Чтение 15–й страницы книги ~Женщины~

- Знаю. Я там бывал.

- Хочешь выпить? - показала она на бутылку.

Я поднял пустую пинту и печально поставил на место.

- В мире слишком много холода, - сказал я ей. - Если б люди только
могли договариваться обо всем вместе, было бы по-другому.

- Останься со мной, Хэнк. Не уходи к ней, пожалуйста. Прошу тебя. Я уже
достаточно прожила, я знаю, я знаю, как быть хорошей женщиной. Ты это сам
знаешь. Я буду хорошей к тебе и для тебя.

- Лидия меня зацепила. Я не смогу этого объяснить.

- Она вертихвостка. Она импульсивна. Она тебя бросит.

- Может, этим-то и берет.

- Ты шлюху хочешь. Ты боишься любви.

- Может, ты и права.

- Поцелуй меня и вс. Я ведь не слишком многого прошу - чтобы ты меня
поцеловал?

- Нет.

Я растянулся с нею рядом. Мы обнялись. Изо рта у Ди Ди пахло рвотой.
Она поцеловала меня, я поцеловал ее, и она прижала меня к себе. Я
отстранился от нее как можно нежнее.

- Хэнк, - сказала она. - Останься со мной! Не возвращайся к ней!

Смотри, у меня красивые ноги!

Ди Ди подняла одну ногу и показала мне.

- И у меня, к тому же, хорошие лодыжки! Посмотри!

Она показала мне свои лодыжки.

Я сидел на краю постели.

- Я не могу с тобой остаться, Ди Ди....

Она резко села и принялась меня колотить. Кулаки у нее были твердыми,
как камни. Она отоваривала меня обеими руками. Я просто сидел, а она
отвешивала плюхи. Мне попадало в бровь, в глаз, в лоб, по скулам. Один я
поймал даже кадыком.

- Ах ты сволочь! Сволочь, сволочь, сволочь! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!

Я схватил ее за запястья.

- Ладно, Ди Ди, хватит. - Она упала обратно на постель, когда я встал и
вышел вон, по коридору и наружу через парадное.

Когда я вернулся, Лидия сидела в кресле. Лицо ее было темно.

- Тебя долго не было. Посмотри мне в глаза. Ты ебал ее, правда?

- Нет, неправда.

- Тебя ужасно долго не было. Смотри, она поцарапала тебе лицо!

- Говорю тебе, ничего не произошло.

- Сними рубашку. Я хочу посмотреть на твою спину.

- Ох, кончай это говно, Лидия.

- Снимай рубашку и майку.

Я снял. Она зашла мне за спину.

- Что это за царапина у тебя на спине?

- Какая еще царапина?

- Вот здесь, длинная... женским ногтем.

- Если она там есть, значит, ее ты провела....

- Хорошо. Я знаю, как можно проверить.

- Как?

- Марш в постель.

- Хоро-шо!

Экзамен я выдержал, но после подумал: а как мужчине проверить женщину
на верность? Несправедливо, а?

21

Я все время получал письма от одной дамы, жившей где-то в миле от меня.
Она подписывалась Николь. Она писала, что прочла несколько моих книг, и те
ей нравились. Я ответил на одно письмо, и она откликнулась приглашением
зайти. Однажды днем, не сказав ничего Лидии, я забрался в фольк и поехал.
Квартира у нее располагалась в аккурат над химчисткой на бульваре
Санта-Моника. Дверь вела прямо с улицы, и сквозь стекло я разглядел
лестницу наверх. Я позвонил.

- Кто там? - донесся из маленького жестяного динамика женский голос.

- Я Чинаски, - ответил я. Прозудел зуммер, и я толкнул дверь.

Николь стояла на верхней площадке лестницы и смотрела вниз на меня.
Культурное, чуть ли не трагическое лицо, а одета в длинное зеленое
домашнее платье с низким вырезом спереди. Тело казалось очень хорошим. Она
смотрела на меня большими темно-карими глазами. Вокруг них собралось
много-много мелких морщинок: может, от чрезмерного питья или слез.

- Вы одна? - спросил я.

- Да, - улыбнулась она, - поднимайтесь сюда.

Я поднялся. Квартира была просторной, две спальни, очень немного
мебели. Я заметил небольшой книжный шкаф и стойку с пластинками классики.
Я сел на тахту. Она присела рядом.

