натянув маску незаметно для себя. - Ты поедешь сушей?
что не сказал Склиру пригласить князя погостить в Херсонесе. Почему? И
почему вообразилось, будто Склир может пуститься верхом через степь, под
дождем?
угощенья вышестоящих. За последнее время милая Таврия стала какой-то
неуютной. Поликарпосу не хотелось вспоминать, почему случилось такое, и он
сказал Склиру:
нынешнего нашего святителя, который скончался лет за пять до твоего
приезда, любил говорить: бог должен был воплотиться в человеке, иначе
людям пришлось бы совсем пропасть. Ибо и богу нельзя было б понять свое
творенье, и люди не могли бы понять бога.
Поликарпос подумал: кто потянул меня за язык лезть в богословие! Этот
Склир невыносим. Я не могу выдержать его и часа, чтоб не начать болтать
глупости...
иные даже вполне порядочные люди совершенно бескорыстно привязаны к пышным
выражениям. Нечто вроде несчастной любви: позора нет, но для посторонних
смешно.
несла полный парус. Легкий корабль обгонял мелкие волны, поднятые ветром.
Еще не утихшая крупная зыбь, катясь с юго-востока, поднимала галеру,
опускала, и фонтаны брызг взлетали по сторонам острого бивня.
невниманьем комеса и решил, по евангельскому выраженью, не метать бисера
перед свиньями.
шла в пятнадцати - двадцати русских верстах от берега. Таврия стояла на
севере сплошной стеной, с неглубокими седлами перевалов в степь, зеленая,
но в переливах оттенков от весенней свежести цвета до черноватой бирюзы, с
серыми, черными, сизыми лысинами скал. Зыбь падала на берега Таврии пенным
прибоем, но расстояние скрывало подошву. Неподвижная Таврия стояла на
неподвижном же пьедестале синей воды.
спутник комеса Склира, молодой кентарх. Человек хорошо грамотный, на виду,
он был послан в Таврию недавно, прямо из Палатия, где служил в дворцовой
охране. Почему? За что? Он сам не знал, и комес верил ему. Оговор. Либо
неосторожное слово, невинное для произнесшего. Поликарпос сказал бы,
вернее, подумал: власть подозрительна, ее решения случайны.
употребляют поэты в трех случаях: когда им нечего сказать, когда им
хочется нечто сказать, но они прячутся под аллегорией, или когда, как ты
сейчас, они прибегают к чужим словам. Все эти леса, источники, рощи,
проливы, реки, дворцы, розы и прочее прекрасны воистину, если ты обладаешь
ими или надеешься обладать. Если же обладанье невозможно, плюнь на них,
огадь, как сможешь, ибо они отвратительны. Загляни к себе в душу, и ты
согласишься со мной.
себе тонким знатоком жизни и, если не терял самообладания, говорил, нет,
беседовал ровным, расслабленным голосом, несколько в нос. Он продолжал:
наши посты в горах. Ты убедишься - твои красоты на самом деле не больше
чем крепостная стена. Тебе придется побывать и там, и там, и там, - комес
вяло указывал вдаль. - Ты исцарапаешься в колючках, собьешь ноги на
камнях, будешь падать, обдерешь кожу на коленях. По ночам тебя будут есть
москиты, ты опухнешь от их укусов. Днем тебе досадят мухи, лишив тебя
покоя. От жары ты обопьешься холодной водой и расстроишь себе желудок.
Поверь, после этого ты променяешь красоты божьей постройки на обыкновенную
крепостную стену. Такую, по-твоему, уродливую, со скучным ровным ходом
поверху, с прохладными башнями. Правда, там не пахнет розами. Ленивые
солдаты не утруждают себя дальними прогулками. Зато нет москитов, и утром
друзья действительно узнают тебя. Не притворяясь из состраданья, что
узнают тебя только по голосу.
великолепными видами, - не соглашался кентарх.
комес, - только, тогда пребудут с тобой благо и долголетие. Да, о
долголетии. В твоих красотах тебе будет жарко вдвойне. Ходить там трудно,
да придется еще таскать панцирь и каску.
Палатия, - язвительно ответил комес. - В горной Таврии легко получить
стрелу между ребер.
кентарх.
Во-вторых, ты много расспрашиваешь. Тебе рассказали об удивительных рыбах,
которых, кажется, никто не видал. О чудовище, которое иногда нежится на
песчаных отмелях, что на северо-западном берегу Таврии. У него тело, как у
гигантской черепахи, лапы с когтями величиною с кинжал, шея толщиной в
торс человека и длиной в пять локтей...
слышал от многих, - сказал кентарх.
приплыл в Бухту Символов лет двадцать тому назад. Он был длиной с нашу
галеру, но гораздо толще, шире: И тому подобное. Все это события
черзвычайные. Они интересны твоим собеседникам, поэтому они и болтают о
них. А об обычном люди не говорят, хронографы не пишут. Друг мой, кому это
нужно, общеизвестное? Ты слышишь о чужой семейной жизни тогда, когда там
нечто случилось. Обычное так же скучно, как проповедь или надписи на
могилах добродетельных людей. В лесах нашей Таврии стрела - это будни.
Твои горные красоты удобны, чтобы прятаться от закона. Есть также
совершенно мирные подданные, которым не нравятся солдаты. Солдаты пугают
дичь, иной раз отнимут добычу у охотника. Когда он везет дичь с гор, ему
не миновать одной из крепостей, которые ты скоро поедешь посмотреть. Около
крепостей появляются наши подданные или полуподданные из степной Таврии.
Они нас не любят без всяких причин. Для них дичь - это мы.
- сказал комес, теряя небрежный тон.
расходов на стены, на содержание солдат, и комес приказал подать еду и
питье. Ему больше не хотелось шутить над кентархом.
вида, размера. На пышном, богатом берегу южной Таврии дорогой служило
море, и каждый второй мужчина называл себя моряком. Буря закрыла дорогу, и
сегодня все спешили наверстать свое. У каждого были свои тропы. Рыбаки
выходили на известные места, где, по многолетним приметам, сегодня могла
быть рыба, завтра она уйдет на новое пастбище. Грузовые суда соображались
с кратчайшим расстоянием, на море оно мерится не милями, а удобством
ветра, течений. Местные суда ходили ближе к берегу, влево от пути
херсонесской галеры. Правее галеры, в открытом море, прорезают пути из
империи в Сурожское море и обратно. Сегодня там, с юга, не поднималось ни
одного паруса. Из-за бури. Море только начинало успокаиваться, корабли с
Босфора, из Синопа, из Трапезунда были еще далеко. Зато отстаивавшиеся в
Сурожском проливе спешили уйти, принимая западный ветер косыми парусами и
помогая себе веслами. Таких с галеры можно было сосчитать шесть. Два из
них уже скатывались с выпуклости моря на юг, оставив взору мачты.
огонь маяка, зажегшийся на конце мыса. Ветер упал. Гребцы охотно сели на
весла, они спали весь День по так называемому праву ветра.
корму.
спать рядом с кормилом руля.
старшего:
глазу. Сообразив время по звездам, помощник кормчего узнал, что галера
прошла мимо узости Таврии, Имперские владения кончились. Маяк горел на
Соленом мысу. Им завершается глубокая впадина, которой Русское море входит
в Таврию. С севера подобной впадиной врезалось Сурожское море. Русские
считают в узком месте двадцать три версты от моря до моря. Это их граница
с империей.
Лондон Джек
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Корнев Павел
Куликов Роман