заволокло сплошь и раздался такой оглушительный раскат грома, что все
молящиеся вздрогнули; за первым ударом последовал второй, третий; затем
послышался где-то, не очень близко, набат. Народ разом схлынул из всех
церквей. У выходов люди теснились, давили друг друга, в особенности жен-
щины, которые заранее причитали по своим животам и пожиткам. Горела Пуш-
карская слобода, и от нее, навстречу толпе, неслась целая стена песку и
пыли.
лось тучами, что на улицах сделалось совершенно темно. Сверху черная,
безграничная бездна, прорезываемая молниями; кругом воздух, наполненный
крутящимися атомами пыли, - все это представляло неизобразимый хаос, на
грозном фоне которого выступал не менее грозный силуэт пожара. Видно бы-
ло, как вдали копошатся люди, и казалось, что они бессознательно толкут-
ся на одном месте, а не мечутся в тоске и отчаянье. Видно было, как кру-
жатся в воздухе оторванные вихрем от крыш клочки зажженной соломы, и ка-
залось, что перед глазами совершается какое-то фантастическое зрелище, а
не горчайшее из злодеяний, которыми так обильны бессознательные силы
природы. Постепенно одно за другим занимались деревянные строения и
словно таяли. В одном месте пожар уже в полном разгаре; все строение об-
нял огонь, и с каждой минутой размеры его уменьшаются, и силуэт принима-
ет какие-то узорчатые формы, которые вытачивает и выгрызает страшная
стихия. Но вот в стороне блеснула еще светлая точка, потом ее закрыл
густой дым, и через мгновение из клубов его вынырнул огненный язык; по-
том язык опять исчез, опять вынырнул - и взял силу. Новая точка, еще
точка... сперва черная, потом ярко-оранжевая; образуется целая связь
светящихся точек, и затем - настоящее море, в котором утопают все от-
дельные подробности, которое крутится в берегах своею собственною силою,
которое издает свой собственный треск, гул и свист. Не скажешь, что тут
горит, что плачет, что страдает; тут все горит, все плачет, все страда-
ет... Даже стонов отдельных не слышно.
пожара. Припоминалось тут все, что когда-нибудь было дорого; все завет-
ное, пригретое, приголубленное, все, что помогало примиряться с жизнью и
нести ее бремя. Человек так свыкся с этими извечными идолами своей души,
так долго возлагал на них лучшие свои упования, что мысль о возможности
потерять их никогда отчетливо не представлялась уму. И вот настала мину-
та, когда эта мысль является не как отвлеченный призрак, не как плод ис-
пуганного воображения, а как голая действительность, против которой не
может быть и возражений. При первом столкновении с этой действи-
тельностью человек не может вытерпеть боли, которою она поражает его; он
стонет, простирает руки, жалуется, клянет, но в то же время еще надеет-
ся, что злодейство, быть может, пройдет мимо. Но когда он убедился, что
злодеяние уже совершилось, то чувства его внезапно стихают, и одна
только жажда водворяется в сердце его - это жажда безмолвия. Человек
приходит к собственному жилищу, видит, что оно насквозь засветилось, что
из всех пазов выпалзывают тоненькие огненные змейки, и начинает созна-
вать, что вот это и есть тот самый конец всего, о котором ему когда-то
смутно грезилось и ожидание которого, незаметно для него самого, прохо-
дит через всю его жизнь. Что остается тут делать? что можно еще предпри-
нять? Можно только сказать себе, что прошлое кончилось и что предстоит
начать нечто новое, нечто такое, от чего охотно бы оборонился, но чего
невозможно избыть, потому что оно придет само собою и назовется завтраш-
ним днем.
Николка-то где?
ся сзади около сарафана матери.
осталась!
Проходит одна томительная минута, другая. Обрушиваются балки одна за
другой, трещит потолок. Наконец парень показывается среди облаков дыма;
шапка и полушубок на нем затлелись, в руках ничего нет. Слышится вопль:
"Матренка! Матренка! где ты?" - потом следуют утешения, сопровождаемые
предположениями, что, вероятно, Матренка с испуга убежала на огород...
вопль, заставляющий даже эту, совсем обеспамятевшую толпу перекреститься
и вскрикнуть: "спаси, Господи!" Весь или почти весь народ устремляется
по направлению этого крика. Сарай только что загорелся, но подступиться
к нему уже нет возможности. Огонь охватил плетеные стены, обвил каждую
отдельную хворостинку, и в одну минуту сделал из темной, дымившейся мас-
сы рдеющий, ярко-прозрачный костер. Видно было, как внутри метался и бе-
гал человек, как он рвал на себе рубашку, царапал ногтями грудь, как он
вдруг останавливался и весь вытягивался, словно вдыхал. Видно было, как
брызгали на него искры, словно обливали, как занялись на нем волосы, как
он сначала тушил их, потом вдруг закружился на одном месте...
