узналось на Москве случаем, от прискакавшего из Весок Родионова холопа.
именем, принадлежали отцу Акинфа Великого, Гавриле Олексичу, и были
переданы волынскому боярину князем Данилой. Акинф пото и не сговорил с
Юрием, что хотел заехать Родиона в думе княжеской и прошал воротить ему
Родионовы села под Переяславлем, яко свое родовое добро.
был предан ихней семье до живота своего. Пото и вымчал без передыха
полтораста верст до Москвы и уже на последних силах, прохрипев: <К
Несторычу веди!> - ввалил в хоромы боярина.
недоумении и страхе. Будешь ли, батюшко? Иные уж и передались по грехам -
шкура-то одна, снимут - не отростишь...
начал заваливаться вбок. Родион махнул рукой - холопа уволокли под руки.
был обязан жизнью. Пото и посадил на переяславских вотчинах, знал: не
продаст!
собирать дружину. Ключник, разглядев побелевшее от ярости лицо господина,
аж вздрогнул. Переспросил:
было, но Протасий постиг дело мигом.
изрек он твердо и тотчас велел готовить запасной полк в помочь Родиону.
Отослав посыльных, Протасий прикрыл глаза, подумал: <Вот оно! Грех мой, на
мне грех! Неужели подошло? - покрутил головой: - Нет, не то! Нет... Еще
нет... - и тут же представив себе мягкое лицо княжича Ивана, до боли
стиснул зубы: - Неужели и этого мальчишку, стойно Борису, в полон отдадим?
Того хоть сам Юрий Данилыч...> - недобро подумалось о князе. Нехорошо
Протасий поднялся, туже подтянул пояс. Высокий, прошел хоромы, спустился
во двор, где уже ждал оседланный конь. На лестнице один из молодых кметей
потянулся к нему сказать что-то, раскрыл было рот, но не решился. Протасий
заметил невольное движение парня, приодержался, внимательнее взглянув,
прошел и уже на дворе, сев на коня и тронув, вспомнил: батька у него в
Переяславле! Федор! Знакомец покойного Данилы Лексаныча, грамоту князя
Ивана Митрича, дарственную на Переяславль, еще привозил... Подозвав
дворского, велел вызвать парня - <которой переяславской там!> - и отослать
с полком Родионовой помочи. <Пущай батьку повидит свово! Пото и прошал,
верно, меня, да оробел>, - подумал Протасий и позабыл, отодвинули иные
заботы. Не грех было покрепить Москву, тверичи и сюда могли сунуться!
Только вечером напомнилось вновь, хотел расспросить молодца погоднее, но в
сторожах были уже иные кмети, а дворский на вопрос Протасия отмолвил, что
днем еще отослал парня в полк, два часа как уже выступивший из Москвы...
ратников прямою дорогой, минуя Дмитров, благо по холодной поре проселки
подстыли крепко и можно было не бояться завязнуть в топкой грязи осенних
полей.
земля глухо гудела под копытами. Шли крупной рысью. Хорошие, киевских
степных кровей, сытые выстоявшиеся жеребцы легко несли седоков,
приторочивших брони и сулицы к седлам заводных коней. Сам Родион тоже
скакал верхом, презрительно отвергнув предложенный было дворским крытый
возок. <Лишь бы успеть! Скорей! Скорей! Скорей!> Под конями стонала
дорога.
похотел поклониться Акинфу. Сейчас он был весь плоский, похожий на старое
платье. Акинф не велел убирать тела - для острастки прочим - и теперь,
выйдя во двор, едва вспомнил о мертвеце, и то по рычанию собаки. Бродячий
пес, свирепо и трусливо взлаяв, посунулся в кусты - шерсть дыбом,
подобранное брюхо, - одичало глядя на Акинфа, вздрагивая и не переставая
рычать, ждал, когда отойдет человек. Пугни - прыгнет и зальется тоскливым
воем, закидывая морду. <Нать прибрать, што ли...> - подумал Акинф.
Утренняя злость уже угасла в нем. Он повернулся, пес за его спиной снова
прыгнул к трупу.
