эту музыку Пьетро Креспи учил ее танцевать. Аурелиано -- по той
простой причине, что все, даже музыка, напоминало ему о
Ремедиос.
имевших ни начала, ни конца. Он писал их на жестком пергаменте,
подаренном ему Мелькиадесом, на стенах купальни, на коже
собственных рук, и во всех этих стихах присутствовала
преображенная Ремедиос: Ремедиос в сонном воздухе полудня,
Ремедиос в тихом дыхании роз, Ремедиос в утреннем запахе
теплого хлеба -- Ремедиос всегда и повсюду. Ребека поджидала
свою любовь каждый день в четыре часа, сидя с вышиванием возле
окна. Ей было прекрасно известно, что мул, который возит почту,
приходит в Макондо только два раза в месяц, но тем не менее она
ждала его все время, убежденная, что по ошибке он может прибыть
в любой день. Случилось как раз наоборот: однажды мул в
положенный день не явился. Обезумев от горя, Ребека поднялась
среди ночи и торопливо, с жадностью самоубийцы стала поглощать
землю в саду, горсть за горстью, плача от горя и ярости, раня
десны осколками раковин улиток. Ее рвало до самого вечера. Она
впала в состояние какой-то лихорадочной прострации, потеряла
сознание, и в бреду сердце ее бесстыдно раскрыло свою тайну.
Возмущенная Урсула взломала замок сундука и нашла на дне
шестнадцать надушенных писем, перевязанных розовой лентой,
останки листьев и лепестков, хранимые между страницами старых
книг, и засушенных бабочек, при первом же прикосновении
обратившихся к пыль.
Ребеки. В тот вечер, когда Урсула пыталась извлечь ее из пучины
бреда, он отправился с Магнифико Висбалем и Геринельдо Маркесом
в заведение Катарино. К нему теперь была пристроена галерея,
разгороженная досками на клетушки, где жили одинокие женщины,
от которых пахло умершими цветами. Ансамбль из аккордеониста и
барабанщиков исполнял песни Франсиско Человека, уже несколько
лет не появлявшегося в Макондо. Трое друзей заказали себе
тростникового вина. Магнифико и Геринельдо, ровесники
Аурелиано, но более, чем он, искушенные в житейских делах,
неторопливо пили с женщинами, которые сидели у них на коленях.
Одна из женщин, увядшая, золотозубая, попыталась приласкать
Аурелиано. Но тот ее оттолкнул. Он обнаружил, что чем больше
пьет, тем чаще вспоминает о Ремедиос, но выносить муку
воспоминаний становится легче. Потом Аурелиано вдруг поплыл, в
какое мгновение это началось, он и сам не заметил. Только
вскоре обнаружил, что его друзья и женщины плывут в тускло
светящемся мареве -- бесформенные, невесомые фигуры -- и
произносят слова, которые слетают не с их губ, и делают
таинственные знаки, не совпадающие с их жестами. Катарино
положила ему на плечо руку и сказала: "Скоро одиннадцать".
Аурелиано обернулся, увидел огромное расплывшееся пятно лица,
искусственный цветок за ухом, а затем потерял память, как во
время эпидемии забывчивости, и обрел ее вновь лишь на другое
утро и в комнате, совершенно ему незнакомой, -- перед ним
стояла Пилар Тернера, в одной рубашке, босая, растрепанная, она
освещала его лампой и не верила своим глазам:
как сюда попал, но хорошо помнил, с каким намерением, потому
что еще с детских лет хранил это намерение в неприкосновенном
тайнике своего сердца.
Тернера -- она в то время жила только со своими двумя младшими
сыновьями -- ни о чем его не спросила. Повела к постели. Отерла
мокрой тряпкой лицо, раздела, потом сама разделась догола и
опустила полог от москитов, чтобы сыновья не увидели, если
проснутся. Она устала ждать мужчину, с которым ее разлучили в
ее родном селении, мужчин, которые уехали, пообещав вернуться,
бесчисленных мужчин, которые не нашли дороги к ее дому, сбитые
с толку неопределенностью карточных предсказаний. Пока она
ждала их, кожа ее покрылась морщинами, груди обвисли, жар
сердца угас. Пилар Тернера нашла в темноте Аурелиано, положила
руку ему на живот и с материнской нежностью поцеловала в шею.
"Мой бедный малыш", -- прошептала она. Аурелиано задрожал.
