рассудочной и чувственной. И обсуждает он это в контексте идей и понятий
теории предустановленной гармонии Лейбница. Исходная мысль Канта состоит в
том, что чувственность и рассудок совершенно инородны и нельзя от одной
перейти к другому по степенному различию, нельзя представить рассудок как
степенное улучшение иди очищение чувственности. Они различны радикально и
принципиально. Фактически это повторение декартовского различения тела и
души, протяженного и мыслящего. В аппарате философского исследования руками
Канта заново заработало это различение. У Канта все время стоит эта
проблема, и он невольно постоянно возвращается к ней, в том числе в
контексте проблемы реальности и идеализма. Я приведу цитату из зрелого
Канта:
ибо иначе мы не могли бы воспринимать нашего места в мире и созерцать себя в
отношении с другими предметами (если мы пытаемся снова пространственно
расположить нечто, что уже определилось в пространственном расположении, то
производим незаконное удвоение - это и есть двоящиеся феномены, естественным
образом возникающие в нашем мышлении, естественно двоящийся взгляд). Поэтому
душа в качестве предмета внутреннего чувства не может воспринимать свое
место в теле, но находится в том месте, где находится человек"[E19].
идеализм: поскольку в ней каждый из двух субъектов участвует в игре
изменений для себя самого без влияния другого (поскольку это влияние мы не
можем определить в пространственных терминах, следовательно, этого влияния
нет; пространственный термин имплицирован в определении того, воспринято или
нет, воздействует или нет), то один из них вовсе не нуждается в определении
существования и состояния другого. Но так и внутренние изменения не могут
быть в своей возможности поняты без чего-то внешнего, что содержит основание
[этих изменений]".
определиться в восприятии наших собственных внутренних изменений состояний.
Это, говорит Кант, исчерпывающий аргумент для доказательства реальности
внешнего мира.
недоразумений, что термин "идеализм" Кант употребляет только в одном точном
смысле. Само употребление термина "идеалист" есть во многом дань
терминологии времени. А мы этот термин законсервировали и до сих пор
повторяем в своих корыстных интересах, потому что мы все внутри своего
времени. И классификация Кантом видов идеализма есть дань времени. Так вот.
Кант отличает свой "идеализм" от того, что он называет "материализмом", а
именно "материализмом духов". Я считаю, говорит Кант, идеальным то, что
идеально, и прошу воздерживаться от каких-либо попыток представить себе,
изобразить нечто, что только идеально в виде наглядных, материальных
предметов. Вот от чего отличал себя Кант, и в этом единственный и
исчерпывающий смысл термина "идеалист".
чего-то внешнего, что содержит основание этих изменений. Иными словами,
пространство есть элемент действия предметов на мои чувства. Кант
подчеркивает расположенность пространства как внешнее основание изменений
состояния. В определении воздействия на органы чувств имплицировано
пространство, оно необходимый элемент изменения во взаимодействии как моем
изменении. А изменения, которое не осознано как мое изменение, не
существует. Оно есть лишь в смысле зависимого сознания, с которым играют, а
оно само даже не знает, что у него есть изменения состояний.
в зависимости от того или иного типа связности пространства. Пространство
другой природы дало бы другой мир. В этом же мы определились как относящиеся
к миру познавательным образом, причем в той мере, в какой этот мир
имплицированно определен нами в качестве воздействующего, с априорным
допущением пространственной определенности. Но где же связь, если мы, приняв
нечто за далее неразлагаемое, разделяем феномен познания на идеальное и
эмпирическое? С одной стороны, он идеален, поскольку мы не можем определить
место сознания - говоря, что оно там, где сознающий человек, мы лишь
обозначаем иносказанием нашу невозможность определить. С другой стороны,
эмпирическое для Канта есть вполне физический принцип в чувственности. В
нашей психике происходят физические события, по природе такие же, как и в
физическом мире вне нас.
душе, место которой мы не можем определить, находятся сущности идеальные,
мыслимые душой вне пространства и времени. Восприятие того, что идеально, мы
осуществляем, не подразделяя и не локализуя воспринимаемое в пространстве и
времени. Что такое круг, мы понимаем и воспринимаем, не прибегая для этого к
локализации понимаемого в пространстве и времепознании с эмпирическим.
Скажем, априорная пространственная форма, присущая эмбриону, локализует
воздействие на него в пространстве и времени. И это является условием того,
что вообще что-то действует на эмбрион извне, действует как среда,
подталкивает его к развитию. Среда должна принимать уже существующую форму,
чтобы воздействовать в качестве среды. Но это совершенно инородный принцип,
скажет Кант. И тем не менее это соединено в одном познании. Более того, о
Лейбнице Кант скажет, что тот в действительности теорией предустановленной
гармонии решает проблему соотношения между двумя разнородными субстанциями.