лудикая фигура его казалась просветлевшею. Людям виделся не тот нечис-
топлотный, блуждающий мутными глазами Архипушко, каким его обыкновенно
видали, не Архипушко, преданный предсмертным корчам и, подобно всякому
другому смертному, бессильно борющийся против неизбежной гибели, а слов-
но какой-то энтузиаст, изнемогающий под бременем переполнившего его вос-
торга.
жалеючи.
ло, что у него уже начинало занимать дыхание. Наконец столбы, поддержи-
вавшие соломенную крышу, подгорели. Целое облако пламени и дыми разом
рухнуло на землю, прикрыло человека и закрутилось. Рдеющая точка на вре-
мя опять превратилась в темную; все инстинктивно перекрестились...
вое: загудели на соборной колокольне колокола, и вдруг самый большой из
них грохнулся вниз. Бросились и туда, но тут увидели, что вся слобода
уже в пламени, и начали помышлять о собственном спасении. Толпа, остав-
шаяся без крова, пропитания и одежды, повалила в город, но и там встре-
тилась с общим смятением. Хотя очевидно было, что пламя взяло все, что
могло взять, но горожанам, наблюдавшим за пожаром по ту сторону речки,
казалось, что пожар все рос и зарево больше и больше рдело. Весь воздух
был наполнен какою-то светящеюся массою, в которой, отдельными точками,
кружились и вихрились головни и горящие пуки соломы. "Куда-то они поле-
тят? На ком обрушатся?" - спрашивали себя оцепенелые горожане.
спасать имущество. Улицы запрудились возами и пешеходами, нагруженными и
навьюченными домашним скарбом. Торопливо, но без особенного шума двига-
лась эта вереница по направлению к выгону и, отойдя от города на безо-
пасное расстояние, начала улаживаться. В эту минуту полил долго желанный
дождь и растворил на выгоне легко уступающий чернозем.
даться тут до свету. Многие присели на землю и дали волю слезам. Ка-
кой-то начетчик запел: на реках вавилонских и, заплакав, не мог кончить;
кто-то произнес имя стрельчихи Домашки, но отклика ниоткуда не последо-
вало. О бригадире все словно позабыли, хотя некоторые и уверяли, что ви-
дели, как он слонялся с единственной пожарной трубой и порывался отсто-
ять попов дом. Поп был тут же, вместе со всеми, и роптал.
лажался! - в упор последовал ответ, и затем разговор по этому предмету
больше не возобновлялся.
реть было нечему, отчасти потому, что пошел проливной дождь. Пушкари
побрели обратно на пожарище и увидели кучи пепла и обуглившиеся бревна,
под которыми тлелся огонь. Достали откуда-то крючьев, привезли из города
трубу и начали, не торопясь, растаскивать уцелевший материал и тушить
остатки огня. Всякий рылся около своего дома и чего-то искал; многие в
самом деле доискивались и крестились. Сгоревших людей оказалось с деся-
ток, в том числе двое взрослых; Матренку же, о которой накануне был раз-
говор, нашли спящею на огороде между гряд. Мало-помалу день принял свой
обычный, рабочий вид. Убытки редко кем высчитывались; всякий старался
прежде всего определить себе не то, что он потерял, а то, что у него
есть. У кого осталось нетронутым подполье, и по этому поводу выражалась
радость, что уцелел квас и вчерашний каравай хлеба; у кого каким-то чу-
дом пожар обошел клевушок, в котором была заперта буренушка.
лагеря; но не надолго. Около полдня, у Ильи Пророка, что' на болоте,
опять забили в набат. Загорелся сарай той самой "Козы", у которой в пре-
дыдущем рассказе летописец познакомил нас с приказным Боголеповым. Пола-
гают, что Боголепов, в пьяном виде, курил табаку и заронил искру в сен-
ную труху; но так как он сам при этом случае сгорел, то догадка эта нас-
тоящим образом в известность не приведена. В сущности, пожар был не
весьма значителен и мог бы быть остановлен довольно легко, но граждане
до того были измучены и потрясены происшествиями вчерашней бессонной но-
чи, что достаточно было слова: "пожар!", чтоб произвести между ними но-
вую общую панику. Все опять бросились к домам, тащили оттуда кто что мог
и побежали на выгон. А пожар между тем разрастался и разрастался.
что они вполне схожи с теми, которые уже приведены нами выше. Скажем
только, что два дня горел город, и в это время без остатка сгорели две
слободы: Болотная и Негодница, названная так потому, что там жили сол-
Березин Федор
Черепнин Владимир
Василенко Иван
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей
Шилова Юлия