от ударов разбудит дремлющее сознание и вернет исчезающую волю. Элия
открыл глаза.
жись. Слышишь? Зубами вцепись в борт и держись!
опять подтащил голову и плечи Элии к лодке.
нять неподвижное туловище.
но он послушно впился зубами в борт и удержался. Харниш приподнял его,
потянул на себя, и Элия ткнулся лицом в дно лодки, в кровь ободрав нос,
губы и подбородок о расщепленное дерево; тело его, согнувшись пополам,
беспомощно повисло на борту лодки. Харниш перекинул ноги Элии через
борт, потом, задыхаясь от усилий, перевернул его на спину и накрыл одея-
лом.
Харнишу пришлось по необходимости положить Элию ближе к корме, а это оз-
начало, что для спуска потребуется еще большее напряжение. Собравшись с
духом, он взялся за лодку, но в глазах у него потемнело, и когда он
опомнился, оказалось, что он лежит, навалившись животом на острый край
кормы. Видимо, впервые в жизни он потерял сознание. Мало того, он
чувствовал, что силы его иссякли, что он пальцем шевельнуть не может, а
главное - что ему это безразлично. Перед ним возникали видения, живые и
отчетливые, мысль рассекала мир, словно стальное лезвие. Он, который с
детства привык видеть жизнь во всей ее наготе, никогда еще так остро не
ощущал этой наготы. Впервые пошатнулась его вера в свое победоносное
"я". На какое-то время жизнь пришла в замешательство и не сумела сол-
гать. В конечном счете он оказался таким же жалким червяком, как и все,
ничуть не лучше съеденной им белки или людей, потерпевших поражение, по-
гибших на его глазах, как, несомненно, погибли Джо Хайнс и Генри Финн,
ничуть не лучше Элии, который лежал на дне лодки, весь в ссадинах, безу-
частный ко всему. Харнишу с кормы лодки хорошо была видна река до самого
поворота, откуда рано или поздно нагрянут ледяные глыбы. И ему казалось,
что взор его проникает в прошлое и видит те времена, когда в этой стране
еще не было ни белых, ни индейцев, а река Стюарт год за годом, зимой
прикрывала грудь ледяным панцирем, а весной взламывала его и вольно ка-
тилась к Юкону. И в туманной дали грядущего он провидел то время, когда
последние поколения смертных исчезнут с лица Аляски и сам он исчезнет, а
река по-прежнему, неизменно - то в зимнюю стужу, то бурной весной - бу-
дет течь, как текла от века.
его, Элама Харниша, одного из самых удачных, самых совершенных своих
созданий. Он ничто - всего лишь уязвимый комок мышц и нервов, ползающий
в грязи в погоне за золотом, мечтатель, честолюбец, игрок, который
мелькнет - и нет его. Нетленна и неуязвима только мертвая природа, все,
что не имеет ни мышц, ни нервов - песок, земля и гравий, горы и низины,
и река, которая из года в год, из века в век покрывается льдом и вновь
очищается от него. В сущности, какой это подлый обман! Игра краплеными
картами. Те, кто умирает, не выигрывают, - а умирают все. Кто же остает-
ся в выигрыше? Даже и не Жизнь - великий шулер, заманивающий игроков,
этот вечно цветущий погост, нескончаемое траурное шествие.
была свободна ото льда, а на носу лодки сидела пуночка, устремив на него
дерзкий взгляд. Потом он снова погрузился в свои мысли.
выйти из игры. И что же? Он снова и снова задавал себе этот вопрос.
довал свою религию, которая учила его не обманывать ближних, вести с ни-
ми честную игру, и никогда не предавался праздным размышлениям о загроб-
ной жизни. Для него со смертью все кончалось. Он всегда в это верил и не
испытывал страха. И сейчас, когда пятнадцать футов отделяло лодку от ре-
ки, а он и пальцем не мог пошевелить, чтобы сдвинуть ее с места, он все
так же твердо верил, что со смертью все кончается, и не испытывал стра-
ха. В его представлениях об окружающем мире было слишком много трезвой
простоты, чтобы их могло опрокинуть первое - или последнее - содрогание
жизни, убоявшейся смерти.
воскрешала перед ним десятки картин смерти. Он снова глядел на них, как
глядел когда-то, и они не страшили его. Что ж, эти люди умерли, умерли
давно. Мысль о смерти уже не тревожит их. Они не висят, перегнувшись по-
полам, на корме лодки в ожидании конца. Умереть легко, он никогда не ду-
мал, что это так легко; и, чувствуя приближение смерти, он даже радовал-
ся ей.
грез - золотую столицу Севера, привольно раскинувшуюся на высоком берегу
Юкона. Он увидел речные пароходы, в три ряда стоящие на якоре вдоль
пристани; лесопилки на полном ходу; длинные упряжки лаек, везущие спа-
ренные нарты с грузом продовольствия для приисков. И еще он видел игор-
ные дома, банкирские конторы, биржу, крупные ставки, широкое поле для
азартнейшей в мире игры. Обидно все-таки, подумал он, упустить свое
счастье, когда нюхом чуешь все это и знаешь, что откроется золотое дно.
