалии, его
племяннице, требовалась гувернантка, или, вернее, компаньонка, которая
бы делала вид, что учит ее музыке, и разгоняла скуку суровой и унылой
жизни обитателей Ризенбурга [7]. Ее благородные и добрые родные приняли
меня по-дружески, почти по-родственному. Несмотря на все мое желание, я
ничему не научила мою хорошенькую и капризную ученицу, и...
печальной истории. Граф Альберт считался помешанным. Благородная душа,
восторженный ум сочетались в нем с большими странностями, с необъяснимы-
ми, болезненными причудами воображения.
ничего не поняла. Молодому графу приписывали какие-то сверхъестественные
свойства, дар пророчества, ясновидения, способность делаться невиди-
мым... Его семья рассказывала самые невероятные вещи... Но ведь все это
невозможно, и, надеюсь, ты тоже этому не веришь?
мнение о том, что недоступно моему пониманию. Я видела непостижимые ве-
щи, и порой граф Альберт казался мне каким-то неземным существом. А бы-
вало и так, что я видела в нем лишь несчастного человека, который именно
вследствие избытка своих добродетелей был лишен светоча разума. Но ни-
когда он не был в моих глазах обыкновенным смертным. В лихорадочном бре-
ду и в спокойном состоянии, в порыве восторга и в припадке уныния, всег-
да он был самым лучшим, самым справедливым, самым мудрым и просвещенным,
самым поэтическивдохновенным из всех людей в мире. Словом, я никогда не
смогу думать о нем или произносить его имя иначе, как с трепетом глубо-
кого уважения, глубокого умиления, но также и некоторого страха: ведь
невольной, но не вполне безвинной причиной его смерти являюсь именно я.
продолжай. Поверь, что я слушаю тебя без малейшей иронии и без пошлого
легкомыслия.
обращался ко мне ни с единым словом и, казалось, даже не замечал моего
присутствия в замке. Пожалуй, он впервые обратил на меня внимание в ту
минуту, когда услышал мое пение. Надо вам сказать, что сам он был заме-
чательным скрипачом, и невозможно даже вообразить себе, как совершенна
его игра. Впрочем, я уверена, что была единственной в Ризенбурге, кому
довелось слышать игру графа Альберта, ибо его семейство даже не подозре-
вало о несравненном таланте графа. Так что его любовь ко мне родилась в
порыве восторга и родства душ, вызванном любовью к музыке. Его кузина
баронесса Амалия - он был помолвлен с ней в течение двух лет, но не лю-
бил ее - рассердилась на меня, хотя тоже не любила его. Она высказала
мне свою досаду откровенно, но без злобы, так как, несмотря на свои не-
достатки, обладала некоторым великодушием. Холодность Альберта, грусть,
царившая в замке, - все это наскучило ей, и в одно прекрасное утро она
покинула нас, похитив, если можно так выразиться, барона Фридриха - сво-
его отца, брата графа Христиана; барон был человек добрый, но ограничен-
ный, с ленивым умом и бесхитростным сердцем, покорный раб своей дочери и
страстный охотник.
невидимым, о его исчезновениях на две-три недели, после которых он нео-
жиданно появлялся снова, думая при этом или делая вид, что думает, будто
не выходил из дому, а потом не мог или не хотел открыть, что же с ним
происходило в то время, когда его искали во всех окрестностях замка.
залось бы, необъяснимом явлении, я открою вам эту тайну - ведь сделать
это могу только я одна, потому что о ней не знал никто, кроме нас двоих.
Вблизи замка Исполинов находится гора под названием Шрекенштейн [8]. В
глубине ее есть пещера, а за ней несколько потайных комнат. Это старин-
ное подземное сооружение существует со времен гуситов. Альберт, изучив-
ший целый ряд весьма смелых, даже мистических философских и религиозных
течений, в душе оставался гуситом, или, вернее, таборитом. Потомок по
материнской линии короля Георга Подебрада, он сохранил и развил в себе
то стремление к национальной независимости и к евангельскому равенству,
которое проповеди Яна Гуса и победы Яна Жижки, так сказать, привили жи-
телям Чехии...
взглянув на госпожу фон Клейст. - Могла ли я думать, что актриса разби-
рается в подобных предметах не хуже, чем я, всю жизнь изучавшая их по
книгам? Недаром я говорила тебе, фон Клейст, что среди этих созданий - а
ведь ходячая молва причисляет их к низшим слоям общества - есть выдающи-
еся умы, равные тем, которые мы с таким старанием и с такими затратами
выращиваем в первых его рядах, а быть может, даже и превосходящие их.
пребывания в Ризенбурге никогда ничего не читала, но там так много гово-
рилось об этих предметах, и мне, чтобы понять, что же происходит в уме
Альберта, пришлось так много размышлять, что в конце концов у меня сло-
жилось о них определенное представление.
док, дорогая Порпорина! Можешь восхищаться походами Яна Жижки и респуб-
ликанским духом Чехии - быть может, я и сама не меньшая поборница рес-
публиканских идей, потому что и мне любовь открыла понятия, противопо-
ложные всему тому, что внушали мне наставники по поводу прав народа и
значения отдельных индивидуумов. Но я не разделяю твоего преклонения пе-
ред фанатизмом таборитов и перед их исступленным стремлением к христи-
анскому равенству. Все это нелепо, неосуществимо и ведет к жестокости и
насилию. Пусть ниспровергают троны, я согласна и даже... готова спо-
собствовать этому, если понадобится! Пусть создаются республики, такие,
как в Спарте, Афинах, Риме или в старой Венеции, - это я еще могу допус-
тить. Но твои кровожадные и неопрятные табориты так же не привлекают ме-
ня, как недоброй памяти вальденсы, как отвратительные мюнстерские ана-
баптисты и пикарты древней Германии.
скромно возразила Консуэло, - но не смею спорить с вашим высочеством,
так как вы основательно изучали этот предмет. У вас есть здесь историки
и ученые, которые много занимаются подобными важными материями, и вы
лучше меня можете судить, насколько их мнение мудро и справедливо.
самых образованных профессоров, я все равно не изменила бы своим симпа-
тиям. Однако продолжу мой рассказ.
должай. Итак, граф Альберт, увлеченный подвигами своих предков (что
вполне понятно и вполне простительно), влюбленный в тебя, что, впрочем,
еще более естественно и законно, не мог допустить, чтобы тебя не считали
равной ему перед богом и людьми. Он был вполне прав, но это еще не при-
чина убегать из родительского дома и доводить до отчаяния всех родных.
чал посещать пещеру гуситов, скрытую в недрах Шрекенштейна. Он любил
мечтать и размышлять там, и ему особенно нравилось то, что только он да