мама, Вера Константиновна Грачик, стоя на сквозняке лестничной клетки,
созерцает одинокую бутылку постного масла у порога. Под аккомпанемент
каблуков убегающего Мишки Вера Константиновна никак не может обрести дар
речи, в то время как ее муж, именинник Сергей Михайлович Грачик, уже начал
роковое движение от третьего корпуса горного института в сторону дома.
пути, мы, хотелось нам этого или нет, тем не менее приближаемся к точке, где
до того несвязанные, независимые, казалось бы, нити сойдутся и стянутся
намертво в узел. Вот уже Григорий входит в подъезд, затхлый, без окон, без
дверей первый этаж, вечно уписанный ночными гостями второй и, наконец,
разрисованный гвоздем по известке третий,
тирлим-бом, три веселых гуся" не успевает раздаться, дверь открывается
словно сама собой, и на грудь нашему изрядно перетрусившему герою упадает
старушка (сорока пяти лет) мама: - Гришенька, сыночек, я как чувствовала...
И, слава Богу, не ужасы прошедшего дня протелепатировала ей невестка, не
мерзости завтрашнего отдались в ее женском сердце, нет, слава Богу, всего
лишь приход старшего сына предчувствовала Вера Константиновна и вот, как
видим, не обманулась.
выступают у него на лбу.
как пятилетний мальчишка, а еще собирается куда-то поехать. Боже мой,
Гришенька, найди его, он где-то здесь, скорее всего, возле школы или в
садике детского сада. Найди его, отведи в парикмахерскую и домой, и скорее,
отец вот-вот будет дома.
прокатывается по его утомленному телу, и холодные капельки на лбу мгновенно
прогреваются до тридцати шести и шести. Уф. кто бы знал, как ему надоела эта
война брата с родителями, но сегодня, какая удача, как это кстати.- Ладно,
сейчас посмотрю.- говорит Григорий, ласково отстраняя мать на безопасное
расстояние.
успевает сказать вослед сыну Вера Константиновна и ловит себя то ли на
недоумении, то ли на подозрении,- походка Григория кажется не вполне обычной
и что-то еще, что именно, неясно (может быть, аромат вконец запущенного
подъезда), смущает обоняние, но секунда, и голова аспиранта Института
проблем угля скрывается за лестничным маршем,- Поторопись,- механически
повторяет Вера Константиновна.
ляжет на полировку новая скатерть и не зазвенит счастливо хрусталь. Увы и
ах. Ну, а пока Григорий вновь оказывается на улице. Конечно же, он и не
думает искать семнадцатилетнего оболтуса, он вообще ничего не думает, после
беспокойной ночи на голодный желудок тяжелый хмель обволакивает, укачивает.
бульвар, идет от скамейки к скамейке, но смесь пива с "Кавказом", мутная
маслянистая смесь растекается по жилам неудавшегося художника, впитывается,
всасывается, процесс, увы, необратим.
Сергеевич, и так противен автору его нелепый оптимизм, и так хочется
слабеющего Грача встряхнуть, пощечиной наградить, но и это уже не поможет.
Следует принять холодный душ и лечь баиньки, и самое ужасное, именно это, по
крайней мере вторую половину необходимых процедур. Григорий вот-вот и
сделает. Через полчаса он уснет в "зале" на тахте перед журнальным столиком,
для тепла завернувшись в праздничную, выданную для украшения стола скатерть.
Он приляжет на полчаса вздремнуть и проснется через два часа в пустой и
темной квартире. И уже после этого своего пробуждения откроет в румынской
"стенке" бар и напьется как сапожник, о чем мы предупреждали с самого
начала. А пока он сходил до ближайшего таксофона на улице Кирова, занял у
прохожего монетки, долго вертел в руках, постукивал звонким металлом о
стекло, но позвонить своей жене Ирине не решился, выпил в автомате рядом
стакан шипучей воды за копейку и пошел врать матери о бесплодных поисках.
наберется. Право, лучше подивимся престранному состоянию Веры
Константиновны, ведь одного взгляда на Гришкину, быстро соловеющую
физиономию должно было хватить для гневного недоумения, но нет, сегодня,
охваченная тревожными подозрениями, она совершенно не похожа на себя. Вот
что значит сделать глупость, не сдержаться. Ну, хоть бы мельком теперь,
краем глаза посмотреть на Мишку, в чем дело, понять, снять напряжение. Вновь
она открывает дверь, прислушивается к далеким уличным шумам, выходит на
лестничную площадку и сквозь желтоватое, с позапрошлогоднего субботника не
мытое окно пристально вглядывается в унылую пустоту двора. Ах, чувствует
женское сердце беду, Вера Константиновна переступает с ноги на ногу, что-то
мешает ей сдвинуться с места, она ждет чего-то, и это нечто в самом деле
происходит. Печально ухает дверная пружина, и, шарк-стук, шарк-стук, Сергей
Михайлович начинает свой нерадостный подъем на третий этаж.
