Чтение 15–й страницы книги ~Свое время~

другу. Интеллигенция, служащие работают на колхозных полях, чтобы обес-
печить прилавки овощами, картошкой, фруктами. Плохо ли закусить сто
грамм соленым огурчиком? - перевел разговор в плоскость шутки Семен Ва-
сильевич.

- То, что надо, - радостно поддержал его Паша Шулепов.

- А вот в сегодняшних "Известиях" напечатана статья против того, что-
бы отрывать людей от дела. Так и сказано, хватит пускать миллионы на ве-
тер.

Алик торжествующе уставился на Гладилина.

Тот не смутился:

- И правильно! Давно пора было поставить этот вопрос ребром. Я же го-
ворил тебе, что трудности эти временные. Теперь пусть колхозники в пол-
ную силу потрудятся, а мы - на своих участках.

Гладилин сильно затянулся, лицо его опять подсветилось, и выпустил
через ноздри две струи серого густого дыма.

Мы молчали.

- В сегодняшних "Известиях" говоришь? - спросил он у Алика. - Надо
почитать.

И также степенно пошел вниз.

Вот она - сила печатного слова, подумал я.

Мы продолжали молчать. Когда в наших прениях наступала долгая пауза,
то это означало, что все актуальные темы исчерпаны. В такие моменты за-
тевался спор, поначалу добродушный, просто так, ни о чем, но постепенно
доходящий до высокого накала, до хрипоты. Такой спор мог длиться, то
угасая, то вспыхивая, по несколько дней, пока не иссякал ввиду своей
полной безысходности. Вот и сейчас сцепились Алик Синецкий и Лева Фалин.

- А все-таки второй стакан чая горячее, - как всегда начал первым
Алик.

Два дня назад во время такого же перекура Лева задал тихим голосом
глубокомысленный вопрос:

- Вот интересно, если налить подряд два стакана кипятком из чайника,
который стакан будет горячее?

- Конечно, второй, - быстро ответил Алик.

- Почему?

- Потому что первый уже остывает, пока ты наливаешь второй.

- Но ведь и чайник остывает тоже.

- Конечно. Но зато в чайнике больше кипятка, значит, больше его теп-
лоемкость, значит, больше сохраняется тепла, поэтому второй стакан горя-
чее.

- Так ведь поначалу в чайнике было на стакан больше и кипяток был го-
рячее, выходит, что первому стакану досталось больше тепла. Конечно, он
горячее.

- Подумай, глупый. Пока ты наливал, стакан был холодный, он забрал
тепло и стал менее горячим, чем чайник, то есть он холоднее.

- Я не глупый, я просто хочу понять. С другой стороны, второй стакан
был такой же холодный, как и первый...

Все доводы были давно уже исчерпаны, оставалась убежденность в своей
правоте. Алик твердо стоял на своем, Лева - на своем.

Мне надоело слушать эту схоластику, и я решил подбросить им задачку
посложнее. Так, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь:

- Тихо, ребята, а вот если Москва опустеет, то за сколько лет она за-
растет?

- Так, чтобы совсем не было видно, что здесь был город? - спросил
Алик.

- Да. С высотными зданиями.

- Очень долго, - высказал свое мнение Паша.

- Сотни лет, - неуверенно протянул Лева.

- Это можно легко подсчитать, - загорелся Алик.

- Вот и займись, - я двинулся вниз по лестнице.

По пути я вспомнил, что меня еще вчера просил зайти председатель
профкома Виктор Горобец, и поднялся к нему на четвертый этаж.

- Заходи, дорогой, - засветился радушной улыбкой Горобец, увидев ме-
ня. - А впрочем, давай-ка выйдем, пошепчемся.

В коридоре Горобец отыскал уголок потемнее.

- Как здоровье? - преувеличенно внимательно вглядываясь мне в глаза,
спросил он. - Не кашляешь?

- Пока не жалуюсь.

Не люблю я этой привычки у людей - в разговоре класть руку на плечо,
держать за лацкан, трогать, касаться, теребить, подталкивать локтем.

- Это прекрасно, просто прекрасно, - заулыбался Горобец и погладил
меня по руке. - Я ведь что хотел? Порадовать тебя.

Он вытащил из верхнего кармана моего пиджака проездной билет, внима-
тельно рассмотрел его, будто видел в первый раз в жизни, и снова сунул
на место.

- Ходили мы на днях в райисполком, советовались, поздравляю - сказа-
ли, что дадут, тебе обязательно дадут. Без сомнений. Так что, вот какие
дела, дорогой.

- Спасибо, Виктор. И вправду порадовал. - Я тут же подумал о Наташе,
какой же это будет отличный подарок к нашей свадьбе, когда она выпишет-
ся. - С меня причитается.

