своими вольностями, но сейчас слишком велик груз на моей совести, чтобы
я мог промолчать. Можно ли быть такими слепцами, какими показали себя вы
с милордом? Жить все эти годы с таким благородным джентльменом, как мис-
тер Генри, и так плохо разбираться в его характере!
деньги, которые скоплены на вине, в котором он себе отказывает за сто-
лом? - продолжал я. - В Париж! Этому человеку! Восемь тысяч фунтов полу-
чил он от нас за эти семь лет, и мой патрон имеет глупость хранить это в
тайне!
местье не может дать столько...
деньги, - сказал я. - Но как бы то ни было, нами послано восемь тысяч
шестьдесят фунтов и сколько-то шиллингов. И если после этого вы станете
считать моего хозяина скупцом, я не скажу больше ни слова.
она. - Вы поступили вполне правильно в том, что с присущей вам выдержкой
вы назвали вольностью. Я достойна порицания, вы, должно быть, считаете
меня весьма невнимательной супругой (она поглядела на меня со странной
усмешкой), но я все это сейчас же исправлю. Баллантрэ всегда был очень
беззаботного нрава, но сердце у него превосходное, он воплощенное вели-
кодушие. Я сама напишу ему. Вы представить себе не можете, как огорчили
меня своим сообщением!
что она не перестает думать о Баллантрэ.
рением увидел, как мистер Генри выходит из комнаты своей жены на себя не
похожий. Лицо его было заплакано, и все же он словно не шел, а летел по
воздуху. По этому я заключил, что жена с ним объяснилась. "Ну, - думал
я, - сегодня я сделал доброе дело!"
неслышно войдя в комнату, взял меня за плечи и потряс с шутливой лаской.
прибавил ни слова, но в тоне его было заключено как раз обратное.
не пришлось долго ожидать), он увез с собой только письмо. С некоторых
пор все эти сношения были возложены на меня. Мистер Генри не писал ни
слова, а я ограничивался самыми сухими и формальными выражениями. Но
этого письма я даже не видел. Едва ли оно доставило владетелю Баллантрэ
удовольствие, потому что теперь мистер Генри сознавал поддержку жены и в
день отправки письма был в очень хорошем расположении духа.
шо. Теперь по крайней мере не было непонимания, и со всех сторон восста-
новилось доброжелательство. Я думаю, что мой патрон и его жена могли бы
вполне примириться, если бы он мог спрятать в карман свою гордыню, а она
могла бы забыть (в этом было основное) свои мечты о другом. Удивительное
дело, как сказываются во всем самые затаенные мысли; для меня и посейчас
удивительно, как покорно мы следовали за изменениями ее чувств. Хотя те-
перь она была спокойна и обращалась со всеми ровно, мы всегда чувствова-
ли, когда мыслью она была в Париже. Как будто разоблачения мои не должны
были опрокинуть этого идола! Но что поделаешь! Каждой женщиной владеет
дьявол: столько прошло лет, ни одной встречи, ни даже воспоминаний о его
чувстве, которого не было, уверенность, что он умер, а потом раскрывшая-
ся ей бессердечная его алчность, - все это не помогало, и то, что она
лелеяла в своем сердце именно этого негодяя, способно было взбесить вся-
кого порядочного человека. Я никогда не питал особой склонности к любов-
ным чувствам, а эта безрассудная страсть жены моего хозяина вконец отв-
ратила меня от подобных дел. Помнится, я разбранил служанку за то, что
она распевала, когда я был погружен в свои размышления. Моя суровость
восстановила против меня всех вертихвосток в доме, что меня мало трога-
ло, но весьма забавляло мистера Генри, который потешался над тем, что мы
товарищи по несчастью.
тетка моя Диксон, платившая за мое обучение в университете, - достойней-
шая женщина), но я никогда не питал склонности к особам женского пола,
да и понимал их, должно быть, плохо. А будучи далеко не развязным мужчи-
ной, я к тому же и сторонился их общества. У меня тем менее оснований
раскаиваться в этом, что я неоднократно замечал, к каким гибельным пос-
ледствиям приводила неосмотрительность других людей. Все это я счел нуж-
ным изложить для того, чтобы не казаться несправедливым по отношению к
одной миссис Генри. И, кроме того, замечание это само собой пришло мне в
голову при перечитывании письма, которое было следующим звеном этого за-
путанного дела и, к моему искреннему удивлению, было доставлено мне
частным образом через неделю или две после отбытия последнего гонца.
