Чтение 15–й страницы книги ~День денег~

- Ты лопух, - сказал Змею Писатель.

- Ты просто идиот, - констатировал Парфен.

- Ты нарочно это сделал! - заявил Писатель.

- Ты, может, их перепрятал? - заподозрил Парфен.

- У него на это не хватило б ни времени, ни ума, - отверг Писатель.

- В таком случае, его убить мало! - приговорил Парфен.

- Ты абсолютно нищий духом человек, а еще в Евангелии сказано, что у
неимеющего отнимется! - заклеймил Писатель.

- Ты козел, - втолковывал Парфен.

- Ты один раз в жизни в руки получил счастье, но, поскольку оно для
тебя в диковинку, ты сумел все сделать для того, чтобы это счастье уплыло из
твоих рук! - объяснил Писатель.

- Ты урод, - изгалялся Парфен.

- Ты еще в детстве поражал меня своим неофитством и нежеланием
развивать свой ум и интеллект! - огорчался Писатель.

- Ты мундук! - неистовствовал Парфен.

- Ты е. п., ш. т., г. с., в. д. е. к.! - не выдержал Писатель.

- Мы договаривались не выражаться, - напомнил Змей, глядя в пол.

- Не выражаться! - завопил Парфен. До этого он сжимал в руке один из
шаров, увенчивающих допотопную металлическую кровать Змея. Когда-то шар
плотно был привинчен, потом резьба стерлась и разболталась, Змей еще в
детстве, балуясь, отвинчивал-привинчивал шары - и вот теперь шар держался на
штыре нахлобучкой. И Парфен дернул рукой и ощутил шар в руке и вне себя от
ярости бросил его в Змея.

Он промахнулся. Шар шарахнулся в стенку, проломив ее,
реечно-штукатурную, - и тут же исчез в дыре.

Писатель подошел, осмотрел и сказал Парфену:

- Ты его убить мог.

Змей поднял голову, тоже подошел и сказал:

- Да.

- Я мимо бросал, - сказал Парфен, мгновенно вспотев и зная, что говорит
неправду.

Змей подумал о чем-то и вдруг закричал:

- Мама! - и выбежал.

Парфен и Писатель молчали.

Через пару минут Змей влетел в комнату:

- Пошли! Еще есть шанс! Ах, мама, мама, маманюшка!

На бегу объяснил: да, в его комнату никто не входит. Кроме матери! А
мать - дело понятное, про нее и говорить вроде не надо было. Она,
оказывается, решила убраться, увидела сверток. А у Змея, человека очень
чистоплотного, о чем не раз упоминалось, есть привычка: остатки еды и всего
прочего сворачивать в аккуратные бумажные свертки, а потом выносить в
мусорный бак. Вот мать и подумала, что это очередной мусор, и вынесла.

- А когда баки эти увозят? - спросил Писатель.

- Когда вздумается.

- Обычно утром или вечером, - с надеждой сказал Парфен.

- У нас ничего не делается обычно! У нас все делается как попало! -
закричал Писатель с гражданской болью.

¶Глава девятнадцатая§

Фима Досталь по кличке Достаевский. Было три, стало семь. Хохот и
денежный полет. Нервный шофер. Свалка. Эксперт и проницатель. Чуть не убили

Мусорный контейнер оказался пуст.

Они стояли вокруг него, глядели на дно.

Прилипший обрывок туалетной бумаги выглядел оскорбительно.

- Спокойно, - сказал Парфен. - Безвыходных ситуаций не бывает.

И он ринулся куда-то, а Писатель и Змей поспешили за ним, почему-то
сразу и безоговорочно поверив, что именно Парфен, человек дела и политики,
сумеет вернуть деньги. Мы вот все ругаем политику, думали они второпях, а
она иногда - нужна. На кнопочки какие-то нажать - и дело в шляпе. Какие
кнопочки надо нажимать, они не знали, но имели представление о том, что в
политике происходят самые фантастические чудеса, почему же не случиться чуду
заурядному и не в политической, а в человеческой жизни?

Парфен, наменяв мелочи для телефона-автомата, влез в будку и стал по
памяти набирать нужные номера. Голос его стал озабочен, но не бытовой
озабоченностью, не личной, а какой-то особенной, в которой слышалась
энергичная и строгая печаль о людях вообще. Он спрашивал о чем-то каких-то
Иванов Петровичей и Петров Ивановичей. И добился истины.