А на самом же деле это вопрос о соотношении между двумя разнородными силами
одной субстанции, между чувственностью и мышлением, идеальным и
эмпирическим.
понять сложно. Мы включены во взаимодействие мира как существа, которые
одновременно мыслят в терминах вневременных и внепространственных сущностей
и в то же время индивидуализируют их, конкретизируют их в эмпирических
пространственно-временных локализациях. Чтобы все это могло случиться, - а
Кант уже в работе "Об оценке живых сил" идет к этой проблеме, - мы должны
иметь полное основание. Я уже обращал внимание на просвечивающие золотой
ниткой в ткани кантонского текста слова "определенность" и "полнота". Полная
определенность. Нечто определившееся и полное. Чтобы понять, о чем идет
речь, я переиначу термин "полное основание" в более развитый и поздний
термин Канта - "полное общение субстанций во взаимодействии". Итак, чтобы мы
в мире вообще что-то могли воспринять, локализовать в пространстве и
времени, субстанции мира, внутри которого мы воспринимаем, должны находиться
в полном общении, должны быть в полной провзаимодейственности. Это опытный
принцип. Принцип полного общения субстанций вместе с принципом внутреннего
элемента, того, что мы принимаем в качестве уже случившегося (уже многое
случилось), задают то, что Кант ранее называл "формой мира". Не случайно
диссертация Канта, написанная в 1770 году (следующий за годом, который, по
словам Канта, принес ему свет, и хоте сам свет не изложен в диссертации,
отсветы его лежат на ней), посвящена проблемам формы интеллигибельного,
форме умопостигаемого и чувственного миров. Повторю еще раз: два понятия,
два термина - "полнота" и "определенность" - задают форму мира. А форма мира
есть одновременно форма того соединения, которое мы находим как соединенное
в одном опыте, хотя соединенное совершенно инородно, или разнородно.
"определенность". Мы убедились в том, что все линии кантонского движения
мысли сходятся в одном опыте, в некоем соединении разнородных вещей в одном
опыте. И это соединение, как и сама возможность существования одного опыта,
является проблемой. Здесь нам нужно, как выражался Кант, с толком
сумасшествовать[E20]. Он цитировал Теренция, показывая неизбежную антиномию,
которая возникает, если мы исходим из того, что некое сознающее, чувствующее
существо, постигающее мир, само, в свою очередь, занимает место в этом
постигаемом им мире. Поэтому, когда мы хотим разобраться в природе духовной
сущности, побуждающей тела к движению или, наоборот, к пассивному
восприятию, то мы занимаемся фактически несуществующим предметом, чем-то,
что мы не можем представить качестве предмета. И рассуждать об этих вещах,
говорит Кант, значит то же самое, что с толком сумасшествовать. У Канта это
сознание обострено тем, что он уже нащупывает и начинает четко понимать
природу и возможности философствования, в отличие от науки.
годов он пытается выяснить, чем философия отличается от математики. В
философии нельзя записать и забыть, помня лишь форму написанного. Другими
словами, мы не можем придать шагу нашего рассуждения такую символическую
форму, записав которую на последующих шагах рассуждения не должны были бы
заново, снова обращаться к этому первому шагу и восстанавливать, как он был
сделан. Мы можем облегчить усилие нашего мышления удержанием самой
символической формы записи - знаковой, языковой, - соединяя ее по
определенным правилам с другими знаковыми формами. Философия же не дает
такой возможности - хотя бы потому, как выражается Кант, что философия под
знаки никогда не может подставить предмет in concreto, то есть наглядный,
независимо от операции рассудка выделенный и данный предмет. В философии
приходится на каждом шагу рассуждения держать в голове и тянуть за собой все
нити, не имея возможности передоверить что-то той памяти, которую несут
символы, знаковые записи. Ограниченность, неизбежность для нее держания
всего очень беспокоит Канта, философия действительно похожа на некоторый
странный язык, лишенный его свойств, потому что в языке мы можем держать
прошлое фиксирующим его знаком и не распаковывать знак на каждом шагу, а
философия должна распаковывать каждый шаг и все время держать все вместе.
Отсюда даже в работе Канта "Всеобщая история неба", не имеющей, казалось бы,
никакого отношения к этим духовным проблемам, появляется рассуждение о том,
как мышление может уставать от напряжения и быть не способным из-за
усталости это напряжение держать.
Флинт Эрик
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Елманов Валерий
Белов Вольф
Андреев Николай