наткнулись на декана электромеханического факультета. Побережем нервы,
опустим театральные подробности встречи супругов (не может быть, не может
быть!), не станем также описывать волнующую сцену свидания именинника со
старшим сыном, почивающим в позе усталого воина ("Гриша! Господи, ты
заболел?"). Оставим все эти детали прошлому, все туда, в ящичек с биркой
197... Все - подробности, переживания, все туда, займем себя чем-нибудь
поинтереснее, в общем, поступим так, как привыкли делать юные герои нашей
истории. Закругляясь же, заметим,- потрясенные "предки" (к месту ввернув
словечко) не смогли в четырех стенах, да еще по соседству с невинно
всхрапывающим осквернителем вынести свалившееся на них несчастье. Примерно
через полчаса после того, как Лысый покинул двор, под старыми тополями
украдкой прошли Сергей Михайлович и Вера Константиновна. Да, да, настал их
черед заночевать на даче. И не только заночевать, а провести три печальных
дня в глуши, во мраке... Но что посеешь, то со всей неизбежностью
категорического императива и пожнешь, другого пока не дано.
Константиновной, больше они нам не встретятся на пути приключения,
поклонимся и Зинаиде Васильевне. Good Night. Sleep Tight, по капле ее
валокардин мы тоже считать не будем. Всего хорошего! Привет. привет!
Сергеевича, пока Григорий вздыхает и отворачивается от света, поговорим о
Михаиле. Ведь сегодня он, Лысый, отчасти разделит чувства родителей, ибо
пожнет бурю от ветра, посеянного братом. Итак, какой же блистательный план
родился в голове выпускника физматшколы номер один? В то чудное мгновение,
когда из окна второго этажа явился Штучка, как мимолетное поэтическое
виденне, вернее, мимут десять спустя, в голову Мишки неожиданно пришла
блистательная идея, план вызволения бумаг, в случае удачи которого на
горизонте светлым солнышком маячила прекрасная возможность сегодня же
вечером с поездом N 193 в двадцать два часа пятьдесят минут покинуть
индустриальный, лишенный романтики Южносибирск и отбыть в столицу сибирской
науки. Итак, Лысый предполагает, а располагает, конечно же, автор, который и
рад бы сузить generation gap, да муза пальчиком грозит.
в этом случае анатомическими подробностями. Впрочем, согласимся в одном,
спора нет, за все сегодняшние свои подвиги, исходя из простой логики закона
сохранения энергии, Мишке-идеалисту никак не миновать хорошей порки.
Поскольку, однако, за последние лет сто ввиду разных социальных катаклизмов
вышли из обихода изысканные виды рукоприкладства, там, розги, шомпола,
шпицрутены, то сегодняшним вечером, через каких-нибудь полчаса Мишке Грачику
без особого эстетства (флагов, барабанов и моральных переживаний) просто
расквасят физиономию. Причем в мгновение ока, покуда в его юных мозгах будет
формироваться вопрос "за что?", губы окажутся разбитыми, бровь рассеченной и
под глазом набрякнет синяк. А когда же запоздалый вопрос наконец прозвучит,
в виде занавеса явится откровенный ответ: "За все!"
если Лысый сам направляет стопы в логово зверя, он идет. полный дурацких
надежд, беспечно помахивая болоньевой сумкой, в которой польские джинсы и
клетчатая рубаха румынского производства, снятые и аккуратно сложенные перед
злополучным футболом, топает прямо в зудящие с самого утра лапы Игоря
Альфонсовича Вальдано. Да, вот и еще одно разочарование в художественном
методе, ведь, вглядываясь в магический кристалл, созерцая еще в самом начале
смутные тени персонажей, автор надеялся встретиться там, на свободных
просторах повествования, лишь с милыми его сердцу людьми. Но не тут-то было,
тяжелый взгляд Игоря Альфонсовича требует своей доли бессмертия. Вот так,
начали с порывистой, немного сумасбродной девушки с чудными глазами по имени
Ирина Вальдано, а кончили ее братцем, студентом третьего курса
Южносибирского филиала Омского института физической культуры. Бр-р-рр. Но
иначе и быть не могло, Инь обуславливает Янь, inscription Seth Imperator
immortalis требует фигуру прогресса с аэропланом в руке на обратной стороне
медали.
(заветная) мечта "настучать в бубен" кому-нибудь из Грачиков и вот наконец
исполнилась. А зародилась мечта в коротконогом, но широкоплечем Игоре
Альфонсовиче еще в пору хрустальной (заимствуя эпитет) юности, когда ему,
тогда тринадцатилетнему, в порыве нежности и восторга шестнадцатилетняя
сестра открылась, на кого похож наш Григорий. Знаете, если были в роду
благородные рыцари и прекрасные дамы, то никаким воспитанием не помочь,
где-то это непременно проявится. Ну, и на кого, вы думаете, походил
Григорий? На птицу, смуглый Грач, будущий алкоголик, в семнадцать лет.
представьте себе, казался донне Ирине птицей, жаворонком.
Игорек.
Шилова Юлия
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Ибсен Генрик