пуговиц спереди, и на воздухе, несомненно, выглядело бы много светлее, чем
теперь, потемневшее от свинцовой влаги.
читать Олег Петрович, но вдруг останавливается и вслушивается в молчание
ночи. Некий только раз повторившийся звук настораживает его, может быть,
это пробежала крыса, или лягушка крикнула у садового фонтана. Ночь молчит,
сердце Олега Петровича медленнее ударяет в кровяные весы, его не найдут,
кому придTт в голову искать его здесь, время играет за него, он будет
прятаться до тех пор, пока с тела девочки не исчезнет красота, а потом он
зароет еT в саду и уйдTт под воду озерца, засунув пистолет в рот, набив
старый рюкзак кирпичами с заднего двора виллы, из которых хозяин
намеревался построить русскую баню, мало ему было финской в подвале, а
озеро глубокое, как колодец, раньше тут была шахта, добывали соль.
семь последних язв, которыми оканчивалась ярость Божия, - читает Олег
Петрович и на слове "язв" ему снова чудится странный звук, совсем близко, в
коридоре подвала, это крысы, они хотят съесть его Марию, но им не добраться
до еT тела сквозь литры химического яда. Олег Петрович кладTт книгу на пол
и выходит в каменный пыльный коридор. В коридоре тихо и темно. Луч фонаря
кругом, похожим на карту полушария неизвестной планеты с атмосферой из
лимонового газа и пылевыми облаками, падает на облицованные разбитой
плиткой с цветочный узором стены, бутоны вырисованы схематично, как на
древних тканях, хозяева любили подражание античности, сад должен был быть
полон обнажTнных мраморных статуй, белеющих в листве, как остатки никогда
не тающего снега.
ничего живого, поводит фонарTм по стене вдоль коридора, к ступеням
лестницы, поднимающейся из-под земли. Он слышит своT дыхание и чувствует
приближение чего-то к себе, прямо из пустоты, куда направлен фонарь,
пристально смотрит в освещTнное фонарTм пространство и только в последний
момент поворачивает свет вправо, чтобы увидеть не движение, нет,
собственную смерть. Она с размаху, сжав узкие щели глаз, бьTт его
металлическим ломом по руке, сверху вниз, вышибая оружие, со звяканьем
выпрыгнувшее на пол, боль впивается в локоть, но Олег Петрович, нагнувшись,
уворачивается от удара по голове и всем телом бросается вперTд, чтобы сбить
смерть с ног, попадает плечом ей в грудь, она пятится, теряя равновесие, и
он на ходу хватает еT за волосы, чтобы превратить потенциальную энергию еT
падения в полезную кинетическую удара головы об каменный пол. Но где-то
там, на полпути к падению, он получает с другой стороны темноты страшный
удар ножом для рубки мяса в живот, мгновение вместе с невыносимой болью
лезвие всT глубже пропарывает брюхо, пальцы разжимаются, он отпускает
волосы смерти и падает в пустоту, на колени и руки, быстрый смертный пот
испариной покрывает лысину, он пытается подняться, но новый удар ломом
настигает его по голове, в ушах Олега Петровича лопается оглушительный
колокольный звон, стены рвутся, как мокрая вата, и он валится плашмя на
пол. Юля с каким-то хриплым вздохом прыгает на него сверху и, придавив его
затылок коленями к полу, несколько раз всаживает нож ему в спину, как в
кровеносный диван, упорно насаждая смерть.
ногой табурет. Она склоняется над ванной и, закусив губу, погружает руки в
жидкость, берTт Марию за холодные голые плечи. ЕT жуткий, нечеловечески
верещащий крик загоняет в будки собак по далTким посTлкам, чTрная кровь
вырывается из стиснутого рта, боль мTртвых пронизывает еT, боль мTртвых, с
которой не сравнить боль живых. Но она поднимает Марию из ядовитого мороза,
вытаскивает еT тяжTлое тело на воздух и прижимает к груди. Лоб подружки
больно ударяет ей в плечо, мTртвая вода льTтся ручьями с платья Марии и из
волос, за плечи и за ноги они тащат еT к озеру, раздевают на траве,
косоглазая распарывает ножом мокрое платье и трусики, Марию погружают в
воду, как маленького найденного на лугу дельфина, из носа девочки выходят
пузыри, они окунают еT и поднимают, переворачивают вниз животом, косоглазая
сдавливает грудь Марии, выжимая грязную воду из носа и рта, Юля беззвучно
плачет от жалости к еT потяжелевшему телу, спутанным волосам, свисающим
мимо плеч, голым висящим рукам и упавшей вперTд голове, которую косоглазой,
чтобы вылить воду, всT время приходится поднимать за волосы.