Спокойно и уверенно, не мешкая, он отчалил от скалистых берегов
печали и встретил Ремедиос, обратившуюся в бескрайнюю топь,
пахнущую грубым животным и свежевыглаженным бельем. Отправляясь
в путь, он плакал. Сначала это были непроизвольные, прерывистые
всхлипывания. Потом слезы хлынули неудержимым потоком, и он
почувствовал, как что-то распухшее и болезненное лопнуло внутри
его. Перебирая его волосы кончиками пальцев, женщина подождала,
пока его тело не освободилось от того темного, что мешало ему
жить. Тогда Пилар Тернера спросила: "Кто она?" И Аурелиано
сказал ей. Она засмеялась, смех, при звуках которого в былые
времена испуганно взлетали в воздух голуби, теперь даже не
разбудил ее мальчиков. "Тебе придется сначала донянчить
невесту", -- пошутила она. Но за шуткой Аурелиано разглядел
глубокое сочувствие. Когда он вышел из комнаты, оставив там не
только неуверенность в своих мужских достоинствах, но также и
горький груз, в течение стольких месяцев обременявший его
сердце, Пилар Тернера неожиданно пообещала ему:
увидишь.
потому что дом Буэндиа утратил былое спокойствие. Когда
обнаружилась страстная любовь Ребеки -- а скрыть эту любовь
было невозможно, так как Ребека громко кричала о ней в бреду,
-- Амаранта вдруг заболела горячкой. И она тоже была уязвлена
шипом любви, но любви неразделенной. Запершись в купальне, она
изливала муки безнадежной страсти в пламенных письмах, но не
отправляла эти послания, а довольствовалась тем, что прятала их
на дно своего сундука. Урсула разрывалась на части, ухаживая за
обеими больными. Несмотря на длительные и хитроумные допросы,
ей не удалось выяснить причины угнетенного состояния Амаранты.
Наконец ее снова осенило: она взломала замок сундука и нашла
повязанные розовой лентой, переложенные свежими белыми лилиями,
еще влажные от слез письма, адресованные Пьетро Креспи и так
ему и не отосланные. Плача от бешенства, Урсула прокляла день и
час, когда ей взбрело в голову купить пианолу, запретила уроки
вышивания и объявила нечто вроде траура без покойника -- траур
должен был продолжаться до тех пор, пока ее дочери не откажутся
от своих надежд. Вмешательство Хосе Аркадио Буэндиа, который
изменил свое первоначальное мнение о Пьетро Креспи и восхищался
теперь его мастерством в обращении с музыкальными машинами, ни
к чему не привело. Поэтому, когда Пилар Тернера сообщила
Аурелиано о согласии Ремедиос выйти за него замуж, он понял,
что эта новость лишь усугубит горе его родителей, однако решил
встретить свою судьбу лицом к лицу. Призванные в гостиную для
официальных переговоров, Хосе Аркадио Буэндиа и Урсула стойко
выслушали заявление своего сына. Но, узнав имя невесты, Хосе
Аркадио Буэндиа побагровел от негодования. "Очумел ты, что ли,
от своей любви? -- загремел он. -- Вокруг столько красивых и
приличных девушек, а ты не находишь ничего другого, как
жениться на дочери нашего врага". Урсула выбор одобрила. Она
призналась, что все семь сестер Москоте нравятся ей своей
красотой, трудолюбием, скромностью, воспитанностью, и похвалила
сына за благоразумие. Обезоруженный восторженными похвалами
жены, Хосе Аркадио Буэндиа поставил лишь одно условие: Ребека,
на любовь которой отвечают взаимностью, выйдет замуж за Пьетро
Креспи. Когда Урсула сможет выкроить время, она повезет
Амаранту в главный город провинции, чтобы путешествие и
перемена общества помогли девушке справиться с разочарованием.
Как только Ребека узнала об этом соглашении, она тут же
выздоровела, написала жениху ликующее письмо, предъявила его на
утверждение родителям и, не прибегая к услугам посредниц, сама
отнесла на почту. Амаранта сделала вид, что покоряется решению
старших, и мало-помалу оправилась от лихорадки, но в глубине
души дала себе клятву, что Ребека выйдет замуж только через ее
труп.
темного сукна, целлулоидный воротничок и замшевые сапоги, те
самые, которые обновил в день бала, и пошел просить руки
Ремедиос Москоте. Коррехидор и его супруга были польщены
неожиданным визитом и в то же время обеспокоены, так как не
знали его причины; узнав ее, они решили, что Хосе Аркадио
Буэндиа спутал имя будущей невесты. Чтобы рассеять заблуждение,
мать подняла с постели Ремедиос и принесла ее на руках в
гостиную -- девочка еще не проснулась окончательно. Ее
спросили, действительно ли она решила идти замуж, и она
прохныкала, что хочет только одного: пусть ей не мешают спать.
Хосе Аркадио Буэндиа понял основательность сомнений супругов
Москоте и отправился за разъяснениями к Аурелиано. Когда он