Чтение 15–й страницы книги ~В дебрях Южной Африки~

питаются преимущественно листьями и ветвями колючих кустов, таких, как
колючая акация или "стой-погоди", тогда как белые живут травой. Черные
свирепей нравом - они набрасываются и на человека и на любого зверя, какой
попадется им на глаза, а иногда как будто даже срывают свою ярость на кустах
и разносят их в клочья.

Белые носороги тоже довольно свирепы, если их поранить или раздразнить,
но, в общем, склонны к миролюбию и позволяют охотнику пройти мимо, не
причинив ему вреда. Они легко жиреют, и мясо их пригодно для еды. Из всех
африканских животных ни одно так не ценится за мясо, как теленок белого
носорога. Напротив, черные носороги никогда не жиреют, и мясо у них жесткое
и невкусное.

Рога всех четырех идут у туземцев на различные нужды, так как они крепки,
прекрасной фактуры и отлично поддаются полировке. Из самых длинных рогов
местные жители выделывают массивные трости, а также шомполы для своих ружей.
Рога покороче идут на молотки, стаканы, ручки для разных небольших
инструментов и тому подобные поделки. В Абиссинии и других областях Северной
Африки, где в ходу мечи, их рукояти делаются из рогов носорога. Шкура
носорога также идет на различные изделия, между прочим - на кнут, известный
под названием "ямбок", хотя ямбок из шкуры бегемота ценится выше.

У африканских носорогов, как мы уже упоминали, кожа не имеет ни складок,
ни шишек, характерных для их азиатского сородича, но и у них она далеко не
мягкая. Она так толста и труднопроницаема, что обыкновенная свинцовая пуля
нередко сплющивается, ударяясь о нее. Чтобы она могла наверняка пробить
шкуру носорога, ее отливают из особо твердого сплава.

Носорог не относится к водяным животным, вроде бегемота, однако и он
любит водную стихию, и его не часто встретишь вдалеке от воды. Всем четырем
африканским породам по нраву лежать и кататься в грязи - совсем как свиньям
в летний день; и обычно они ходят сплошь облепленные грязью. Днем их можно
увидеть лежащими или стоящими в тени какого-нибудь густого деревца мимозы в
состоянии дремотной лени; ночью же они бродят в поисках пищи и водопоя. Если
подойти к носорогу с подветренной стороны, его нетрудно захватить врасплох,
потому что его крохотные бусинки-глаза не очень зорки. Наоборот, когда
охотник идет по ветру, носорог может учуять его издалека, так как нюх у него
превосходный. Будь носорог одарен к тому же и острым зрением, нападать на
него было бы опасной игрой: бежит он с такой быстротой, что на первых порах
обгоняет коня.

В броске и в беге черный носорог далеко превосходит белого. Все же
охотнику легко от него увернуться: он только должен проворно отскочить в
сторону, предоставив зверю слепо мчаться вперед.

Туловище черного носорога достигает шести футов высоты считая до плеч, и
тринадцати футов длины. Белый крупнее: кобаоба имеет все семь футов вышины и
четырнадцать длины.

Неудивительно, если зверя таких необычайных размеров приняли с первого
взгляда за слона. Носорог породы кобаоба - самое крупное после слона
четвероногое. При своей огромной морде - до полутора футов ширины, -
неуклюжей вытянутой голове и громоздком туловище он производит впечатление
такой мощи и тяжеловесного величия, что в этом не уступает самому
исполину-слону, а, по мнению иных, даже превосходит его. Он, можно сказать,
являет собою как бы карикатуру на слона. Поэтому не так уж груба была
ошибка, когда ван Блоом и осталые, глядя из-за фургона, приняли кобаоба за
могучего слона.

Черныш, однако, вывел всех из заблуждения, объявив, что животное, которое
они видят, - белый носорог.

Глава 18
ЖЕСТОКАЯ БИТВА

Когда они впервые заметили кобаоба, тот, как сказано, только что вышел из
чащи кустарника. Не задерживаясь, зверь прямиком направился к упомянутому
выше озерцу, очевидно, с намерением добраться до воды. Эта заводь была,
конечно, обязана своим существованием роднику, хоть она и лежала на добрых
двести ярдов в стороне от него и примерно на столько же от дерева-великана.
Она была почти круглой формы, имея сто ярдов в диаметре, и, значит, занимала
площадь в два с небольшим английских акра. Она с полным правом могла
именоваться озером. Так ее и называли дети ван Блоома.

У верхнего края озера - у того, что был обращен к роднику, - берег
вставал высоким откосом, а в двух-трех местах даже скалами, которые тянулись
к роднику вдоль русла небольшого ручейка. У дальнего же, западного, конца
озера берег был низменный, и местами поверхность воды стлалась чуть не
вровень с прилегающей степью. Поэтому он был весь исчерчен следами животных,
приходивших на водопой. Гендрик, страстный охотник, среди знакомых следов
приметил и такие, которые, по-видимому, принадлежали неизвестным ему
породам.

Кобаоба направлялся как раз туда, к нижнему концу озера - несомненно,
своему излюбленному и привычному месту водопоя.

