Чтение 15–й страницы книги ~Дурак умер, да здравствует дурак!~

меньше, чем когда покидал комнату.

-- Они хотят еще раз потолковать с тобой, -- сообщил он мне, усаживаясь
рядом с Карен на диван.

-- Кто? -- спросил я. -- Те же сыщики?

-- Вот именно. Позвони им с утра пораньше и условься о встрече.

-- Непременно, -- пообещал я.

-- А еще тебе надо бы найти какое-нибудь временное жилище.

-- Ты хочешь сказать, что мне не следует возвращаться домой?

-- Они следят за твоей квартирой, -- объяснил Райли. -- Это же
очевидно. Возможно, тебе удалось сбить их с толку. Стало быть, пусть все так
и остается.

-- Думаешь, мне стоило бы поселиться в гостинице?

-- Лучше у кого-нибудь из друзей. У такого, о котором они не вспомнят.

-- Если это будет друг, они обязательно о нем вспомнят.

-- Хотите -- оставайтесь тут, -- предложила Карен. -- На диване
довольно удобно.

-- О, нет, -- ответил я. -- Не хочу вас стеснять.

-- Пустяки, -- заверила она меня. -- Места здесь гораздо больше, чем
нужно, и нам не придется путаться друг у друга под ногами.

-- Устроюсь в гостинице, -- решил я. -- Ничего страшного. Но все равно
спасибо.

-- Погоди, погоди, -- встрял Райли. -- Карен, ты уверена, что это
удобно?

Она развела руками.

-- А почему нет? Я весь день на работе, почти каждый вечер хожу на
свидания. Квартира пустует едва ли не все время.

-- Право же, я вам очень признателен, но...

-- Замолчи, -- велел мне Райли и, подавшись к Карен, спросил
вполголоса: -- Ты понимаешь, что это значит?

Она зарделась, улыбнулась, и я тотчас понял, что это значит. Карен
посмотрела на Райли и смущенно промурлыкала:

-- У тебя тоже есть квартира.

Я начинал испытывать чувство неловкости.

-- Э... Я устроюсь в гостинице. Право же, мне лучше...

-- Уж конечно, -- Райли повернулся ко мне. -- Слушай, Фред, во-первых,
никто не знает, что ты знаком с Карен, значит, здесь тебя искать не станут.
Во-вторых, ты уже тут, и, стало быть, тебе не придется светиться на улицах.
В-третьих, здесь мы с Карен сможем приглядывать за тобой.

-- Ты хочешь, чтобы я остался? -- спросил я.

-- Я не стал бы употреблять именно это слово, -- ответил Райли. -- Но я
знаю, что так будет лучше всего. Поэтому оставайся.

Я посмотрел на Карен.

-- Вы уверены?

-- Будьте как дома, -- пригласила она.

-- Э... что ж, спасибо.

Карен встала.

-- Налить вам еще?

-- Да уж, пожалуй, -- ответил я.

¶12§

Те двое суток, что я провел в доме Карен, были едва ли не самой
странной порой в моей жизни. Квартира у нее и правда была просторная, но
даже просторное жилище делается тесным, когда в нем заводится второй
обитатель. Поэтому поначалу моя жизнь там являла собой бесконечную череду
неловкостей, оцепенений, расшаркиваний, смущенных топтаний в прихожей и
обоюдных проявлений избыточной вежливости.

Неловкости начались сразу же, в субботу вечером, приблизительно через
полчаса после того, как было решено, что я останусь. Райли и Карен принялись
обмениваться пустыми взглядами, я начал ощущать себя то ли третьим лишним,
то ли пятым колесом, то ли рыбьим зонтиком, и поэтому, когда Райли предложил
Карен "немного прогуляться", я испытал не меньшее облегчение, чем они.

Разумеется, после их ухода меня охватило странное чувство, какое
испытывает всякий человек, оставшийся один в незнакомой квартире, и я
принялся робко исследовать комнаты, зажигая все светильники. Приблизительно
час я потратил на бесплодные размышления о том, кто и почему убил дядюшку
Мэтта и покусился на меня, и как так получилось, что спустя две недели
полиция все еще не распутала дело. Когда мне стало по-настоящему тоскливо, я
обшарил квартиру в поисках карандаша и бумаги, уселся в гостиной и начал
составлять кроссворд, чем не занимался уже давно, со школьных лет. Когда мне
было пятнадцать или шестнадцать, я продал довольно много этих штуковин
всевозможным журналам, печатающим головоломки. До сих пор горжусь одной из
лучших своих выдумок: "Мастер на все ноги, четыре буквы". Вскоре я забросил
словоплетство и, немного посмотрев телевизор, около полуночи завалился на
диван и заснул с гораздо меньшими усилиями, чем можно было ожидать.

В начале третьего меня разбудила Карен, которая вернулась домой малость
навеселе и, пошатываясь, включила свет в гостиной, прежде чем успела
вспомнить, что вообще-то у нее гость. Потом, коль скоро я все равно
пробудился, а ей пришла охота поболтать, мы немного посидели и поточили
лясы. Я -- в трусах и одеяле, а Карен -- в облегающем вязаном платье и
чулках.

