соперницу; она думала:
ременяло Сильвию: всякое оружие было для нее приемлемо - лишь бы выиг-
рать. Аннета, закованная в латы гордости, сочла бы себя униженной, если
б Туллио заметил даже намек на ее чувство. Сильвию же не стесняли такие
мелочи; пусть кавалер увидит, как они состязаются: это ему польстит.
или нравится, чтобы тобой восхищались?.."
Сильвия на нее не скупилась. С простодушным, спокойным бесстыдством плу-
товка расхваливала совершенства молодого курортного Гаттамелаты: его фи-
гуру, ум и одежду. Одежду главным образом - она угадала, что ею он доро-
жит больше всего. А он обожал похвалу. Разумеется, он сам знал, что кра-
сив, ну, а громкое имя отчасти заменяло ум. Но вот костюм был его
собственным творением, и он не мог равнодушно отнестись к одобрению все-
ведущей парижанки. Сильвия, глядя на него взглядом знатока, посмеивалась
про себя над его простоватым вкусом и любовью к ярким сочетаниям, а вос-
хищалась всем - с головы до пят. Аннета сгорала от стыда и гнева - сест-
ра хитрила так явно, что она спрашивала себя:
его сверху донизу, перешла от оранжевого галстука к лиловому поясу, к
зеленым в золотистую полоску носкам и тут сделала передышку: у нее были
свои соображения! Восторгаясь изяществом ног Туллио (он ими очень гор-
дился), она выставила свои прехорошенькие ножки. Шаловливо и кокетливо
приблизила она их к ногам Туллио, стала сравнивать, приоткрывая свои до
колен. Потом повернулась к Аннете, откинувшейся на качалке с презри-
тельным видом, и произнесла с чарующей улыбкой:
платья - показались топорные лодыжки бочонком, сильные, но не изящные
ноги. Только на две секунды. Аннета вырвалась из коварных коготков, и
они, вполне довольные собой, спрягались. Туллио все видел...
делала их как бы нечаянно, но они были не в пользу Аннеты. Будто взывая
к утонченному вкусу Туллио, она то и дело просила его взглянуть на во-
ротничок, блузку или шарфик, привлекала его снимание к тому, что у нее
было всего красивее, а у Аннеты - всего хуже. Аннета дрожала и с непро-
ницаемым видом еле сдерживалась, чтобы не задушить ее. Сильвия, как
всегда обворожительная, между двумя предательскими выходками прижимала
пальчики к губам и посылала Аннете воздушный поцелуй. Но временами мол-
нии их взглядов скрещивались.
под цветами. Еще немного - и она закричала бы. Внезапно она покинула по-
ле битвы. Ушла с высоко поднятой головой, напоследок бросив на Сильвию
взгляд-вызов. Насмешливые глаза Сильвии ответили:
дами забавлявшейся публики: вся гостиница заметила, что сестры ведут
борьбу, и досужие язвительные глаза подстерегали их; заключались пари.
Соперницы были так поглощены своей игрой, что не обращали внимания на
игру других.
серьезно. Какая-то злая сила смущала сестер, возбуждала их чувствен-
ность. Туллио, гордый своей победой, не прилагал никаких усилий, чтобы
разжечь огонь. Он действительно был красив, неглуп, и он сам горел
страстью, которую разжег; стоило быть завоеванным. Он-то хорошо это
знал.
дели друг друга. Однако притворялись, будто не знают об этом. Их кровати
стояли рядышком, бок о бок, и быть рядом по ночам стало бы невыносимо,
если бы они все сказали друг другу; не избежали бы они и публичной ог-
ласки, которой боялись. Они устраивались так: выходили и входили в раз-
ное время, больше не разговаривали, притворяясь, будто не видят друг
друга, ну, а если это было просто невозможно, холодно произносили: "доб-
рое утро", "добрый вечер", словно ничего и не произошло. Всего честней,
всего разумней было бы объясниться. Но они не хотели. Не могли. Если
страсть овладела женщиной, не может быть и речи о честности; о рассудке
- тем более.
повороте аллеи Туллио, пользуясь своей властью, насильно запечатлел на
губах гордой девушки, не защитившейся вовремя, прорвал плотину страсти.
