хромой Диомедон и болезненно полненькая Полина; наконец, сама
Марфинька, в своем выходном черном платье, с бархаткой вокруг
белой холодной шеи и зеркалом в руке; при ней неотступно
находился очень корректный молодой человек с безукоризненным
профилем.
кожаное кресло, поставил с усилием толстую замшевую ногу на
скамеечку и, злобно качая головой, из-под тяжелых век уставился
на Цинцинната, которого охватило знакомое мутное чувство при
виде бранденбургов, украшающих теплую куртку тестя, морщин
около его рта, выражающих как бы вечное отвращение, и багрового
пятна на жилистом виске, со вздутием вроде крупной изюмины на
самой жиле.
брючках; она -- стриженая, с белым бобриком, и такая худенькая,
что могла бы натянуть на себя шелковый чехол зонтика)
расположились рядышком на двух одинаковых стульях с высокими
спинками; дед не выпускал из маленьких волосатых рук
громоздкого, в золоченой раме, портрета своей матери --
туманной молодой женщины, державшей в свою очередь какой-то
портрет.
отдельные части стен. Сиял широкий зеркальный шкап, явившийся
со своим личным отражением (а именно: уголок супружеской
спальни, -- полоса солнца на полу, оброненная перчатка и
открытая в глубине дверь). Вкатили невеселый, с ортопедическими
ухищрениями, велосипедик. На столе с инкрустациями лежал уже
десять дет плоский гранатовый флакон и шпилька. Марфинька села
на свою черную, вытканную розами, кушетку.
тихо проговорила Марфинька и зябко повела плечом.
нежно усмехнувшись одним уголком тонких губ, отвела его чуткую
руку. ("Я первым делом смотрю мужчине на руки".) Он был в
шикарной черной форме телеграфного служащего и надушен фиалкой.
смачно проклинать Цинцинната. Взгляд Цинцинната увело зеленое,
в белую горошинку, платье Полины: рыженькая, косенькая, в
очках, не смех возбуждающая, а грусть этими горошинками и
круглотой, тупо передвигая толстые ножки в коричневых шерстяных
чулках и сапожках на пуговках, она подходила к присутствующим и
словно каждого изучала, серьезно и молчаливо глядя своими
маленькими темными глазами, которые сходились за переносицей.
Бедняжка была обвязана салфеткой, -- забыли, видимо, снять
после завтрака.
Цинциннат сказал:
тебя, -- хотя бы сегодня, когда ты стоишь на пороге смерти, --
немножко почтительности. Ухитриться угодить на плаху... Изволь
мне объяснить, как ты мог, как смел...
который осторожно возился, шаря вкруг себя и под собой на
кушетке.
должно быть, ее по дороге. -- Ничего, найдется... А скажите,
вам, наверное, не холодно?
ладонь к нему на кисть; и, тотчас отняв руку, поправила на
коленях платье и шипящим шепотом позвала сына, который
приставал к своим дядьям, отталкивавшим его -- он им мешал
слушать. Диомедон, в серой блузе с резинкой на бедрах, весь
искривляясь с ритмическим выкрутом, довольно все же проворно
прошел расстояние от них до матери. Левая нога была у него
здоровая, румяная; правая же походила на ружье в сложном своем
снаряде: ствол, ремни. Круглые карие глаза и редкие брови были
материнские, но нижняя часть лица, бульдожьи брыльца -- это
было, конечно, чужое.
хлопком задержала стекавшее с кушетки ручное зеркало.
счастливый семьянин, -- прекрасная обстановка, чудные детишки,
любящая жена, -- как ты смел не принять во внимание, как не
одумался, злодей? Мне сдается иногда, что я просто-напросто
старый болван и ничего не понимаю, -- потому что иначе надобно
допустить такую бездну мерзости... Молчать! -- взревел он, -- и
старички опять вздрогнули и улыбнулись.
потерлась о ногу Цинцинната, потом очутилась на буфете,
проводившем ее глазами, и оттуда беззвучно прыгнула на плечо к
адвокату, который, только что на цыпочках войдя, сидел на
плюшевом пуфе, -- очень был простужен, -- и, поверх готового
для употребления носового платка, оглядывал присутствующих и
различные предметы домашнего обихода, придававшие такой вид
камере, точно тут происходил аукцион; кошка испугала его, он
судорожно ее скинул.
Марфинька прикрыла рукой глаза, ее молодой человек смотрел на
нее, играя желваками скул. На диванчике с изогнутым прислоном
сидели братья Марфиньки; брюнет, весь в желтом, с открытым
воротом, держал трубку нотной бумаги еще без нот, -- был одним
из первых певцов города; его брат, в лазоревых шароварах,
щеголь и остряк, принес подарок зятю -- вазу с ярко сделанными
из воска фруктами. Кроме того, он на рукаве устроил себе
креповую повязку и, ловя взгляд Цинцинната, указывал на нее
пальцем.
так двинул креслом, что тихонькая Полина, стоявшая рядом и
глядевшая ему в рот, повалилась назад, за кресло, где и
осталась лежать, надеясь, что никто не заметил. Тесть начал с
треском вскрывать папиросную коробку. Все молчали.
Марфиньки, брюнет, прочистил горло и пропел вполголоса: "Mali e
trano t'amesti..." (*12) -- осекся и посмотрел на брата,
который сделал страшные глаза. Адвокат, чему-то улыбаясь, опять
принялся за платок. Марфинька на кушетке перешептывалась со
своим кавалером, который упрашивал ее накинуть шаль, --
тюремный воздух был сыроват. Они говорили на "вы", но с каким
грузом нежности проплывало это "вы" на горизонте их едва
уловимой беседы... Старичок, ужасно дрожа, встал со стула,
передал портрет старушке и, заслоняя дрожавшее, как он сам,
пламя, подошел к своему зятю, а Цинциннатову тестю, и хотел ему
--. Но пламя потухло, и тот сердито поморщился:
он угрюмо, но уже без гнева, -- и тогда воздух совсем оживился,
и сразу заговорили все.
Марфинькин брат.
Марфинька, -- позавчера ты уже одну задушил, нельзя же каждый
день. Отнимите, пожалуйста, у него, Виктор, милый.
тихонько встала. Адвокат подошел к Цинциннатову тестю и дал ему
огня.
шурин, остряк, -- и прочти обратно. А? Смешно получается? Да,
брат, -- вляпался ты в историю. В самом деле, как это тебя
угораздило?
одинаково держа руки за спиной, стояли м-сье Пьер и директор --
и тихо, деликатно, двигая только зрачками, осматривали
общество. Смотрели они так с минуту, прежде чем удалиться.
друга муругого. Покайся, Цинциннатик. Ну, сделай одолжение.
Авось еще простят? А? Подумай, как это неприятно, когда башку
рубят. Что тебе стоит? Ну, покайся, -- не будь остолопом.
адвокат, подходя. -- Не целуйте меня, я еще сильно простужен. О
чем разговор? Чем могу быть полезен?
два слова жене...
сказал освежившийся тесть, протягивая так палку, что Цинциннат
на нее наскочил. -- Постой, постой же, я с тобою говорю!
накрытый на десять персон, и затем протиснуться между ширмой и
шкапом для того, чтобы добраться до Марфиньки, прилегшей на