твердая, неочищенная. Он сжал кулак, и жидкая кашица потекла у него меж-
ду пальцами. Он бросил в чан то, что осталось у него в кулаке, повернул-
ся и ушел. А мне стало ясно, во что превратилась бы моя рука, если бы
это чудовище применило всю свою силу.
получило наконец необходимый отдых, и опухоль заметно спала, а коленная
чашечка стала на место. Однако эти три дня отдыха принесли мне и непри-
ятности, которые я предвидел. Томас Магридж явно старался заставить меня
расплатиться за полученный отдых сполна. Он злобствовал, бранился на чем
свет стоит и взваливал на меня свою работу. Раз даже он замахнулся на
меня кулаком. Но я уже и сам озверел и огрызнулся так свирепо, что он
струсил и отступил. Малопривлекательную, должно быть, картину представ-
лял я, Хэмфри Ван-Вейден, в эту минуту. Я сидел в углу вонючего камбуза,
скорчившись над своей работой, а этот негодяй стоял передо мной и угро-
жал мне кулаком. Я глядел на него, ощерившись, как собака, сверкая гла-
зами, в которых беспомощность и страх смешивались с мужеством отчаяния.
Не нравится мне эта картина. Боюсь, что я был очень похож на затравлен-
ную крысу. Но кое-чего я все же достиг - занесенный кулак не опустился
на меня.
злоба, как и в моих. Мы были словно два зверя, запертые в одной клетке и
злобно скалящие друг на друга зубы. Магридж был трус и боялся ударить
меня потому, что я не слишком оробел перед ним. Тогда он придумал другой
способ застращать меня. В кухне был всего один более или менее исправный
нож. От долгого употребления лезвие его стало узким и тонким. Этот нож
имел необычайно зловещий вид, и первое время я всегда с содроганием брал
его в руки. Кок взял у Иогансена оселок и принялся с подчеркнутым рвени-
ем точить этот нож, многозначительно поглядывая на меня. Он точил его
весь день. Чуть у него выдавалась свободная минутка, он хватал нож и
принимался точить его. Лезвие ножа приобрело остроту бритвы. Он пробовал
его на пальце и ногтем. Он сбривал волоски у себя с руки, прищурив глаз,
глядел вдоль лезвия и снова и снова делал вид, что находит в нем ка-
кой-то изъян. И опять доставал оселок и точил, точил, точил... В конце
концов меня начал разбирать смех - все это было слишком нелепо.
пустить этот нож в ход. Я понимал, что он, подобно мне, способен совер-
шить отчаянный поступок, именно в силу своей трусости и вместе с тем
вопреки ей.
а некоторые стали поднимать кока на смех. Он сносил насмешки спокойно и
только покачивал головой с таинственным и даже довольным видом, пока
бывший юнга Джордж Лич не позволил себе какую-то грубую шутку на его
счет.
казание окатить Магриджа водой после его игры в карты с капитаном. Оче-
видно, кок не забыл, с каким рвением исполнил Лич свою задачу. Когда Лич
задел кока, тот ответил грубой бранью, прошелся насчет предков матроса и
пригрозил ему ножом, отточенным для расправы со мной. Лич не остался в
долгу, и, прежде чем мы успели опомниться, его правая рука окрасилась
кровью от локтя до кисти. Кок отскочил с сатанинским выражением лица,
выставив перед собой нож для защиты. Но Лич отнесся к происшедшему не-
возмутимо, хотя из его рассеченной руки хлестала кровь.
шить не стану. Я разделаюсь с тобой, когда ты будешь без ножа.
страха перед содеянным им и перед неминуемой местью со стороны Лича. Но
на меня он с этой минуты озлобился пуще прежнего. Несмотря на весь его
страх перед грозившей ему расплатой, он понимал, что для меня это был
наглядный урок, и совсем обнаглел. К тому же при виде пролитой им крови
в нем проснулась жажда убийства, граничившая с безумием. Как ни сложны
подобные психические переживания, все побуждения этого человека были для
меня ясны, - я читал в его душе, как в раскрытой книге.
сатом, а я наблюдал, как безумие зреет в глазах Томаса Магриджа. Призна-
юсь, мной овладевал страх, отчаянный страх. Целыми днями кок все точил и
точил свой нож. Пробуя пальцем лезвие ножа, он посматривал на меня, и
глаза его сверкали, как у хищного зверя. Я боялся повернуться к нему
спиной и, пятясь, выходил из камбуза, что чрезвычайно забавляло матросов
и охотников, нарочно собиравшихся поглядеть на этот спектакль. Постоян-
ное, невыносимое напряжение измучило меня; порой мне казалось, что рас-
судок мой мутится. Да и немудрено было сойти с ума на этом корабле, сре-
ди безумных и озверелых людей. Каждый час, каждую минуту моя жизнь под-
вергалась опасности. Моя душа вечно была в смятении, но на всем судне не
нашлось никого, кто выказал бы мне сочувствие и пришел бы на помощь. По-
рой я подумывал обратиться к заступничеству Волка Ларсена, но мысль о
дьявольской усмешке в его глазах, выражавших презрение к жизни, останав-
ливала меня. Временами меня посещала мысль о самоубийстве, и мне понадо-
билась вся сила моей оптимистической философии, чтобы как-нибудь темной
ночью не прыгнуть за борт.