отцепляет от мотоцикла сумку, вынимает шприц, сверкнувший при свете
единственного берегового фонаря, еT сильные пальцы медицинской сестры
быстро насаживают иглу. Юля убирает волосы с лица Марии и подставляет свою
голую руку ладонью вверх. Она не чувствует укола, глядя, как игла проникает
сквозь кожу, и шприц наполняется медленно ползущей темнотой. Когда
косоглазая вытаскивает иглу, из неразличимой дырочки в руке Юли выступает
ртутная капля. Потрогав пальцем грудь Марии под левым соском, косоглазая
приставляет шприц и с силой вдавливает его внутрь, что-то хрускает, Юля
морщится от боли, которую не может испытать Мария под густым наркозом
смерти. Медленно, миллиметр за миллиметром, темнота входит в тело Марии,
которая даже не вздрагивает, просто лежит спящим лицом вверх, как тряпичная
кукла, и Юля ещT больше пугается, до чего же она мTртвая. Процедура
повторяется несколько раз, только грудь Марии больше не хрустит, словно
сердце еT, опьянев от юлиной крови, лишилось уже своей особенной
девственности.
ждать, вытянув ноги к огню, их бессонные глаза неподвижно смотрят на пламя.
Косоглазая иногда снова начинает петь вполголоса, покачивая головой, язык
этих песен непонятен Юле, наверное, они родились на неизвестной ей далTкой
земле, где никто никогда не был, и Юля размышляет о том, что там, может
быть, и есть настоящий мир мTртвых, там живут они и поют свои песни, а те,
кто не попал туда, изнывают в странной тоске, ностальгии по своей
незнакомой Родине.
горящими полями к огромной, повисшей у самого горизонта голубой луне, огонь
не жжTт еT ног, он растTт вместо травы и древесных листьев, в зарослях огня
Юле мерещатся таинственные существа, сотворTнные из пламени, совсем
непохожие на существ земли. Луна становится всT ближе и больше, она видит
на ней голубые горы с голубыми снегами и синие моря, ветер поднимается в
огненных полях, обрывки пламени взметаются в кобальтовое небо, полное
звTзд, и Юля шепчет, сама не зная кому: "Боже, как велико творение ТвоT, и
нет предела ему".
встряхивает, раскинутые руки девочки взмахивают над травой, голова
бессильно закидывается назад. Юле снятся чащи светлой сирени и голоса
детей, везущих санки на колTсиках по тропинкам вечного сада. В небе
собирается гроза, надо быстрее бежать в школу, чтобы укрыться там от дождя,
сегодня воскресенье и в школе никого нет, только пустые светлые коридоры,
запах мастики, растворTнные двери классов, как комнат в пионерском лагере,
где все уже ушли на пляж, за высокими окнами плещет прибоем лазурное море,
взметаются белоснежные чайки, Юля отворяет окно и смотрит вниз, в скалистый
обрыв, крылья даны тебе чтобы летать, зачем же ещT. И она летит,
приближаясь к искрящейся на солнце воде, которой всегда страшилась,
склонившись через поручень катера, потому что эта красота скрывает под
собой безжалостную глубину смерти, она пробивает еT насквозь и оказывается
по ту сторону, в скрываемом от людей мире, где тоже есть небо и солнце в
облаках. Боже, как велико творение ТвоT, и нет предела ему.
свой блеск.
окровавленной курткой, снятой с запоротого Олега Петровича.
и греть.
встретив взгляд холодных узких глаз, замолкает.
него не спрятаться нигде, даже под поверхностью земли. Бери за ноги.
оттуда. Положив девочку на каменный пол, косоглазая стелит рядом куртку и
взваливает Марию на неT.
животом. Запомни: улица Фрунзе дом пять квартира восемь.
намертво слиплись от засохшей крови и ложится животом на голое тело Марии.
ЕT поражает, что грудь и живот немного теплее ног, за которые она еT несла.
Юля обнимает подругу руками и прижимается к ней, уткнувшись лицом в
прохладную щTку. Губами она чувствует ухо, похожее на маленький остывший
оладушек, и дышит на него. Косоглазая уходит, и скоро становится слышно,
как злобно гавкает еT мотоцикл. "Куда же она едет" - думает Юля. "Если ей
даже под землTй не спрятаться от солнца?"
но Юля не чувствует его тепла. Они с Марией мертвы и всT мертво вокруг,
мертвы камни, рассыпавшиеся на краю обрыва времени из ничему больше не
служащих стен, мертва трава, настигнутая приливом последней осени, роса,
как мертвенный пот выступает на еT листьях, мертвы птицы, оставшиеся лежать
в траве, тяжесть смерти распластала их по земле и даже воздух не шевелит их
перьев, мертвы пчTлы, сухими кусочками лежащие под стеблями трав, мертвы
облака, и ветер лишь несTт их дальше, как несла бы река трупы павших в
битве людей. Глаза Юли не закрываются, отражая движение неба, она в
одиночестве встречает медленно наступающий конец всего, она одна на далTкой
планете, бывшей когда-то живой, а потом соскользнувшей с рельс времени,
только зачем, спрашиваю я Тебя, зачем жива моя любовь, когда умерло всT?