мертвеца.
Переяславля ко князю Андрею, подошел сзади, помялся, сожидая, когда Акинф
поворотит к нему лицо.
поморгал глазами, сказал с хрипотцой:
злобы:
надоть! Да и тебе тута жить самому. Всех попалишь, сам куда денесси? Ты
ево, дружка-то, лучше сперва попужай, а после лаской... Деревню хошь
получить? - спросил Акинф, и Козел, даже в темноте видать было, аж
покраснел от вожделения. - А штоб тя мужики попалили в той деревне, хошь?
- продолжал Акинф. - Ну вот! А ты - петуха... Нам и Переяславля бы зорить
не стоило, да людей не удержишь. Ну, а мы с тобой тоже внакладе не
останемся! Кто тамо, в городи, из княжичей, Иван Данилыч? Вота на ево
голове с московлян окуп и возьмем! Из утра поезжай до Купани, ратных нет,
дак и до Клещина проскочи. Да смотри, не балуй у меня! Внял?!
окологородье, разоставили сторожу по дорогам. Кое-кому и в Переяславль
была подана весть. Може, в ину пору и ворота открыли бы, как знать! Да
Юрий не дурак, вишь, брата дослал за себя. Теперича, должно, московиты
людишек в осаду забивают...
монастырь! Сколь вкладов они с родителем-батюшкой подавали на помин души!
Суетливый настоятель выбежал с ахами да вздохами: <Воротились! Акинфу
Гаврилычу!> Захлопотал об угощении... А он сидел, развались, рассеянно
постукивая по столу кончиками пальцев в дорогих перстнях. Вдруг
почувствовал, что уже и устал, и годы не прежние... Милостиво выслушивал
многословную настоятелеву лесть. Знал, что на мал час нахлынуло такое, что
сей же миг разом встанет... да вот уже и позвали! Поднялся, рассеянно
кивнул на прощание. Зять Давыд стоял в дверях палаты, торопил. Вышли на
снег. Кони перебирали копытами. Пока вдевал ногу в стремя, пока всел в
седло, подъехал старший сын Иван. С Горицкой горы Переяславль лежал как на
ладони. Издали, мурашами на белом снегу, видать было, как конная рать
обходит город. Что-то вспыхивало вдалеке, белый в морозном воздухе
подымался дым.
самым городом!
молодого снега слепило глаза. Над черной, еще не застывшей осередке
громадой озера подымался пар.
примет сделаем, и коли сами ся не передадут, возьмем город на щит. Я бы и
седни! Да слушок есть - откроют ворота!
гонцы от старшин передовых отрядов. Подскакал воевода левой руки. Акинф
окинул его разгоряченное лицо и, отвердев голосом и взором, изрек:
зипунов добудут себе. Веселее станет на валы лезти!
летов назад, на смертном одре, велел ему перекинуться ко князю Андрею. И
как угадал покойник, царство ему небесное! Не выстоял Митрий Саныч!
Служить надо сильному. Сильный сейчас - князь Михайло. Михайло хоть и
ровен, а видать, покруче Андрей Саныча, да и поумней. <Пожалуй, не
прогадаю и нынче!> - подумал Акинф. А поднесет он Михайле Переяславль да
вотчины воротит свои... <Сынов уж пристрою тогда! Ивана в свое место, в
думу княжую. Федюху... того ищо оженить нать!>
перейти Трубеж и стать в Никитском монастыре, замкнув кольцо осады. Сам
начал объезжать окологородье, примериваясь, где ловчее примет приметывать.
Подумалось было, что с озера, да молодой лед на Клещине показался и тонок
и слабоват. Не ровен час, не искупались бы кмети!
добровольной сдачи города. Да нет, видно, передолили-таки московляне. Ну
что ж, сами себе на беду деют!
маненько. Спать бы сейчас самая пора, а не спится! Либо уж излиха устал? И
то верно, шутка - с утра в седле!
в долгий дорожный вотол, все смотрел и смотрел в далекую отревоженную
тьму. Узкая зеленая полоса яснеющей зари уже отделила небо от земли, но не