он стремиться уйти от нас. Мы предуготовим ему прекрасную судьбу, и он
будет воздействовать и влиять на людей, к чему мы всегда так стремились".
проделками малыша.
отправилась вслед за своим мужем и не стала феей. А меня маленькие дети не
очень-то интересовали -- на своем веку я успел насмотреться на них ого-го
сколько, -- поэтому я с супругами не пошел и остался на холме. Вскоре я
услыхал тяжелые удары молота. Они раздавались оттуда -- из кузницы. -- Пак
показал в сторону дома Хобдена. -- Для рабочих было еще слишком рано. И
тут у меня снова мелькнула мысль, что наступающий день -- день Тора. Я
хорошо помню, как дул несильный северо-восточный ветер, шевеля и покачивая
верхушки дубов. Я решил пойти посмотреть, что там происходит.
работу, взвесил его на ладони -- все это время он стоял ко мне спиной -- и
бросил свое изделие, как бросают метательное кольцо, далеко в долину. Я
видел, как железо блеснуло на солнце, но куда оно упало, не рассмотрел. Да
это меня и не интересовало. Я ведь знал, что рано или поздно кто-нибудь
его найдет.
он. Поэтому, -- Пак описал в воздухе некую странную дугу, -- я лег и стал
считать травинки у себя под носом, пока ветер не стих и ковавший не
удалился -- он и его Молот [*58]
знак. -- Я не сказал сэру Хьюону и его супруге о том, что видел. Храни
свои подозрения про себя, если уж ты такой подозрительный, и не беспокой
ими других. И кроме того, я ведь мог и ошибиться насчет того предмета,
который выковал кузнец. Может быть, он работал просто для своего
удовольствия, хотя это было на него и не похоже, и выбросил всего лишь
старый кусок ненужного железа. Ни в чем нельзя быть уверенным. Поэтому я
держал язык за зубами и радовался ребенку... Он был чудесным малышом, и к
тому же Жители Холмов так на него рассчитывали, что мне просто бы не
поверили, расскажи я им тогда все, что увидел. А мальчик очень ко мне
привык. Как только он начал ходить, мы с ним потихоньку облазали все
здешние холмы. В папоротник и падать не больно!
руками и ногами стучать, стучать, стучать, как кролик по барабану, и
кричать: "Откой! Откой!", пока кто-нибудь, кто знал заклинание, не
выпускал его из холмов наружу, и тогда он звал меня: "Лобин! Лобин!", пока
я не приходил.
колдовских чар, заклинаний и тому подобного, он, бывало, сядет на холме
где-нибудь в тени и давай бормотать запомнившиеся ему строчки, пробуя свои
силы на каком-нибудь прохожем. Если же к нему подлетала птица или
наклонялось дерево (они делали это из чистой любви, потому что все,
абсолютно все на холмах любили его), он всегда кричал: "Робин! Гляди,
смотри! Гляди, смотри, Робин!" -- и тут же начинал бормотать те или иные
заклинания, которым его только что обучили. Он их все время путал и
говорил шиворот-навыворот, пока я набрался мужества и не объяснил ему, что
он говорит чепуху и ею не сотворить даже самого маленького чуда. Когда же
он выучил заклинания в правильном порядке и смог, как мы говорим,
безошибочно ими жонглировать, он все больше стал обращать внимания на
людей и на события, происходящие на земле. Люди всегда привлекали его
особенно сильно, ведь сам он был простым смертным.
где было Холодное Железо, и там, где его не было. Поэтому я стал брать его
с собой на ночные прогулки, где он мог бы спокойно смотреть на людей, а я
мог бы следить, чтобы он не коснулся Холодного Железа. Это было совсем
нетрудно, ведь на земле для мальчика было столько интересного и
привлекательного, помимо этого железа. И все же он был сущее наказание!
вообще была его первая ночь, проведенная под какой-либо крышей. Запах
ароматных свечей, мешающийся с запахом подвешенных свиных окороков,
перина, которую как раз набивали перьями, теплая ночь с моросящим дождем
-- все эти впечатления разом обрушились на него, и он совсем потерял
голову. Прежде чем я успел его остановить -- а мы прятались в пекарне, --
он забросал все небо молниями, зарницами и громами, от которых люди с
визгом и криком высыпали на улицу, а одна девочка перевернула улей, так
что мальчишку всего изжалили пчелы (он-то и не подозревал, что ему может
грозить такая напасть), и когда мы вернулись домой, лицо его напоминало
распаренную картофелину.