Она была оскорблена этим, ожесточена, она боролась с собой. Но она не
знала, как сопротивляться, - ведь поток страсти захватил ее впервые. Го-
ре обороняющимся сердцам! Когда в них вторгается страсть, самое целомуд-
ренное становится самым доступным...
мала, хоть и думала, что бодрствует. Ей приснилось, будто она лежит в
постели с открытыми глазами, но не в силах двинуться, точно связана по
рукам и ногам. Она знает, что Сильвия рядом притворяется спящей и что
должен прийти Туллио. Вот она услышала, как в коридоре скрипнул пол,
крадущиеся шаги все ближе, ближе. Аннета увидела: Сильвия приподнимается
с подушки, из-под простыни показались ее ноги; она встает, скользит к
двери, которую кто-то приоткрыл. Аннета тоже хочет встать, но не может.
Сильвия, будто услышав, оборачивается, возвращается, подходит к постели,
смотрит на Анкету, наклоняется, вглядывается в ее лицо. Да ведь это сов-
сем, совсем и не Сильвия; даже не похожа на нее; и все же это Сильвия; у
нее злой смех, острые зубы; длинные черные волосы, без завитков, прямые,
жесткие упали Аннете на лоб, когда Сильвия наклонялась, попали в рот, в
глаза. У Аннеты на языке привкус конского волоса, его терпкий запах. Ли-
цо соперницы все ближе, ближе. Сильвия откинула одеяло. Аннета чувству-
ет, что острое колено вдавливается ей в бедро. Она задыхается. В руке у
Сильвии нож; холодное лезвие щекочет горло Аннете, она отбивается, кри-
чит... Она очнулась - сидит на постели в тихой своей комнате, простыни
сбиты. Сильвия безмятежно спит. Аннета, унимая сердцебиение, прислушива-
ется к мерному дыханию сестры и все еще содрогается от ненависти и ужа-
са...
уважала его, боялась и совсем, совсем не доверяла ему. И вот из-за этого
человека, которого она не знала еще две недели назад, из-за этого ничто-
жества, она готова возненавидеть сестру, ту, которую любила больше всего
на свете, которую и сейчас любит... (Нет! Да! Которую любила всегда...)
Ради этого человека она готова была, не задумываясь, пожертвовать своей
жизнью. Да как же... как же все это случилось?
наваждение. Минутами проблеск здравого смысла, пробужденная ирония,
возврат былой нежности к Сильвии приподнимали ее голову над течением. Но
достаточно было одного ревнивого взгляда, достаточно было увидеть Тул-
лио, перешептывающегося с Сильвией, - и Аннета снова тонула...
ла. Она была неловка. Не могла скрывать, что ее достоинство уязвлено.
Туллио, этот добрый принц, согласен был не делать выбора между ними, он
соизволил бросить платок обеим. Сильвия проворно подняла его; Сильвия не
церемонилась; она выжидала, она знала, что потом Туллио затанцует под ее
дудку. Ее нисколько не встревожило бы, если бы этот донжуан украдкой
сорвал несколько поцелуев у Аннеты. Пусть неприятно, но и вида показы-
вать не надо. Ведь это можно скрыть. Аннета не умела так вести себя. Она
не допускала половинчатости, и явно было, как противна ей двойственная
игра Туллио.
ла" ему (в этом слове, как и многие иностранцы, он видел особый, столич-
ный шик). Немного серьезности в любви - хорошо. Но не слишком, не то по-
лучается какая-то повинность, а не удовольствие. Он представлял себе
страсть в виде примадонны: с чувством исполнив каватину, она возвращает-
ся на сцену и, простирая руки, кланяется публике. Но страсть Аннеты,
по-видимому, не считалась с тем, что публика существует. Играла она лишь
для себя. Играла плохо...
неспособна была думать о том, как навести на себя лоск, как скрыть пе-
чать терзаний и тревог на лице и все следы дневных забот, которые женщи-
на, следящая за своей внешностью, смягчает или стирает не один раз в
день. Она просто подурнела, увидев, что побеждена.
Аннету, выбитую из колеи, с удовлетворением и насмешкой, приправленной
издевкой, а в глубине души жалела сестру.
собачонка..."
жение лица у Аннеты делалось таким враждебным, что задетая Сильвия по-
вертывалась к ней спиной, бормоча:
Адамов Григорий
Русанов Владислав
Маркеев Олег
Семенова Мария
Никитин Юрий
Шилова Юлия