от человека, столь мало вам известного. Но в тот день, когда я имел
счастье повстречать вас в Дэррисдире, я отметил в вас, несмотря на вашу
молодость, надежную твердость характера - качество, которым я восхищаюсь
почти так же, как природной одаренностью и рыцарским духом смелого сол-
дата. К тому же я принял живейшее участие в судьбе благородной семьи,
которой вы имеете честь служить с такой преданностью, или, вернее, быть
ее скромным, но уважаемым другом, разговор с которым в утро моего отъез-
да доставил мне искреннее удовольствие и произвел на меня глубокое впе-
чатление. На днях, отлучившись на побывку в Париж из этого достославного
города, где я несу гарнизонную службу, я осведомился о вашем имени (ко-
торое, сознаюсь, позабыл) у моего друга Б, и, пользуясь благоприятной
оказией, пишу вам, чтобы сообщить новости.
жется, говорил вам, пользовался весьма щедрым пособием из Шотландского
фонда. Вскоре он получил роту, а затем не замедлил стать полковником.
Мой дорогой сэр, не стану объяснять вам обстоятельств этого дела, ни то-
го, почему я сам, бывший правой рукой принца, был отослан в провинцию
гнить в этой дыре. Как ни привычен я ко двору, но не могу не признать,
что не место там простому солдату, и сам я никогда не надеялся возвы-
ситься подобным путем, если бы даже сделал эту попытку. Но наш друг об-
ладает особой способностью преуспевать, пользуясь покровительством жен-
щин, и если правда то, что я слышал, на этот раз у него была весьма вы-
сокая покровительница. Именно это и обернулось против него, потому что,
когда я имел честь в последний раз пожимать его руку, он только что был
выпущен из Бастилии, куда был заточен по секретному приказу; и сейчас,
хотя и освобожденный, лишился и своего полка и пенсии. Мой дорогой сэр,
верность честного ирландца в конце концов восторжествует над всеми улов-
ками и хитростями, в чем джентльмен вашего образа мыслей, вероятно, со
мной согласится.
к тому же он мой друг, и я считаю нелишним сообщить вам о постигших его
превратностях судьбы, так как, на мой взгляд, он сейчас в полном отчая-
нии. Когда я его видел, он говорил о поездке в Индию (куда и сам я наде-
юсь сопровождать своего знаменитого соотечественника мистера Лалли
[27]); но для этого, насколько я понимаю, он нуждается в сумме, намного
превышающей ту, которая находится в его распоряжении. Вы, должно быть,
слышали военную поговорку: полезно мостить золотом путь отступающему
врагу? Так вот, уверенный в том, что вы поймете смысл этого напоминания,
остаюсь с должным почтением к лорду Дэррисдиру, его сыну и прелестнейшей
миссис Дьюри, мой дорогой сэр, ваш покорный слуга Фрэнсис Бэрк.
эту минуту владела одна мысль: что письмо запоздало на неделю. Я поспе-
шил послать полковнику Бэрку ответ, в котором просил его уведомить Бал-
лантрэ при первой же возможности, что следующий его гонец будет снабжен
всем необходимым. Но, как я ни спешил, я не мог предотвратить неизбеж-
ное; лук был натянут, стрела уже вылетела. В пору было усомниться в спо-
собности провидения (и его желании) остановить ход событий; и странно
сейчас вспоминать, как усердно, как долго и слепо подготовляли все мы
надвигавшуюся катастрофу.
чае расспрашивать арендаторов, и так как контрабанда в нашей округе ве-
лась почти что в открытую, вскоре я уже знал все их сигналы и мог с точ-
ностью до одного часа определить возможное появление очередного гонца.
Повторяю, расспрашивал я арендаторов потому, что сами контрабандисты бы-
ли отчаянные головорезы, всегда вооруженные, и я с большой неохотой
вступал с ними в какие-либо сношения. Более того (и это впоследствии
повредило делу), я вызывал особую неприязнь кое у кого из этих разбойни-
ков. Они не только окрестили меня недостойной кличкой, но, поймав как-то
ночью в глухом закоулке и будучи (как сами сказали бы) навеселе, они по-
техи ради заставили меня плясать. Они тыкали мне в ноги тесаками, распе-
вая при этом на все лады: "Квакер, квакер [28], попляши". Хотя они и не
причинили мне телесных повреждений, я был до того потрясен, что на нес-
колько дней слег в постель от этого поношения, настолько позорного для
Шотландии, что оно не нуждается в комментариях.
берегу, я заметил дымок маячного костра на Мэкклроссе. Пора было возвра-
щаться, но в тот день мною владело такое беспокойство, что я пробрался
сквозь заросли к мысу Крэг. Солнце уже село, но на западе небо еще было
светлое, и я мог разглядеть контрабандистов, затаптывающих свой сигналь-