взял азимут ноль сорок пять и объяснил двум морякам, несущим вахту, где
и что они могут увидеть. Прошла минута, вторая, пять минут. Я так
вглядывался в ледяную мглу, что у меня заболели глаза, неприкрытые
участки лица задубели, и я почувствовал, что оторву окуляры бинокля
только вместе с лоскутьями кожи.
сорванной кожицы, проступила кровь, но он, кажется, даже не заметил
этого: боль на таком морозе не чувствуется. Он взял трубку, немного
послушал и снова повесил ее.
шкале и покачал головой.
в радиорубку. - Контакт еще есть?
раз возвращается. Забавно.
работает только ручной генератор. Наверно, у них там ни у кого уже не
хватает сил крутить его постоянно.
сообщение, Керли.
долго".
я никому не говорил, что начальник станции - мой брат, уверен, он тоже
не проговорился. Он обратился к Брауну:
пять минут в начале каждого часа. Сообщите, что свяжемся с ними снова
максимум через шесть часов, может, даже через четыре. Забринский, с
какой точностью вы взяли пеленг?
строго ноль-сорок пять. Свенсон вышел в центральный пост.
Карпентером, что погодные условия у нас должны быть примерно одинаковые,
значит, луна у них зашла за горизонт. Зная положение луны здесь, у нас,
и пеленг на станцию "Зебра", можно определить хотя бы минимальное
расстояние между ними?
Рейберн.
отклониться от нужного направления, но получить хорошую базу для
контрольного пеленга. Пройдем точно сто миль и поищем полынью. Передайте
старшему помощнику - готовиться к погружению, - он улыбнулся мне. - Имея
два пеленга и точно отмеренную базу, мы засечем их с точностью до сотни
ярдов. - А как вы отмерите сто миль подо льдом? С большой точностью, я
имею в виду.
поверите, насколько он точен. Я могу нырнуть на "Дельфине" у восточного
побережья Соединенных Штатов и всплыть в восточном Средиземноморье и
окажусь в радиусе пятисот ярдов от расчетной точки. Ну, а на сто миль
промашка будет ярдов на двадцать, не больше.
"Дельфин" уже погрузился под лед и двинулся в путь. Двое рулевых у
пульта глубины сидели, лениво покуривая: управление было подключено к
инерционной навигационной системе, которая вела корабль с недоступными
человеческим рукам точностью и аккуратностью. Впервые я почувствовал
вибрацию, сотрясавшую корпус подводной лодки: "Не могу ждать долго ",
говорилось в радиограмме, и "Дельфин" выжимал из своих машин все, что
можно.
время заглядывал через плечо доктору Бенсону, который, как обычно,
безрезультатно проторчав минут пять в медпункте в ожидании больных,
поспешил занять любимое место у ледовой машины. Сейчас показания этой
машины становились вопросом жизни и смерти для уцелевших полярников
"Зебры". Нам надо было найти еще одну полынью, чтобы всплыть и взять
второй пеленг. Не сумеем этого сделать исчезнет последняя надежда. В
сотый раз я прикидывал, сколько сотрудников станции могло уцелеть при
пожаре. Судя по тихому отчаянию, сквозившему в пойманных Брауном и
Забринским депешах, их оставалось не так уж много. Линия, которую
вырисовывало на бумажной ленте поскрипывающее перо, не особенно
вдохновляла. Она свидетельствовала, что лед над головой оставался не
тоньше десяти футов. Несколько раз перо делало скачок, показывая толщину
в тридцать и даже сорок футов, а однажды чуть не выпрыгнуло за пределы
ленты, обозначив огромный подводный айсберг размером в 150 футов. Я
попытался представить себе, какие фантастические усилия нужны, чтобы
вдавить такую гору льда в глубину океана, но мне не хватило воображения.
тонкий лед. Но первая полынья годилась разве что для гребной шлюпки, а
вторая была лишь немногим больше.
снизить скорость до минимальной. Он обратился к Бенсону:
появится, - задумчиво проговорил Свенсон. - Мы уже почти на месте.
Придется прочесывать весь район. Пять миль на восток, пять миль на
запад, потом четверть мили к северу - и все сначала.
отрывали головы от штурманского стола, дотошно фиксируя каждый маневр
"Дельфина".
всякие разговоры прекратились. Только Бенсон еще время от времени
повторял "толстый лед, все еще толстый лед", но и его голос звучал все
тише, все печальней и только усиливал впечатление от придавившей нас
всех гнетущей тишины. Мне подумалось, что атмосфера как раз подходит для
похорон, но я постарался отогнать подобные мысли.
друга.
знаю, о чем думал он, а у меня перед глазами постоянно стояла картина:
изможденный бородатый мужчина с жестоко обмороженным лицом, промерзший
до костей, страдающий от боли, гибнущий человек, напрягая последние
силы, крутит ручку генератора и негнущимися пальцами отстукивает
позывной, а потом, склонившись над рацией, пытается в пронзительном вое
ледового шторма поймать слабый голосок надежды. Надежды на помощь,
которая никогда не придет. Впрочем, есть ли там еще кому стучать
позывные? Конечно, люди на станции "Зебра" подобрались недюжинные, но
порой наступает такой момент, когда даже самому крепкому, смелому,
выносливому человеку остается одно: проститься с надеждой, лечь и
умереть. Может быть, последний из них как раз сейчас лег умирать.
Тяжелый лед, все еще тяжелый лед...
заглянул через плечо Бенсона. Потом спросил:
звучал тихо, устало. - Пожалуй, ближе к пятнадцати.
работаете?.. Четыре готовы к пуску?.. Ну, ладно. Готовьтесь заряжать
аппараты. Ищем еще тридцать минут, а потом наступает ваш черед.
Хансен задумчиво произнес:
сработает как отражатель и почти девяносто процентов ударной волны уйдут
вниз... Вы уверены, капитан, что мы сумеем пробить лед толщиной в
пятнадцать футов?
пробовал?
пробовали, не знаю. У них, - сухо добавил он, - нет обыкновения делиться
такими подобными сведениями.
адрес "Электрик Боут Компани". Мы взорвем боеголовку, когда торпеда
пройдет тысячу ярдов. Кстати, предохранитель снимается, и боеголовка
становится на боевой взвод вообще только после того, как торпеда пройдет
восемьсот ярдов. Мы развернем лодку носом к направлению взрыва, а если
учесть, на какое давление рассчитан корпус, то считаю, что ударная волна
не причинит нам никакого вреда.
футов. Пятьдесят футов... Очень, очень тяжелый лед...
Самойлова Елена
Круз Андрей
Акунин Борис
Херберт Фрэнк
Конан-Дойль Артур
Кервуд Оливер Дж.