из серебра и зеркало, на котором красными точками были обозначены конту-
ры его головы, а зелеными - направления, в которых распространялись мор-
щины на его лице. Если у него была рана или просто что-нибудь болело,
Скила вставал перед зеркалом и в те места, на которые приходились зеле-
ные точки, втыкал себе в лицо китайские иглы. После этого боль проходи-
ла, а раны заживали, оставляя на коже лишь какой-нибудь китайский иерог-
лиф. Но зеркало могло лечить только его самого. И там, где он пускал
дым, и там, где пропускал глоток-другой, он любил веселье и готов был
хорошо платить каждому, кто сумеет его рассмешить. Но цену каждой шутки
он определял по-своему. Смех, считал он, бывает обычным, когда смеются
только над чем-то одним. Такой смех - самый дешевый. Дороже стоит тот
смех, когда человек смеется одновременно из-за двух или трех вещей. Од-
нако такой смех встречался редко, как, впрочем, и другие дорогие вещи.
закоулках городов Малой Азии самые удачные сабельные удары, изучал их,
проверял на живом мясе и потом описывал способ нанесения в специальной
тетради, заполненной диаграммами и схемами, анализирующими приемы этого
древнего искусства. Он знал, как саблей убить рыбу в воде, как ночью
подманить врага светом фонаря, подвешенного на воткнутый в землю меч, и
напасть на него из мрака с ножом. Каждый прием он связывал с одним из
знаков зодиака, и каждая звезда того или иного созвездия обозначала одну
смерть. Известно, что в 1689 году Скила полностью справился с созвездия-
ми Водолея, Стрельца и Быка и приступил к созвездию Овна, в котором ему
не хватало лишь практической проверки последнего удара саблей, после ко-
торого и с этим созвездием было бы покончено. Этот удар имел змеевидную
траекторию, и после него оставалась страшная извилистая рана, которая
раскрывалась и, как рот, издавала крик освобожденной крови. Где-то в Ва-
лахии в боях между Австро-Венгрией и Турцией, как пишет сам Скила, он в
1689 году проверил и этот последний из своих приемов, после чего уехал в
Венецию, где опубликовал в 1702 году книгу "Лучшие подписи саблей", в
которой изложил свой опыт бойца на саблях и мечах. К книге прилагалась
карта схем нанесения ударов, в каждой из которых изображался и сам Авер-
кие Скила, стоящий среди звезд. Казалось, он пойман в клетку или сеть,
образованную траекториями движений его сабли, выполняющей разные приемы.
Непосвященным он виделся заключенным в прозрачное строение, которое сам
создал вокруг себя свистом сабли и разрезами ее клинка. Но эта клетка
имела столь прекрасные очертания, была такой легкой и воздушной, с вос-
хитительными поворотами, парящими куполами, мостами, арками и стройными
башнями по углам, что прежде всего можно было подумать, будто Аверкие
Скила опутан полетом жужжащего вокруг него жука, бесконечная подпись ко-
торого вдруг стала читаемой в воздухе. Лицо Аверкия Скилы за этими ре-
шенными задачами или же тюремными решетками было сп , только губы у него
были двойными, да все время казалось, что кто-то находящийся внутри него
хочет заговорить. Он утверждал, что каждая рана - это новое сердце, ко-
торое бьется само по себе, и раны он крестил саблей, а нос у него был
волосатым, поэтому его легко опознавали и старались избежать встречи с
ним.
снов Юсуф Масуди ?. Он вместе с Аверкием Скилой работал слугой у уже
упоминавшегося дипломата из Царьграда и занимался тем, что охотился на
тех, кто путешествует по людским снам. Он записал, что в тех случаях,
когда два человека видят друг друга во сне и когда сон одного создает
явь другого, всегда и с одной и с другой стороны немного сна просачива-
ется наружу. Из этого излишка образуются "дети сна". Иными словами, про-
должительность сна короче, чем явь того, что снится, правда сон всегда
несравненно глубже любой яви, и поэтому обязательно в любом случае оста-
ется немного отходов, "остатков материала", которые не входят в явь то-
го, что снилось, а переливаются через край и приклеиваются к яви како-
го-нибудь третьего лица, сталкивающегося из-за этого с большими неприят-
ностями и неожиданностями. Этот третий, как правило, оказывается в более
сложном положении, чем двое первых, его свобода воли вдвое больше огра-
ничена подсознанием, чем у тех двоих, так как излишки энергии и материа-
ла, которые перетекают в их снах, поочередно переливаются в духовную
жизнь третьего, и он из-за этого становится как бы двуполым существом,
которое ориентируется то на одного, то на другого спящего.
и боролся не на жизнь, а на смерть с еще двумя, тоже видящими сны, имена
которых Масуди приводит. Это хозяин Аверкия - Аврам Бранкович, и некий
Коэн ?, которого Аверкие Скила вообще не знал. Как бы то ни было, сам
Скила мог, подобно музыкальному инструменту с низким голосом и самыми
толстыми струнами, встроить лишь костяк мелодии, лишь основное звучание
своей жизни, в самых грубых чертах. Все остальное ускользало от него,
оно было доступно не ему, а другим, и его можно было измерить только их
мерой. Самые мучительные его вопли и самые высшие взлеты находились на
каком-то таком уровне, где другие выдерживают не мучась, на середине
своих возможностей.