Там был уголок, где подступ к воде был легче, чем повсюду, - немного вбок
от того места, где уходило от озера в степь сухое русло ручья. Это был
заливчик, окаймленный светлой песчаной отмелью. С равнины к нему вело
подобие крошечной ложбинки, вытоптанной догола животными, издавна
приходившими сюда утолять жажду. Вступив в заливчик, даже самые высокие
животные находили здесь достаточную глубину и хорошее дно, что позволяло им
пить спокойно и не слишком нагибаясь.

Кобаоба держал путь прямо к озеру, и, когда он подошел поближе, люди,
наблюдавшие за ним, увидели, что он вступил в ложбинку. Это послужило
доказательством, что он бывал здесь не раз.

Мгновением позже носорог, выйдя к заливчику, уже стоял по колено в воде.
Сделав несколько изрядных глотков - то сопя, то чихая, - он погрузил в воду
свою широкую рогатую морду и принялся мотать головой, пока вода не
вспенилась, а затем лег на дно и начал перекатываться с боку на бок, как
свинья в луже.

Здесь было мелковато, и большая часть его огромного туловища выступала
над поверхностью, хотя, пожелай он выкупаться как следует, он в двух шагах
от берега нашел бы достаточную глубину.

У ван Блоома и Гендрика сразу явилась мысль: нельзя ли окружить зверя и
убить его? Не просто убить ради убийства, нет. Черныш успел уже им
объяснить, как вкусно мясо белого носорога, а в лагере запас провианта
пришел к концу. У Гендрика была и другая причина желать смерти зверя: ему
нужен был новый шомпол для карабина, и он с вожделением поглядывал на
длинный рог кобаоба.

Но пожелать носорогу смерти легко, а вот убить его не просто. У наших
охотников не было лошадей - или, вернее, их лошади уже не годились под
седло, - а попытка подкрасться к зверю на своих двоих была бы и пустой и
опасной затеей. Носорог, по всей вероятности, поддел бы кого-нибудь из них
на свое большое копье или попросту растоптал ножищами. А если бы даже ничего
такого не случилось, он все равно ушел бы от них - носороги всех пород
бегают быстрей человека.

Как же все-таки управиться с ним? Может быть, подойти поближе, выстрелить
из засады и меткой пулей уложить на месте? Иногда удается убить носорога с
первого же выстрела, но только надо знать, куда стрелять, чтобы пуля
проникла в сердце или в другой жизненно необходимый орган.

План казался вполне осуществимым. Подобраться поближе было нетрудно: у
самого водопоя росли подходящие кусты. Если зайти с подветренной стороны,
старый кобаоба, пожалуй, и не учует охотников, тем более что в ту минуту он
был всецело поглощен своим приятным занятием.

Охотники решили попытать счастья и уже встали с земли, когда Черныша
вдруг как будто свело судорогой: маленький бушмен весь задергался, заплясал
на месте, чуть слышно бормоча:

- Клау, клау!

Глядя со стороны, всякий подумал бы, что Черныш внезапно помешался, но
ван Блоом знал, что возглас "клау" означает у бушмена "слон", и сам
посмотрел в ту сторону, куда указывал Черныш. Да, с запада в степи,
вырисовываясь на желтом небе, возникла темная громада, в которой, если
присмотреться, угадывались очертания слона. Явственно была видна над низкими
кустами его округлая спина; шевелились на ходу широкие висячие уши. С одного
взгляда все поняли, что слон направляется к озеру - и почти той же тропой,
по которой прошел только что носорог. Это, понятно, опрокинуло все планы
охотников. С появлением могучего слона они и думать забыли о белом носороге.
Едва ли могли они рассчитывать, что удастся убить зверя-исполина, но все же
подобная мысль мелькнула у них в уме. Почему не попытаться?

Однако они не успели еще составить какой-либо определенный план действий,
как слон уже подошел к берегу озера. Шествовал он как будто медленно, но его
огромные ноги быстро отмеряли расстояние, и свой путь он совершил куда
быстрее, чем можно было ждать. Охотники едва успели обменяться мыслями,
когда зверь-исполин был уже в нескольких ярдах от воды. Здесь он
остановился, повел хоботом в одну сторону, в другую и застыл, как будто
прислушиваясь. Не слышно было никакого шума, который мог бы его смутить, -
даже кобаоба притих.

Простояв так с минуту, исполин опять двинулся вперед и вступил в
описанную уже ложбинку. Из лагеря он был виден теперь весь, как на ладони,
хоть и находился в трехстах ярдах от зрителей. Он высился тяжелой громадой.
Его туловище заполняло почти всю ширину ложбинки, а длинные желтые бивни,
выдаваясь на два с лишним ярда из челюсти, изящно изгибались кверху. Это
был, как шепотом пояснил Черныш, "старый бык".

До последней минуты носорог даже не подозревал о приближении слона; при
огромных размерах исполина поступь его бесшумна, как у кошки. Правда, из его
утробы, когда он двигался, доносилось какое-то грохотание, похожее на
далекий гром, но кобаоба был тогда слишком увлечен купанием и не слышал или
же не слушал звуков, недостаточно близких, а возможно, недостаточно
отчетливых. Но когда внезапно огромное тело слона четким силуэтом встало
между ним и солнцем и отбросило густую тень на водоем, носорог с легкостью,