вался лаконическими ответами и старался избегать его. Наконец он прика-
зал мне снова занять место за столом в кают-компании и предоставить коку
исполнять за меня мою работу. Тут я высказал ему все начистоту, расска-
зал, что пришлось мне вытерпеть от Томаса Магриджа в отместку за те три
дня, когда я ходил в фаворитах.
антимонии насчет ваших бессмертных душ, а сами боитесь умереть! При виде
острого ножа в руках труса вы судорожно цепляетесь за жизнь, и весь этот
вздор вылетает у вас из головы. Как же так, милейший, ведь вы будете
жить вечно? Вы - бог, а бога нельзя убить. Кок не может причинить вам
зла - вы же уверены, что вам предстоит воскреснуть. Чего же вы боитесь?
притом миллионер, которому не грозит потерять свое состояние, так как
оно долговечнее звезд и безгранично, как пространство и время. Вы не мо-
жете растратить свой основной капитал. Бессмертие не имеет ни начала, ни
конца. Вечность есть вечность, и, умирая здесь, вы будете жить и впредь
в другом месте. И как это прекрасно - освобождение от плоти и свободный
взлет духа! Кок не может причинить вам зла. Он может только подтолкнуть
вас на тот путь, по которому вам суждено идти вечно.
отправить туда кока? Согласно вашим воззрениям, он тоже миллионер бесс-
мертия. Вы не можете довести его до банкротства. Его акции всегда будут
котироваться аль-пари. Убив его, вы не сократите срока его жизни, так
как эта жизнь не имеет ни начала, ни конца. Где-то, как-то, но этот че-
ловек должен жить вечно. Так отправьте его на небо! Пырните его ножом и
выпустите его дух на свободу. Этот дух томится в отвратительной тюрьме,
и вы только окажете ему любезность, взломав ее двери. И, кто знает, быть
может, прекраснейший дух воспарит в лазурь из этой уродливой оболочки.
Так всадите в кока нож, и я назначу вас на его место, а ведь он получает
сорок пять долларов в месяц!
Я мог надеяться только на себя, и отвага отчаяния подсказала мне план
действий: я решил бороться с Томасом Магриджем его же оружием и занял у
Иогансена точило.
ного молока и сахару. Кладовая, где хранились эти деликатесы, была рас-
положена под полом кают-компании. Улучив минуту, я стянул пять банок мо-
лока и ночью, когда Луис стоял на вахте, выменял у него на это молоко
тесак, такой же длинный и страшный, как кухонный нож Томаса Магриджа.
Тесак был заржавленный и тупой, но мы с Луисом привели его в порядок: я
вертел точило, а Луис правил лезвие. В эту ночь я спал крепче и спокой-
нее, чем обычно.
чирк, чирк. Я с опаской глянул на него, так как стоял в это время на ко-
ленях, выгребая из плиты золу. Выбросив ее за борт, я вернулся в камбуз;
кок разговаривал с Гаррисоном, - открытое, простодушное лицо матроса вы-
ражало изумление.
два года в Рэдингскую тюрьму. А мне было наплевать, я зато хорошо разук-
расил рожу этому подлецу. Посмотрел бы ты на него! Нож был вот такой са-
мый. Вошел, как в масло. А тот как взвоет! Ей-богу, лучше всякого предс-
тавления! - Кок бросил взгляд в мою сторону, желая убедиться, что я все
это слышал, и продолжал: - "Я не хотел тебя обидеть, Томми, - захныкал
он, - убей меня бог, если я вру!" - "Я тебя еще мало проучил", - сказал
я и кинулся на него. Я исполосовал ему всю рожу, а он только визжал, как
свинья. Раз ухватился рукой за нож - хотел отвести его, а я как дерну -
и разрезал ему пальцы до кости. Ну и вид у него был, доложу я тебе!
на корму, а Магридж уселся на высоком пороге камбуза и снова принялся
точить свой нож. Я бросил совок и спокойно расположился на угольном ящи-
ке лицом к моему врагу. Он злобно покосился на меня. Сохраняя внешнее
спокойствие, хотя сердце отчаянно колотилось у меня в груди, я вытащил
тесак Луиса и принялся точить его о камень. Я ожидал какой-нибудь беше-
ной выходки со стороны кока, но, к моему удивлению, он будто и не заме-
чал, что Я делаю. Он точил свой нож, я - свой. Часа два сидели мы так,
лицом к лицу, и точили, точили, точили, пока слух об этом не облетел всю
шхуну и добрая половина экипажа не столпилась у дверей камбуза полюбо-
Суворов Виктор
Андреев Николай
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Андреев Николай