вился в хату писаря, и вслед за ними, как пароход, задымился винокур.
в темный переулок, разом вскрикнули от сильного удара по лбам, и такой
же крик отгрянул в ответ им. Голова, прищуривши глаз свой, с изумлением
увидел писаря с двумя десятскими.
величают такими словами... словом, сказать стыдно; пьяный москаль побо-
ится вымолвить их нечестивым своим языком. (Все это худощавый писарь, в
пестрядевых шароварах и жилете цвету винных дрожжей, сопровождал протя-
гиванием шеи вперед и приведением ее тот же час в прежнее состояние.)
Вздремнул было немного, подняли с постели проклятые сорванцы своими
срамными песнями и стуком! Хотел было хорошенько приструнить их, да, по-
камест надел шаровары и жилет, все разбежались куда ни попало. Самый
главный, однако ж, не увернулся от нас. Распевает он теперь в той хате,
где держат колодников. Душа горела у меня узнать эту птицу, да рожа за-
мазана сажею, как у черта, что кует гвозди для грешников.
у меня в комоде?
перед собою свояченицу.
не свихнул еще с последнего ума? Была ли в одноглазой башке твоей хоть
капля мозгу, когда толкнул ты меня в темную комору? счастье, что не уда-
рилась головою об железный крюк. Разве я не кричала тебе, что это я?
Схватил, проклятый медведь, своими железными лапами, да и толкает! Чтоб
тебя на том свете толкали черти!..
какие-нибудь своих причин.
пан писарь, не шельма этот проклятый сорвиголова?
заниматься делом?
на улице; они, дурни, забрали себе в голову, что я им ровня. Они думают,
что я какой-нибудь их брат, простой козак! - Небольшой последовавший за
сим кашель и устремление глаза исподлобья вокруг давало догадываться,
что голова готовится говорить о чем-то важном. - В тысячу... этих прок-
лятых названий годов, хоть убей, не выговорю; ну, году, комиссару тог-
дашнему Ледачему дан был приказ выбрать из козаков такого, который бы
был посмышленее всех. О! - это "о!" голова произнес, поднявши палец
вверх, - посмышленее всех! в проводники к царице. Я тогда...
выслужил царскую ласку. Признайся теперь, моя правда вышла: хватил нем-
ного на душу греха, сказавши, что поймал этого сорванца в вывороченном
тулупе?
гим, заковать в кандалы и наказать примерно. Пусть знают, что значит
власть! От кого же и голова поставлен, как не от царя? Потом доберемся и
до других хлопцев: я не забыл, как проклятые сорванцы вогнали в огород
стадо свиней, переевших мою капусту и огурцы; я не забыл, как чертовы
дети отказались вымолотить мое жито; я не забыл... Но провались они, мне
нужно непременно узнать, какая это шельма в вывороченном тулупе.
должение всего этого разговора беспрерывно заряжались дымом, как осадная
пушка, и губы, оставив коротенькую люльку, выбросили целый облачный фон-
тан. - Эдакого человека не худо, на всякий случай, и при виннице дер-
жать; а еще лучше повесить на верхушке дуба вместо паникадила.
решился, не дожидаясь одобрения других, наградить себя хриплым смехом.
землю хате; любопытство наших путников увеличилось. Все столпились у
дверей. Писарь вынул ключ, загремел им около замка; но этот ключ был от
сундука его. Нетерпение увеличилось. Засунув руку, начал он шарить и сы-
пать побранки, не отыскивая его. "Здесь!" - сказал он наконец, нагнув-
шись и вынимая его из глубины обширного кармана, которым снабжены были
его пестрядевые шаровары. При этом слове сердца наших героев, казалось,
слились в одно, и это огромное сердце забилось так сильно, что неровный
стук его не был заглушен даже брякнувшим замком. Двери отворились, и...
Голова стал бледен как полотно; винокур почувствовал холод, и волосы
его, казалось, хотели улететь на небо; ужас изобразился в лице писаря;
десятские приросли к земле и не в состоянии были сомкнуть дружно разину-
тых ртов своих: перед ними стояла свояченица.
движение, чтобы подойти к ним.
Господа! это сатана! - продолжал он. - Огня! живее огня! Не пожалею ка-
зенной хаты! Зажигай ее, зажигай, чтобы и костей чертовых не осталось на
земле.
не в снегу, а до сих пор ума не нажили: от простого огня ведьма не заго-
рится! Только огонь из люльки может зажечь оборотня. Постойте, я сейчас
все улажу!
раздувать ее. Отчаяние придало в это время духу бедной свояченице, гром-
ко стала она умолять и разуверять их.
и не сатана, - сказал писарь. - Если оно, то есть то самое, которое си-
дит там, согласится положить на себя крестное знамение, то это верный
знак, что не черт.
дверях. - Если не пошевелишься с места, мы отворим дверь.
безопасное место в случае ретирады.
на улице и, несмотря на сопротивление, опустили в широкое окно хаты и
заколотили ставнем. Писарь взглянул: петли у широкого ставня оторваны, и
он приколочен только сверху деревянным брусом.
который попятился назад и все еще продолжал ее мерять своим глазом. - Я
знаю твой умысел: ты хотел, ты рад был случаю спечь меня, чтобы свобод-
нее было волочиться за дивчатами, чтобы некому было видеть, как дурачит-
ся седой дед. Ты думаешь, я не знаю, о чем говорил ты сего вечера с Ган-
ною? О! я знаю все. Меня трудно провесть и не твоей бестолковой башке. Я
долго терплю, но после не прогневайся...
нии голову. "Нет, тут не на шутку сатана вмешался", - думал он, сильно
почесывая свою макушку.
пленника. - Вы с ума сошли: да это пьяный Каленик!
кие. - В переулке окружили проклятые хлопцы, стали танцевать, дергать,
высовывать языки, вырывать из рук... черт с вами!.. И как мы попали на
эту ворону вместо его, бог один знает!
ловить сей же миг сего разбойника: а оным образом и всех, кого найдете
на улице, и привесть на расправу но мне!.
дел бы ты, какие хари: убей бог нас, и родились и крестились - не видали
таких мерзких рож. Долго ли до греха, пан голова, перепугают доброго че-
ловека так, что после ни одна баба не возьмется вылить переполоху.
жите их руку! Вы бунтовщики? Что это?.. Да, что это?.. Вы заводите раз-
бои!.. Вы... Я донесу комиссару! Сей же час! слышите, сей же час. Беги-
те, летите птицею! Чтоб я вас... Чтоб вы мне...
Корнев Павел
Шилова Юлия
Круз Андрей
Гуревич Георгий
Андреев Николай
Шилова Юлия