стати пропадать прекрасному билету? Раз уж за него уплачено? При том я ни
разу не была в Бразилии.
следствием? Если ты сбежишь и тебя поймают, то посадят как следует. А если
не поймают, ты никогда не сможешь вернуться домой.
дома. А я такого места пока не нашла.
подействовали: глаза ее расширились, словно от того же страшного видения,
которое возникло передо мной: железные камеры, стальные коридоры с медленно
закрывающимися дверьми.
меня не поймают. Если только ты не будешь разевать bouche [*Рот (франц.)].
Милый, не презирай меня. - Она накрыла ладонью мою руку и пожала с
неожиданной откровенностью. - У меня нет выбора. Я советовалась с адвокатом;
насчет Рио я, конечно, и не заикнулась - он скорее сам наймет легавых, чем
согласится потерять гонорар, не говоря уже о тех грошах, которые О. Д.
Берман оставил в залог. Благослови его бог за это, но однажды в Калифорнии я
помогла ему выиграть побольше десяти кусков на одной сдаче в покер, - мы с
ним квиты. Нет, загвоздка не в этом: все, что легавым нужно, - это задарма
меня полапать и заполучить свидетеля против Салли, а преследовать меня никто
не собирается, у них на меня ничего нет. А я, пусть я такая-сякая немазаная,
но на друга капать не буду. Даже если они докажут, что он весь мир завалил
наркотиками. Моя мерка - это как человек ко мне относится; а старик Салли,
хоть он и вел себя не совсем честно и обошел меня малость, все равно Салли -
молодчина, и лучше пусть меня толстуха приберет, а клепать я на него не
буду. - Она подняла зеркальце, растерла кончиком мизинца помаду на губах и
сказала: - И, честно говоря, это еще не все. Свет рампы тоже дает неприятные
тени, которые лицо не украшают. Даже если суд мне присудит медаль "Пурпурное
сердце", все равно здесь мне ждать нечего: ни в одну дыру теперь не пустят,
от "Ла-Рю" до бара Пероны, - можешь поверить, мне здесь будут рады, как
гробовщику. А если бы ты, птенчик, зарабатывал моими специфическими
талантами, ты бы понял, что это для меня банкротство. Я не намерена пасть до
того, чтобы обслуживать в здешнем городке разных дроволомов с Вест-Сайда. В
то время, как великолепная миссис Троулер вертит задницей у Тиффани. Нет,
мне это не светит. Тогда подавай мне толстуху хоть сейчас.
Холли стала возражать, но сестра прервала спор, вставив ей в рот термометр.
Когда я собрался уходить, Холли раскупорилась, чтобы сказать мне:
пятидесяти самых богатых людей в Бразилии. Я серьезно: самых богатых -
независимо от расы и цвета кожи. И еще просьба: пошарь у меня дома, отыщи
медаль, которую ты мне подарил. Святого Христофора. Я возьму ее в дорогу.
отъезда, город захлестнуло ливнем. Акулы еще смогли бы плавать в воздухе, но
уж никак не самолеты.
состоится, и продолжала сборы - и должен сказать, основная часть работы
легла на меня. Она решила, что ей не стоит появляться вблизи нашего дома. И
вполне справедливо: дом был под наблюдением - репортеров ли, полицейских или
других заинтересованных лиц, сказать трудно, - но у подъезда постоянно
околачивались какие-то люди. Поэтому из больницы она отправилась в банк, а
оттуда - прямо в бар Джо Белла.
передал просьбу Холли: - Прийти в бар как можно скорее, самое позднее через
полчаса. И принести драгоценности, гитару, зубные щетки и прочее. И бутылку
столетнего коньяка, - говорит, вы найдете ее в корзине, под грязным бельем.
Да, еще кота. Кот ей нужен. Но, черт возьми, я вообще не уверен, что ей надо
помогать. Оберегать ее надо - от самой себя. По мне бы, лучше сообщить в
полицию. А может, вернуться мне в бар и напоить ее как следует - может, она
бросит тогда свою затею?