От этой мысли Жизнь встрепенулась в нем и снова начала плести свою веко-
вечную ложь.
спиной к лодке. Нет, он не хочет выбывать из игры. Да и с какой стати?
Если собрать воедино все остатки сил, еще таящиеся в его ослабевших мыш-
цах, он, без сомнения, сумеет приподнять лодку и столкнуть ее вниз.
Вдруг ему пришло в голову, что хорошо бы войти в долю с Харпером и
Ледью, застолбившими место под поселок на Клондайке. Дорого они не зап-
росят за пай. Если золотым дном окажется Стюарт, он найдет счастье в
"Поселке Элам Харниш"; а если Клондайк - то ему тоже кое-что перепадет.
пролежал так с полчаса. Потом встал, тряхнул головой, прогоняя искрящий-
ся туман, застилавший ему глаза, и взялся за лодку. Он отлично понимал,
чем он рискует. Если первая попытка сорвется, все дальнейшие усилия об-
речены на неудачу. Он должен пустить в ход все свои скудные силы до пос-
ледней капли, вложить их целиком в первый же толчок" так как для второго
уже не останется ничего.
всем существом своим, истощая до отказа в этой отчаянной попытке все си-
лы тела и души. Лодка приподнялась. У него потемнело в глазах, но он не
отступился. Почувствовав, что лодка сдвинулась с места и заскользила по
льду, он последним усилием прыгнул в нее и повалился на ноги Элии. Он
остался лежать, даже не пытаясь приподняться, но услышал плеск и ощутил
движение лодки по воде. Взглянув на верхушки деревьев, он понял, что
лодку крутит. Вдруг его крепко тряхнуло, и кругом полетели осколки льда
- значит, она ударилась о берег. Еще раз десять лодку крутило и било о
берег, потом она легко и свободно пошла вниз по течению.
проспал несколько часов. Было уже за полдень. Он подполз к корме и при-
поднялся. Лодка шла серединой реки. Мимо проносились лесистые берега,
окаймленные сверкающей ледяной кромкой. Рядом с лодкой плыла выворочен-
ная с корнями гигантская сосна. По прихоти течения лодка и дерево столк-
нулись. Харниш дотащился до носа и прикрепил фалинь к корневищу. Сосна,
глубже погруженная в воду, чем лодка, шла быстрее; фалинь натянулся, и
дерево взяло лодку на буксир. Тогда он окинул мутным взглядом берега,
которые кружились и пошатывались, солнце, словно маятник качавшееся в
небе, завернулся в заячий мех, улегся на дно лодки и уснул.
Слышался глухой рокот разлившейся реки. Лодку дернуло, и он понял, что
ослабевший было фалинь, которым лодка была привязана к сосне, опять на-
тянулся. Обломок льдины ударился о корму и проскреб по борту. "Ну что ж,
второй ледоход покамест не настиг меня", - подумал Харниш, закрывая гла-
за и опять погружаясь в сон.
Харниш бросил взгляд на далекие берега и понял, что это уже не Стюарт, а
могучий Юкон. Скоро должна показаться Шестидесятая Миля. Он был удручаю-
ще слаб. Медленно, с неимоверными усилиями, задыхаясь и беспомощно шаря
руками, он приподнялся и сел на корме, положив возле себя ружье. Он дол-
го смотрел на Элию, стараясь разглядеть, дышит тот или нет; но в нем са-
мом уже едва теплилась жизнь, и у него не было сил подползти поближе.
ты полного бездумия; он не засыпал, не терял сознания, он просто перес-
тавал думать, словно зубчатые колеса, не цепляясь друг за друга, верте-
лись у него в мозгу. Но мысль его хоть и бессвязно, все же работала.
Итак, он еще жив и, вероятно, будет спасен; но как это случилось, что он
не лежит мертвый, перегнувшись через край лодки на ледяной глыбе? Потом
он вспомнил свое последнее нечеловеческое усилие. Что заставило его сде-
лать это усилие? Только не страх смерти. Он не боялся умереть, это не-
сомненно... Так что же? - спрашивал он себя. Наконец память подсказала
ему, что в последнюю минуту он подумал о предстоящем открытии золота, в
которое твердо верил. Значит; он сделал усилие потому, что непременно
хотел участвовать в будущей крупной игре. Но опять-таки ради чего? Ну,
пусть ему достанется миллион. Все равно он умрет, умрет, как те, кому
всю жизнь только и удавалось, что отработать ссуду. Так ради чего же? Но
нить его мыслей рвалась все чаще и чаще, и он безвольно отдался сладост-
ной дремоте полного изнеможения.
предостерег его, что пора проснуться. Он сразу увидел факторию Шестиде-