все остальные грохоты, раздался выстрел двенадцатидюймового орудия.
сознании людей, взбудораженных паникой. Броненосец, казалось, превратился в
плавучий дом сумасшедших.
показали свои позывные. Это были крейсеры из отряда контр-адмирала Энквиста
- "Аврора" и "Дмитрий Донской".
флотилию. Но наше высшее командование приняло эти жалкие однотрубные
пароходики с номерами на боку за неприятельские миноносцы. Флагманский
корабль первый открыт по ним стрельбу, заразив своим страхом остальные
броненосцы. Безумие продолжалось. В результате представилась жуткая картина.
Не дальше как в пяти кабельтовых от нас, в лучах прожектора, плавало,
свалившись набок, одно судно с красной трубой, с поломанной мачтой, с
разрушенным мостиком. Еще четыре таких же парохода были подбиты.
кормы к носу, умоляюще подбрасывая вверх руки. А куда они могли убежать с
такой маленькой площади, как палуба? Вокруг шумели волны и вздымались столбы
воды от снарядов.
луч которого поднялся к небу. Это служило сигналом: "Перестать стрелять".
и награждая их зуботычинами, а те, вырвавшись из рук, снова начинали
стрелять. На верхней палубе горнист Балеста делал попытки играть отбой. Но у
него прыгал в руках горн, губы не слушались, извлекая звуки настолько
несуразные, что их никак нельзя было принять за какой-нибудь сигнал. Около
Балесты крутился боцман Саем и, ударяя его кулаком по голове, яростно орал:
только с одного "Орла" успели, не считая пулеметных выстрелов, выпустить
семнадцать шестидюймовых снарядов и пятьсот снарядов мелкой артиллерии.
представлял собою исключения и флагманский "Суворов", где царил такой хаос,
что сам адмирал принимал непосредственное участие в наведении порядка.
пробив надводный борт и трубы. Двое были там ранены - легко комендор Шатило
и тяжело священник Афанасий, которому оторвало руку (вскоре он умер). Но
могло быть и хуже. Если бы мы стреляли умело и если бы наши снаряды
разрывались хорошо, то в этой суматохе мы потопили бы сами часть своих
судов.
приятная история получилась, ваше благородие.
рыболовных судов, расстрелянных нами, "гулльским инцидентом" +2.
своего командира и выкинули за борт.
ранга В. Семенов в своей трилогии "Расплата" старались доказать, что на
Доггер Банке вместе с рыболовными судами были и японские миноносцы. Для
разбора "гулльского инцидента" была создана международная комиссия. В ней от
России участвовал в качестве комиссара адмирал Дубасов. Несмотря на свой
крайний шовинизм, он, однако, вынужден был признаться в докладе своему
правительству: "В присутствие миноносцев я сам в конце концов потерял всякую
веру, а отстаивать эту версию при таких условиях было,
невозможно. Необходимо было ограничиться тезисом, что суда,
русскими офицерами за миноносцы, занимали относительно эскадры
положение, что ввиду совокупности обстоятельств, заставивших вице-адмирала
Рожественского ожидать в эту ночь нападения, суда эти нельзя было не
признать подозрительными и не принять решительных мер против их нападения.
Этот тезис я и решил сделать своею главною точкою, тем более
единственный надежный союзник, на которого я мог рассчитывать, адмирал
Фурнье (комиссар Франции), держался того же взгляда на дело..." (Архив
войны, шкаф N 4, дело N 849).
в этом деле виноватым был не
министерство, боясь покушений на 2-ю эскадру со стороны японцев, решило
организовать охрану ее в пути. Как ни странно, такая ответственная задача
была поручена известному в истории русского
провокатору Гартингу-Ландезену, агенту царской охранки за границей. На это
был отпущен специальный кредит в полмиллиона рублей. Под фамилией Арнольда
провокатор поселился в Копенгагене и оттуда руководил агентурной сетью.
подозрительных силуэтах и огнях
фальшивками морской штаб. Именно он заставил верить в мнимые миноносцы,
которые чудились эскадре.
еще раз с рыболовными судами, порвали им сети. Как только не запутали в них
свои винты! Проходя каналом Ла-Манш, видели справа дуврские утесы, воспетые
когда-то Виктором Гюго. Отсюда через каких-нибудь три часа можно было
добраться до Лондона, до огромной и туманной столицы, где
таинственные воротилы заправляют всей мировой политикой.
раздражающий моряков всех стран, он на этот раз встретил нас мирно, хотя
навстречу нам и катилась крупная зыбь, порожденная просторами Атлантического
океана. Броненосец наш, держась кильватерной струи впереди идущего судна,
беспрерывно кланялся носом.
усталые, присаживались на наше судно отдохнуть. Матросы оказывали им
радушный прием, давая пищу - хлеб или крупу.
неразрешимых вопросов. Небо было звездное. По зыбучей поверхности моря
трепетно
отполированные, вспыхивая мгновенным блеском и потухая. В этой изумительной
игре светотеней было что-то детски беззаботное, а вместе с тем простое и
мудрое, как вечность. Я стоял один на поперечном мостике, перекинутом через
ростры, и думал о нашем флоте. Как у нас хорошо все выходило на парадах и
высочайших смотрах и как ужасно плохо получилось, когда мы расстреливали
рыбаков.
плавали по нескольку лет. А на эллингах строили новые корабли по последним
образцам, правда; тратя на каждый из них денег в два раза больше, чем он
стоил на самом деле. И все это делалось как будто не спустя рукава. Прежде
чем приступить к созданию какого-нибудь броненосца или крейсера, о нем
предварительно несколько лет толковали, спорили, кричали,
писали, ломая головы, проекты и контрпроекты и только после этого приступали
к делу, начинали строить. И все-таки корабли выходили с малой остойчивостью,
непослушные рулю, с мыльными заклепками и другими дефектами.
с сознанием своего достоинства делали соответствующие
распоряжения, а их адъютанты и флаг-офицеры усердно строчили приказы и
циркуляры, которые писаря, соблюдая порядковый номер, аккуратно подшивали к
делам. В канцеляриях исписывались целые горы бумаг в виде рапортов,
предписаний,
церемониальным маршем, производились
допрашивали нижних чинов о претензиях и делали инспекторские смотры, в
заключение выкрикивали:
Алексей Александрович. Глядя на суда, выкрашенные к его приезду, на бравый
Василенко Иван
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Куликов Роман