колдовскую книгу.
его. Она теперь там, где никто не хочет быть, ей сейчас очень больно. И это
все из-за меня.
За что они охотятся на тебя?
узнала тайну, страшную тайну. Кто узнает ее, тот должен исчезнуть навсегда.
Так сказал вонючий Бог. Когда мой отец увидел, что произошло, он убил меня,
чтобы спасти от худшего, от вечной смерти. Но тайна не хочет умирать, она
снова заставила меня жить. И вонючий Бог проклял меня, и натравил на меня
свою свору. Вонючий Бог мертвецов, - Большой Мертвец, зловонная падаль,
вставшая из своей могилы, - Он проклинает всех, кто узнает Его тайну.
Потому что есть Жизнь настоящая, какой Он Сам никогда не мог создать, и
какой Он Сам никогда не мог жить, и тайна моя - это знание, как найти ее,
Жизнь, и если ее найти, вонючий Бог уже ничего не сможет с тобой поделать,
потому что Он создал мир смерти и над Жизнью у Него никакой власти нет.
умрут - продолжают дрожать и бояться умереть навечно. А кто не хочет больше
пить воду ужаса - того ждет эта самая вечная смерть, которая так страшна,
что никто не может ее себе представить, но внутри каждого существа с
момента его создания заложен страх перед нею, и этот страх может заставить
любого сделать то, что скажет вонючий Бог, Вечный Мертвец, бывший раньше
всех, тот, который всех переживет...
свои прелестные голубоватые глаза, - что где-то есть настоящая Жизнь, без
страха смерти, без необходимости страдать. Ты видела ее, маленькая падаль?
которой окружен наш мир. Земля и ветер, кометы и звезды - все находится по
нашу сторону бездны. Едва ты ступишь на ее край - тебя охватит ужас, потому
что бездна наполнена вечной смертью, я видела вечную смерть, я стояла на
краю бездны...
так, как не может никто из живых. Он был некогда жив, но он убил свой
страх, которым наделил всех вонючий Бог, и он шагнул через бездну, и воды
вечной смерти расступились перед ним. Он шагнул в никуда, туда, о чем
вонючий Бог сказал: здесь ничего нет, даже места для тела, даже времени для
осознания, но на самом деле там есть Жизнь и свобода от ужаса, только
вонючему Богу нет места там, как рыбе, выброшенной на песок.
4. Второе искушение Наташи
скажет: вот, запретный плод истины в руке ее. Но идите за нею, и вы отыщете
труп Сына."
простыня.
Он не вернулся из своего единственного полета, он остался там, по ту
сторону бездны. Вернулось только его пустое тело.
руками о желтый кирпич стены. - Мы с ним любили друг друга, и если бы он
вернулся назад, то вспомнил бы обо мне. Но он не вспомнил, значит, это был
не он. Я думала, что они заменили его пустой куклой, чтобы скрыть его
гибель там, в черной пустоте. Если ты говоришь, что он жив, приведи меня к
нему. Я не боюсь вонючего Бога.
назад. - Это не так далеко.
вытянутая по тротуару куча пепла, с которой ветер срывает тонкие пылевые
шали. Она зачерпывает горсть и кладет себе в карман, поеживаясь от осеннего
холода. Спрятав руки в куртку, Жанна проходит мимо нее, подставляя ветру
лицо. Ее волосы вьются и вздымаются вверх, как страшная черная ткань.
потому в небе видно множество звезд, острых льдинок, безжалостно колющих
глаза. Звуки шагов иногда отчетливо раздаются в узком пространстве между
погруженных в кладбищенский сон домов, будто кто-то внутри их картонных
стен осторожно кладет на мрамор кости, играя в домино, осторожно, потому
что кругом лежат опавшие листья, которые издревле учат людей тишине. Люба
пытается придумать, что может чувствовать сейчас Наташа, видевшая, как
замертво сгорела ее мать. Люба вспоминает собственную мать, с которой всего
сутки назад сидела на диване в гостиной. Бросилась ли бы она на восставшего
из мертвых зверя, чтобы вырвать у него свою дочь? И если да, хватило бы у
нее любви, чтобы сжечь адского монстра одним прикосновением материнских
рук? Вряд ли, решает Люба. Здесь другая реальность, здесь другая жизнь.
Если бы ее не было, настоящей была бы та, привычная и повседневная. Если бы
этой не было. Если бы она никогда не переживала этого кошмара, такого
бесконечного, что он не может не быть правдой.
металлическая пьявка, высасывающая из крови тепло. Мысли путаются в голове,
иногда наползает страх, и он так огромен, что Люба ничего не видит кроме
его исполинских индюшачьих ног, от которых трещины идут по асфальту, и
стены домов расходятся в стороны, как створки окон. И вместе с ним
постоянно появляется нечто, тянущее Любу куда-то в сторону, туда, за спящие
кварталы, за блестящие под фонарями трамвайные линии, за мост, по которому
проходит пустынное шоссе, за огромный, огороженный забором котлован, по
стенам которого спускаются при свете строительных прожекторов на смертный
бой бродячие собачьи стаи, она правильно и четко видит свой путь в
лабиринте улочек города, в то место, куда страх не сможет последовать за
ней. Чем дальше идут они, тем сильнее становится эта странная тяга, какой
Люба не испытывала еще никогда в жизни: пойти туда, скоро она уже и думать
ни о чем другом не может, ей начинает казаться, что, если она не окажется
там как можно быстрее, случится нечто неописуемо ужасное. Она
останавливается в нерешительности на узком перекрестке и смотрит в ту
сторону, откуда исходит беззвучный зов.
Пойдем туда.
сильнее зов.
людей. Что ты будешь делать на чужом кладбище?
Отсюда видно Храм.
закрывающие собой пространство между домами. Они подходят все ближе,
замедляя шаги. Храм огромен. Люба бывала раньше в этом районе города, но
никогда не видела Храма, а как она могла не видеть его, раз он так велик.
Он занимает половину ночного неба, гора черноты, стершая собою звезды.
Вдоль лестницы у входа в него стоит множество урн, и каждая хранит свою
тайну. Окрестные деревья шепчутся вокруг листвой ярких красок, подсвеченных
ночниками фонарей, и это есть последний, пограничный звук у невидимой
границы, за которой затаилась тишина.
напряжено, словно оно держит пуд железа одной своей кожей.
замечает, что глаза Жанны светятся в темноте, как у кошки. Потом Люба вдруг
начинает видеть старуху, лежащую на полу в какой-то комнате, где больше нет
никакой, даже самой маленькой, мебели. У стены комнаты тоже стоит Жанна,
поперечно закрыв глаза ладонью.
синевато-бледной в свете молочной лампы. Лариса Леопольдовна дергается, как
от ожога, перевернувшись, поднимается на четвереньки, и кое-как встает на
ноги. Она смотрит в стену, прядя поджатыми к животу руками. Разум Любы
проваливается в гнилой колодец, полный какого-то глухого жужжания, и сила
кольца открывается ей, ужасная и невыразимая человеческим языком.
цирка, хмуро пялясь на ступени под собой. Узкие мохнатые губы ее крепко
стиснуты.
Все поднимаются следом за ней, причем Жанна вынимает из сумочки пистолет.
Перед старой деревянной дверью, спрятанной в темной нише Лариса
Леопольдовна останавливается, сипло дыша от натуги. Она резко дергает
ручку, но дверь не поддается.