- Я только что закончила, - сказала она, - читать Жизнь Пикассо.

На кофейном столике лежало несколько номеров Нью-Йоркера.

- Вам чаю приготовить? - спросила Николь.

- Я лучше выйду и возьму чего-нибудь выпить.

- Не обязательно. У меня кое-что есть.

- Что?

- Хорошего красного вина?

- Было б неплохо, - согласился я.

Николь встала и ушла в кухню. Я смотрел, как она движется. Мне всегда
нравились женщины в длинных платьях. Двигалась она грациозно. Казалось, в
ней много класса. Она вернулась с двумя бокалами и бутылкой вина и разлила.

Предложила мне Бенсон энд Хеджес. Я зажег одну.

- Вы читаете Нью-Йоркер? - поинтересовалась она. - Они неплохие
рассказы печатают.

- Не согласен.

- А что в них не так?

- Образованные слишком.

- А мне нравится.

- Да ну, говно, - сказал я.

Мы сидели, пили и курили.

- Вам нравится моя квартира?

- Да, славная.

- Мне она отчасти напоминает квартиры, которые у меня были в Европе.
Мне нравится пространство, свет.

- В Европе, а?

- Да, в Греции, в Италии... В Греции, главным образом.

- Париж?

- О да, мне нравился Париж. Лондон - нет.

Потом она рассказала о себе. Семья ее жила в Нью-Йорке. Отец был
коммунистом, а мать - швеей, в потогонной мастерской. Мать работала на
передней машине, она была номер один, самой лучшей. Крутая и симпатичная.
Николь училась сама по себе, выросла в Нью-Йорке, как-то повстречала
известного врача, вышла замуж, прожила с ним десять лет, а затем
развелась. Теперь она получала каких-то 400 долларов алиментов в месяц, и
прожить на них оказывалось трудно. Квартира не по карману, однако, слишком
ей нравилась, чтобы съезжать.

- Ваш стиль, - сказала она мне, - он такой грубый. Как кувалда, но в
нем есть юмор и нежность....

- Ага, - сказал я.

Я поставил стакан и посмотрел на нее. Взял ее подбородок в ладонь и
притянул к себе, дав ей малюсенький поцелуй.

Николь продолжала говорить. Она рассказывала довольно много интересных
историй, некоторые я решил использовать сам - либо как рассказы, либо как
стихи. Я наблюдал за ее грудями, когда она склонялась разлить вино. Как в
кино, думал я, как в каком-нибудь ебаном кино. Смешно даже. Такое
ощущение, что мы перед камерой. Мне нравилось. Лучше, чем ипподром, лучше,
чем бокс. Мы вс пили. Николь откупорила новую бутылку. Рот у нее не
закрывался. Ее легко было слушать. В каждой истории была мудрость и
немного смеха. Николь производила на меня больше впечатления, чем понимала
сама. Меня это смущало - слегка.

Мы вышли на веранду со стаканами и стали смотреть на дневной поток
машин. Она говорила о Хаксли и Лоуренсе в Италии. Какое говно. Я сказал
ей, что Кнут Гамсун - величайший писатель на свете. Она взглянула на меня,
изумившись, что я про него слышал, потом согласилась. Мы поцеловались на
веранде, а мне в ноздри лезли выхлопные газы с улицы под нами. Ее тело
хорошо ощущалось рядом с моим. Я знал, что сразу мы ебаться не будем, но
знал и то, что еще вернусь сюда. Николь это тоже знала.

22

Сестра Лидии Анжела приехала в город из Юты посмотреть на новый дом
Лидии. Та уже заплатила первый взнос за небольшой домик, и ежемесячные
платежи теперь были маленькими. Очень выгодная покупка. Человек, продавший
дом, думал, что умрет, и продал его слишком уж дешево. Там были верхняя
спальня для детей и неимоверно большой задний двор, полный деревьев и
кустов бамбука.

Анжела была самой старшей из сестер, самой разумной, с самым лучшим
телом и самым здравым смыслом. Она торговала недвижимостью. Но возникла
проблема, куда Анжелу поселить. У нас места не было. Лидия предложила у
Марвина.

- У Марвина? - переспросил я.

- Да, у Марвина, - подтвердила Лидия.

- Ладно, поехали, - сказал я.