меня, бедного Робина! Они говорили, что мальчика мне больше доверять ни в
коем случае нельзя, что нельзя больше отпускать его гулять со мной по
ночам, но на их приказания мальчик обращал так же мало внимания, как и на
пчелиные укусы. Ночь за ночью, как только темнело, я шел на его свист,
находил его среди покрытого росой папоротника, и мы отправлялись до утра
бродить по земле, среди людей. Он задавал вопросы, я насколько мог отвечал
на них. Вскоре мы попали в очередную историю. -- Пак так захохотал, что
ворота затрещали. -- Однажды в Брайтлинге мы увидели мужчину, колотившего
в саду свою жену палкой. Я только собирался перебросить его через его же
собственную дубину, как наш пострел вдруг перескочил через забор и кинулся
на драчуна. Женщина, естественно, взяла сторону мужа, и, пока тот колотил
мальчика, она царапала моему бедняге лицо. И только когда я, пылая огнем,
словно береговой маяк, проплясал по их капустным грядкам, они бросили свою
жертву и убежали в дом. На мальчика было страшно смотреть. Его шитая
золотом зеленая куртка была разорвана в клочья; мужчина изрядно отдубасил
его, а женщина в кровь исцарапала лицо. Он выглядел настоящим бродягой.
пучком сухой травы, -- я что-то не совсем понимаю этих людей. Я бежал
помочь бедной старухе, а она же сама и набросилась на меня!"
ты мог бы воспользоваться своим умением колдовать, вместо того чтобы
бросаться на человека в три раза крупнее тебя".
что это было не хуже любого колдовства".
-- да не рукавом! -- пожалей хоть то, что уцелело. Вот возьми лист
щавеля".
счастлив, как цыган, укравший лошадь, хотя его шитый золотом костюмчик,
весь покрытый пятнами крови и зелени, спереди походил на костюм древнего
человека, которого только что принесли в жертву.
отпустите, он смог воздействовать на людей, -- отвечал я. -- Вот он уже и
начал это делать. Что ж вы меня стыдите? Мне нечего стыдиться. Он человек
и по своей природе тянется к себе подобным".
Мы ждем, что в будущем он будет совершать великие дела, а не шляться по
ночам и не прыгать через заборы, как цыган".
кажется, что ты мог бы смотреть за малышом повнимательнее".
Холодного Железа, -- возразил я. -- Вы же знаете не хуже меня, что как
только он прикоснется к железу, он раз и навсегда найдет свою судьбу,
какую бы иную судьбу вы для него ни готовили. Вы мне кое-чем обязаны за
такую службу".
согласиться, но леди Эсклермонд, покровительница матерей, переубедила его.
сейчас ты с мальчиком проводишь слишком много времени на своих холмах".
передумать". Ведь я терпеть не мог, когда с меня требовали отчета в том,
что я делаю на собственных холмах. Если бы я не любил мальчика так сильно,
я не стал бы даже слушать их попреки.
почему-то ничего подобного не происходит. Это целиком твоя вина".
Терновником, а также молотом аса Тора, клянусь перед всеми вами на моих
холмах, что с этой вот секунды и до тех пор, когда мальчик найдет свою
судьбу, какой бы она ни была, вы можете вычеркнуть меня из всех своих
планов и расчетов".
свечи, когда на нее дуешь, и хотя они кричали и звали меня, я больше не
показался. Но, однако, я ведь не обещал оставить мальчика без присмотра. Я
за ним следил внимательно, очень внимательно! Когда мальчик узнал, что они
вынудили меня сделать, он высказал им все, что думает по этому поводу, но
они стали так целовать и суетиться вокруг него, что в конце концов (я не
виню его, ведь он был еще маленьким), он стал на все смотреть их глазами,
называя себя злым и неблагодарным по отношению к ним. Потом они стали