Разумеется, ей хотелось говорить главным образом о Райли: давно ли я
его знаю, что о нем думаю, и так далее.

-- Ничего не могу сделать, -- призналась мне Карен. -- Сначала этот
мужчина вскружил мне голову, а потом я ее и вовсе потеряла.

Голова у нее определенно кружилась, но была на месте, и я спросил:

-- А вы намерены... пожениться?

-- Эх! -- Карен махнула рукой и сделалась похожей на маску трагедии. Я
понял, что допустил оплошность, и попытался исправить положение, сказав:

-- Да, я помню, как впервые увидел Райли в отделе борьбы с
мошенничеством...

Но было слишком поздно: я уже дернул за веревочку, и мне, хотел я того
или нет, пришлось выслушать извечную историю о горькой женской доле.

-- Разве вы не знаете про Джека? -- спросила меня Карен. Поскольку она
была в подпитии, начало и конец каждой фразы у нее малость расплывались,
зато середину она выговаривала с дивной четкостью. -- Не знаете про его
жену?

-- Вы хотите сказать, что он уже женат? Сейчас?

-- Они не живут вместе уже много-много-премного лет, -- она взмахнула
рукой, отгоняя призраков всех этих многих и многих лет. -- Но не разведены.
-- Карен подалась ко мне, рискуя упасть и опрокинуть кресло, и доверительно
прошептала: -- Из-за вероисповедания.

-- О! -- выдохнул я. -- Этого я не знал. Райли никогда не упоминал...
Впрочем, полагаю, что и не стал бы... То есть, он не... э... Короче, у нас
не было случая затронуть эту тему.

-- Все из-за веры, -- шепотом продолжала Карен. Она подмигнула мне и
снова откинулась в кресле. -- Вот я и сижу тут. Без ума от этого человека, а
сделать ничего нельзя. Ничего нельзя сделать.

-- Очень жаль, -- сказал я. Что еще можно ответить на такую речь в два
часа пополуночи, в чужой гостиной, когда тебя будит хлебнувшая лишку
красавица? Которая, в придачу, принадлежит другому, а не тебе?

Мы поболтали еще немного, после чего Карен на нетвердых ногах
отправилась спать, а я снова растянулся на диване и продрых (весьма чутко,
но зато без сновидений) до семи утра, когда по всей округе залязгали
мусорные баки.

Было воскресенье, и наши с Карен отношения вознеслись на невиданные
доселе высоты неловкости. Казалось, я не мог и шагу ступить, не
натолкнувшись на одевающуюся или раздевающуюся Карен, на умывающуюся Карен,
на чешущуюся Карен, на Карен икающую. А она не могла переходить из комнаты в
комнату, ибо всякий раз, открывая дверь, видела меня, успевшего либо
натянуть, либо спустить только одну штанину.

Хотя, по большому счету, это дурацкое утро оказалось весьма удачным.
Часа через два мы с Карен настолько примелькались друг другу, что по
молчаливому согласию попросту перестали расшаркиваться. Никаких тебе больше
охов, никаких "прошу прощения", никаких поспешно прикрываемых дверей. Мы
расслабились, притерлись, и вскоре неловкость исчезла сама собой.

После завтрака мы вместе составили перечень необходимых покупок. Я
нуждался в уйме всякой всячины -- от носков до зубной щетки, -- и Карен
разумно рассудила, что мне лучше не светиться. Поэтому по магазинам
отправилась она. Пока Карен ходила, кто-то позвонил в дверь, но я не стал
открывать. Однако звонки продолжались. Я знай себе не открывал. Наконец
трезвон прекратился, а минуту спустя вернулась Карен в сопровождении Райли,
который спросил меня:

-- Ну, что с тобой теперь? Оглох?

-- Просто решил не рисковать, -- ответил я.

Райли хмыкнул.

Я спросил его, продвинулась ли полиция в расследовании дела, и как
долго, по его мнению, я еще проторчу здесь. Райли ворчливо ответил, что,
похоже, никто на всем белом свете никуда ни в чем не продвинулся, а я, по
его мнению, застрял в квартире Карен на всю оставшуюся жизнь. Затем Райли
ушел, прихватив с собой Карен (по его словам, они собирались на загородную
прогулку), а меня бросив на произвол судьбы.

Квартира вновь была в моем полном распоряжении, и я слонялся по ней,
скучая на всю катушку. Прочел "Космополитен", прочел поздравительные
открытки в шкатулке, прочел ярлычки в аптечке. Включил телевизор и малость
пощелкал клавишами, так и не найдя ничего занятного ни на одном из каналов.
Постоял у окна гостиной, любуясь окружавшими меня со всех сторон серыми
кирпичными стенами и черными окнами, посмотрел вниз, на бетонированный двор
и шеренгу помятых мусорных баков, посмотрел вверх, на треугольник серого
неба над крышами, и завершил обозрение осмотром своего бледного отражения в