- Этот участок убирают машины АТХ-1, начальник Иван Иваныч Низовой.
Свозят на свалку за город, за Жареный Бугор. Если поедем сейчас туда, то
успеем как раз к разгрузке, а то и раньше. Змей, лови мотор!

Змей тут же выскочил на дорогу и поднял руку.

- Дурак, смотреть надо, кого тормозить! - одернул было его Парфен, но -
поздно.

Змей, не помнивший, когда последний раз он пользовался услугами такси
или частников, не разбираясь в иерархии машин, указывал остановиться не чему
там нибудь, а длинному автомобилю представительского класса,
мерцающе-зеленого цвета, с темными стеклами.

А ехал в нем не кто иной, как Фима Досталь по кличке Достаевский, один
из крупнейших легальных бандитов Саратова. Глянув в зеркало заднего обзора и
не увидев других машин, Фима понял с изумлением, что эти оборванцы
останавливают, как извозчика, именно его! Достаевский возмутился всеми ста
пятнадцатью килограммами своего тела. Несмотря на тучность, он был ловок в
вождении машины (хотя статус не позволял ему слишком часто ездить самому,
его обычно шофер возит), он не хотел насмерть давить нахалов, а только -
напугать. Вот этого горбоносого, который на проезжую часть вышел и машет
клешней. Достаевский сбросил скорость и замигал поворотником, якобы
намереваясь остановиться. Горбоносый опустил руку и ждал спокойно, что-то
говоря своим спутникам. Тут Достаевский дал скорости (колеса взвизгнули) и
рванулся вперед. Удара явного не было, но некое соприкосновение Достаевский
ощутил телом машины. Он затормозил и вышел: ему желалось убедиться, что
задуманное было выполнено чисто.

Горбоносый стоял скорчившись.

- Задел? - спросил Достаевский.

Змей, решив, что человек сделал гадость не нарочно и вышел извиниться,
сказал правду:

- Слегка.

- Что и требовалось доказать! - удовлетворился Достаевский, вынул из
бумажника долларовую сотню и сунул горбоносому за пояс штанов. - Лечись!

И повернулся, чтобы уйти.

Парфен, выхватив сотню у Змея, подскочил сзади к Достаевскому, поглотал
воздух и выкрикнул:

- Ты!

Тот обернулся.

Парфен скомкал купюру и бросил Достаевскому в лицо.

- Подавись своей поганой деньгой, гад!

Достаевский изумился еще раз. Он даже и не припомнит, чтобы в последние
пять лет ему пришлось изумляться два раза подряд. И от этого он даже
растерялся (а почувствовав это, изумился в третий раз!!!) и сказал:

- Это настоящие деньги. Это доллары!

- У самих хватает! - закричал Парфен. - И, вырвав сотню из кармана,
бросил ее рядом со скомканной бумажкой.

- Ты кто? - спросил Достаевский.

- Я - человек!

- Тебе мало, что ли? На еще! - И Достаевский выкинул из бумажника
сотню, порхнувшую вниз к двум.

- Повторяю - свои есть! - ответил новой сотней Парфен.

Достаевский изумился! - Боже мой, кому рассказать, не поверят же,
падлы! - в четвертый раз подряд изумился!

- То есть они у тебя вот так вот в кармане? - оглядел он мятого
небритого Парфена.

- Вот так вот в кармане!

- А давай, - сказал Достаевский, - спорить, у кого больше: у тебя в
кармане или у меня вот тут? - похлопал он по бумажнику.

- Давай! - закричал Парфен.

- Тут по две, - сосчитал Достаевский. - Три! - и бросил.

- Три! - повторил его слово и жест Парфен.

- Четыре!

- Пять!

...

- Пятнадцать!

...

- Двадцать пять!

По лицу Достаевского тек ручьями пот, Парфен же был величественен и
спокоен, и друзья гордились своим товарищем.

- Двадцать восемь! - выкрикнул Достаевский.

Парфен немедленно ответил.

- Двадцать девять, - тише сказал Достаевский - и купюру вытаскивал
медленно, вытащив же, заглянул в бумажник.

Парфен ответил.

Достаевский смотрел в бумажник.

- Ну-с? - спросил Парфен. - Игра окончена? - И бросил свою двадцать
девятую победную купюру, а для укрепления триумфа - и последнюю, тридцатую!