квартирой и своей, промокший до костей (и до костей расцарапанный, потому
что кот не одобрял эвакуации, тем более в такое ненастье), я отлично
справился с задачей и собрал ее пожитки. Я даже нашел медаль святого
Христофора. Все было свалено на полу моей комнаты - жалкая пирамида
лифчиков, бальных туфель, безделушек, которые я складывал в ее единственный
чемодан. Масса вещей не влезла, и мне пришлось рассовать их в бумажные мешки
от бакалеи. Я все не мог придумать, как унести кота, но потом сообразил, что
можно запихнуть его в наволочку.
до Нэнсиз-Лендинг, Миссисипи, - почти пятьсот миль. По сравнению с дорогой
до бара Джо Белла это была детская забава. Гитара налилась водой, дождь
размочил бумажные мешки, мешки разлезлись, духи разлились по тротуару,
жемчуг покатился в сточный желоб, ветер сбивал с ног, кот царапался, кот
орал, но что хуже всего - я сам был испуган, я трусил, как Жозе; казалось,
ненастная улица кишит невидимками, которые только и ждут, как бы схватить
меня и отправить в тюрьму за помощь преступнице.
хвостом, словно дирижируя бравурной музыкой. В Холли тоже как будто вселился
этот мотив - разухабистое ум-папа bon voyage [*Счастливого пути (франц.)].
Откупоривая коньяк, она сказала:
прикладываться - такая была идея. Слава богу, другого приданого я так и не
купила. Мистер Белл, дорогой, три бокала!
уезжают. Неужели вы не выпьете со мной на дорогу?"), тем грубее он ей
отвечал:
вызванный им лимузин, и Холли, первая заметив его, поставила бокал и подняла
брови, словно ожидая увидеть самого районного прокурора. Так же, как я. А
когда я увидел краску на лице Джо Белла, то поневоле подумал: боже, он
все-таки вызвал полицию!
аэродром.
пролетели мимо и рассыпались по полу.
мужскую уборную. Мы услышали, как он запер дверь.
багаж вполне учтиво и сохранял каменное лицо всю дорогу, пока машина неслась
по городу сквозь утихающий дождь, а Холли снимала с себя костюм для верховой
езды, который она так и не успела переменить, и влезала в узкое черное
платье. Мы не разговаривали - разговор мог привести только к ссоре, а, кроме
того, Холли была слишком занята собой, чтобы разговаривать. Она мурлыкала
себе под нос, прикладывалась к коньяку, все время наклонялась вперед и
заглядывала в окошко, словно отыскивая нужный дом или прощаясь с местами,
которые хотела запомнить.
тротуара в испанском Гарлеме.
Мадонну. Тротуары, захламленные фруктовой кожурой и истлевшими газетами,
которые трепало ветром, - ветер еще дул, хотя дождь уже кончился и в небе
открылись голубые просветы.
ему за ухом и спросила:
как ты. Мусорные ящики. Пропасть крыс. Масса бродячих котов. Чем тебе не
компания? Ну, убирайся, - сказала она, бросив его на землю. Когда кот не
двинулся с места и только поднял к ней свою разбойничью морду, вопрошающе
глядя желтым пиратским глазом, она топнула ногой: - Сказано тебе, мотай! -
Он потерся об ее ногу. - Сказано тебе, у... - крикнула она, потом прыгнула в
машину, захлопнула дверцу и приказала шоферу: - Езжайте! Езжайте!
чужие. Мы ничего друг другу не обещали. Мы никогда... - проговорила она, и
голос у нее прервался, а лицо пошло судорогой, покрылось болезненной
бледностью. Машина стала перед светофором. А дверца уже была открыта, Холли
бежала назад по улице, и я бежал за ней.
пьяный мочился у стенки да две монахини-негритянки гуськом вели поющих
ребятишек. Потом из дверей стали выходить еще ребята, из окон высовывались
хозяйки, чтобы поглазеть, как Холли носится вдоль квартала, причитая: "Ты!
Кот! Где ты? Эй, кот!" Это продолжалось до тех пор, пока не появился
покрытый ссадинами мальчишка, держа за шиворот облезлого кота: "Тетя, хочешь
хорошую киску? Дай доллар".
она замешкалась, посмотрела назад, мимо меня, мимо мальчишки, который все