- О чем ты? - засмущался Горобец. - Это наша обязанность, стоять на
страже интересов... Правда, с отдельной квартирой не получается, ну, ни-
чего страшного, получишь комнату с подселением... Разве плохо комната?

- Как комната? - обмер я, холодея от ощущения, что происходит что-то
нехорошее. - Я же на однокомнатную квартиру заявление подавал.

- На всех пока не хватает, не построили еще, понимать надо, - объяс-
нил мне тоном райисполкомовского работника Горобец.

Он даже руки убрал за спину, но не удержался, опять схватил меня за
пуговицу пиджака.

- А что делать? - вздохнул он шумно. - Хочешь квартиру, нужно, чтобы
у тебя была открытая форма туберкулеза, так нам объяснили. Или справку
сочини такую, у тебя нет возможности?

- Нет, - тихо ответил я.

- Жаль. А так ты не опасен для окружающих. Поэтому не полагается. Сам
видишь - куда не кинь, везде клин. Вот я тебя и позвал, чтобы ты заявле-
ние переписал.

- Что же издательство за своего сотрудника и походатайствовать не мо-
жет? - с надеждой спросил я.

Горобец опять отдернул руки.

- Ну, конечно же, а как же, обязательно. Мы просили, прямо на коленях
умоляли. И за тебя тоже. Думаешь, ты один у нас? Как мы можем , спраши-
вают у нас, доверять вашей организации, если мы столько анонимок получа-
ем?.. Пишут и пишут, совести нет никакой... Вот ты случайно не знаешь,
кто пишет?

- Откуда? - буркнул я.

- Впрочем, нам объяснили, что пишут всегда. Это обычное явление, воп-
рос в том, сколько и куда.

Я молчал. Приходишь на работу, встречаешься с людьми, делаешь с ними
одно дело, ездишь с ними в колхоз на картошку, иногда делишься сокровен-
ным, выпускаешь стенгазету, готовишь самодеятельность, сидишь на собра-
ниях - а кто-то из них, вернувшись домой, садится за стол, берет ручку
левой рукой, или как там они еще делают, и пишет гадости про тебя или
звонит голосом доброжелателя Тамаре. И ты не знаешь кто. А в самом деле
кто?.. Лика?.. Ян?.. Светка Ветлугина?.. А может, сам Горобец?..

Горобец, подобравшись, ждал. Потом встрепенулся:

- Ну, что ты с заявлением решил?

- А ничего, - хмуро ответил я. - Пусть пока в таком виде полежит. Бу-
мажка и есть бумажка.

- Не скажи, - хитро улыбаясь, протянул Горобец. - Впрочем, воля твоя.
Время пока терпит, но учти, что в твоем распоряжении месяц, самое
большее месяц.

Месяц, подумал я тупо... Значит, за месяц я должен или достать справ-
ку о том, что я болен открытой формой... или заболеть в открытой фор-
ме... или успеть оформить брак с Наташей... но она же в больнице... и
еще развод...

- И вот еще что, - Горобец опять полез за моим проездным билетом, но
не стал его вытаскивать, а как бы удостоверился, что он на месте. - При
распределении жилплощади обязательно будут учитывать твое общественное
лицо. У тебя какие-нибудь поручения есть?

- Побойся бога, Виктор, я же весь отчетно-выборный период в больнице
валялся. А там пока нет ни профсоюза чахоточных, ни ДОСААФ.

- Жаль, что нет, надо бы. Ведь что получается? Получается, что ты как
бы напрочь отделился от коллектива, выключился. А что мы теперь в твоей
характеристике напишем? То-то и оно.

Горобец задумался. Но не надолго.

- Я все рассчитал, как помочь тебе. Выход есть, не унывай... Выход
всегда есть... Короче, сам знаешь, выборы скоро, так я тебя в агитаторы
записал, по квартирам походишь, избирателей по отмечаешь, кто имеется в
наличии, кто убыл. Да, конечно, в день выборов на участке подежуришь.
Понятно?

- Договорились, - согласился я.

- Вот и ладушки, - опять засиял улыбкой Горобец. - Чуешь, какая рабо-
та у меня вредная? Молоко выдавать надо.

- Причем, не порошковое, а натуральное, - поддержал я его и, как бы
машинально, полез в верхний карман Горобцовского пиджака.

Он тут же плавно перехватил и отвел мою руку:

- Во-во. Кстати, Ян твой во главе агитколлектива назначен. Он тебе
все и расскажет.

Я медленно спустился по лестнице на четыре марша, но в редакцию не
пошел... Что же теперь делать-то?.. Какая нелепость!.. Наташа вот уже