ла, собирая свою коллекцию сабельных ударов, исходил вовсе не из профес-
сиональных и военных интересов, не из желания совершенствовать и изучать
искусство сабельного боя, а из отчаянной надежды найти тот самый прием,
который поможет ему спастись из заколдованного круга, в котором он топ-
тался в ожидании того, когда его мучители окажутся в пределах досягае-
мости сабли. В последние годы он возлагал огромные и непонятные надежды
на то, что все решится с помощью одного боевого приема, который, как он
утверждал, находился под знаком Овна. Иногда Аверкие Скила просыпался с
глазами, полными высохших слез, которые, если их потереть, распадались и
крошились под пальцами, как кусочки разбитого стекла или как песок, и по
этим остаткам копт мог распознавать - чужие это слезы или его собствен-
ные. Тем не менее в венецианском издании "Лучшие подписи саблей" послед-
няя диаграмма показывает Аверкия Скилу в клетке из обозначенных пункти-
ром траекторий движения его оружия, причем одно особенное, извилистое
движение саблей под знаком Овна на этом чертеже представляет собой как
бы проход, который позволяет выбраться из этой клетки или сети. На диаг-
рамме Аверкие Скила изображен покидающим клетку своего опасного мас-
терства через отверстие, проделанное необычным, змеящимся движением, и
выходящим через него на свободу, как через щель приоткрывшейся двери.
Через эту прорезь он выходит как из раны, будто рождаясь из своего
звездного заточения для мира и новой жизни. А внутри его косноязычного
рта радостно смеется другой рот.
обозначает в восточном христианстве отшельника, принявшего обет провести
жизнь в молитве на верху башни (столпа). Что же касается Гргура Бранко-
вича, то его называют Столпником по совершенно особой причине. Гргур
Бранкович был сотником из семейства эрдельских Бранковичей, старшим сы-
ном военачальника XVII века, находившегося на дипломатической службе,
Аврама Бранковича ?. Он пережил своего отца всего на двенадцать лет. Про
него известно, что он был пятнистым, как леопард, и всегда побеждал в
ночных боях. У него была драгоценная сабля, изготовленная из семидесяти
металлических пластин, которые были выкованы после того, как кузнец де-
вять раз подряд прочитал "Отче наш". Прозвище Столпник он никогда не
слышал, потому что получил его после смерти, а точнее, после того, как
был замучен в турецком плену. Пушечных дел мастер Хасан Агрибирди-млад-
ший описал его гибель, и народ о ней сложил песню, а сам Гргур Бранкович
благодаря прозвищу встал в один ряд со святыми отшельниками христи-
анства. Говорят, что погиб он так: вместе с несколькими всадниками Бран-
кович случайно налетел вблизи Дуная на турецкий отряд. Турки только что
подъехали к берегу и, сидя в седлах, прямо с лошадей мочились в реку.
Заметив их, Бранкович обратился в бегство. Командир турецкого отряда
увидел его, но не прервал своего дела и, только полностью опорожнившись
и стряхнув последние капли, погнался за Бранковичем и взял его в плен.
Под звуки ударов копьями по барабану связанного Бранковича привели в ту-
рецкий лагерь. Турки водрузили пленного на верхушку греческой колонны, и
три лучника получили приказ пускать в него стрелу за стрелой. Перед тем
как начать, ему пообещали, что, если он останется живым после пятой
стрелы, ему подарят жизнь и еще лук со стрелами, чтобы стрелять сверху в
тех троих, которые сейчас в него целятся. Тогда он попросил не выпускать
по две стрелы одновременно, потому что "должен считать выстрелы, а не
боль". Итак, те трое стали его обстреливать, а он считал. Первая
боль, которая накапливалась в течение жизни. Вторую стрелу ему удалось
схватить рукой, третья пробила ухо и осталась висеть в мочке, как
серьга, а он считал. Четвертая просвистела мимо, пятая ударилась об ко-
лено, соскользнула и пробила другую ногу, а он считал; шестая опять про-
летела мимо, девятая пригвоздила его ладонь к бедру, а он считал; один-
надцатая разворотила ему локоть, двенадцатая вонзилась в пах, а он счи-
тал. Досчитал до семнадцати и тогда упал с колонны мертвым. На этом мес-
те вырос дикий виноград - его никогда не продают и не покупают, это счи-
тается грехом.
университета в Нови-Саде, проснулся апрельским утром 1982 года - с воло-
сами под подушкой и легкой болью во рту. Ему мешало что-то твердое и
зубчатое. Он засунул в рот два пальца, как будто полез в карман за рас-
ческой, и вынул изо рта ключ. Маленький ключ с золотой головкой. Челове-
ческие мысли и сны имеют свои ороговевшие, непроницаемые внешние оболоч-
Сертаков Виталий
Махров Алексей
Зыков Виталий
Перумов Ник
Шилова Юлия
Самойлова Елена