- Теть Кать, а вы? - Георгий остановил у рта вилку с насаженным опенком.
- Кушай, кушай, я после - улыбнулась Екатерина Борисовна.
- Да чего ж после, я что, как хам есть буду, а вы смотреть?
- Ешь, Жора, я не хочу, ей-богу. Я в четыре отобедала.
Георгий сунул в рот опенок, отломил хлеба:
- Все равно неудобно как-то... у нас вон никогда поодиночке не садятся. И в
Астрахани, и здесь - все равно. Всем семейством
- Так у вас же семья - восемь человек! А я одна на весь этаж.
- Как на весь?
- Так на весь. Зворыкины за границей.
- Это переводчик который?
- Да. А Мамонтовы с юга не вернулись еще.
- Ясно...
Георгий налил вторую стопку, выпил. Екатерина Борисовна поставила перед ним
сковороду жареной картошки:
- Вот, наворачивай. Норму как следует заесть надо. Что б ни запаха, ничего...
Отец мой покойный квасом запивал. А после водки и поест поплотней...
Георгий принялся за картошку.
Екатерина Борисовна взяла со стола пакетик из-под нормы, скомкала, кинула в
мусоропровод.
Чайник закипел, вода побежала из-под крышки.
Екатерина Борисовна выключила его.
- Теть Кать, а тетя Наташа с вами до последнего жила? - не поднимая головы
спросил Георгий.
- До самой больницы. Потом-то три месяца в больнице и все. Быстро у нее. Рак он
быстрый.
Она вздохнула, вытерла руки о фартук и села напротив. Георгий налил стопку:
- Я вот одного понять не мог - как это она снайпером, на фронте... Маленькая
такая.
- Да. А тогда она вообще крохотной была. Тонюсенькая. В сорок втором провожали
ее, прям как девочка. Две косички и шинель до пят. Ревела я тогда белугой...
- И она девяносто два фрица ухлопала?
- Да. Девяносто два. Офицеров штук двадцать. Одного, говорит, не то майора, не
то подполковника. С крестом, старого такого. Грузного. В грудь ему пустила, а он
будто пьяный - улыбнулся и сел. Сидит и улыбается. А потом повалился
- А вернулась в сорок пятом?
- Да.
Георгий выпил, закусил опятами.
- Я вот, теть Кать, до сих пор жалею, что не видел, как вот она там с наградами
в кителе. Ну она ведь на День Победы одевала?
- Одевала. А ты правда не видел?
- Ни разу!
- И наград не видел?
- Только на похоронах. Несли когда. А так - нет.
Екатерина Борисовна встала, пошла в комнату:
- Идем, покажу.
Георгий проглотил опенок, двинулся за ней.
Екатерина Борисовна открыла старый платяной шкаф, сдвинула в сторону висящие на
плечиках платья и пальто, вынула обернутый марлей китель:
- Держи.
Георгий принял вешалку, Екатерина Борисовна сняла марлю. Китель был увешан
медалями. На правой стороне лепились два ордена. Георгий присвистнул:
- Здорово.
Екатерина Борисовна поправила завернувшийся борт и отошла, сложив руки на
животе:
- Вот, Жора. Китель Наташин.
Георгий рассматривал медали. Пахнущий нафталином китель качался у него в руках:
- За победу... За Берлин,.. а это... Варшава;.. а ордена.. ух ты... Красной
Звезды и Красного Знамени. Здорово.
Он потрогал китель:
- И что она капитаном вернулась?
- Капитаном. Чуть майора не дали.
- А ушла?
- Лейтенантом, кажется. Сразу после училища.
Екатерина Борисовна взяла у него китель, поднесла к окну. Георгий провел ладонью
по линялой спине и задержал руку.
- А это что... внутри там что-то...
- Аааа... - она улыбнулась, сунула руку за отворот, - это норма Сережина...
Она осторожно вынула из внутреннего кармана кителя грубый бумаж-ный пакет,
передала Георгию.
На пакете было оттиснуто красным:
НОРМА
Пакет был надорван. Георгий заглянул внутрь:
- Норма... надо же...
Екатерина Борисовна вздохнула:
- Да. Это в сорок третьем. Когда убили его под Сталинградом, то есть не убили,
ну, ранили тяжело, а в госпитале он и умер. А друг его, Иванютин, и передал
Наташе. Они ведь с ней перед самой войной расписались. А норму он Наташе
передал, Иванютин. Еще карточки остались, письма. И норма. Вот...
Она положила китель на диван и стала укутывать марлей.
- А можно норму посмотреть, теть Кать? - Георгий вертел в руках пакет.
- Смотри, чего там...
Он вытряхнул норму на ладонь. Она была черная и твердая.
- Да... во какая...
- Не то что теперь, правда?
- Конечно.
- Теперь и пакетик аккуратненький, жаль выкидывать и сама-то свежая, как масло.
Георгий разглядывал норму:
- Теть Кать, а интересно, кто им нормы поставлял тогда? В войну?
Екатерина Борисовна понесла спеленатый китель к шкафу:
- Да по-разному. Детдома эвакуированные, детсады. А иногда и просто тыловики.
- Понятно.
Георгий постоял, потом качнул плечами:
- Теть Кать, а вот если... ну... а вот нельзя немного попробовать? Bcе таки ж
интересно,.. какая она была...
Екатерина Борисовна повернулась, подумала и кивнула:
- Да попробуй. Чего уж там. Ножом отщипни маленько, да попробуй А вообще-то
погоди, она ведь засохла вся. Ее над паром надо, или в кипяток.
- Точно! Я кусочек отломлю и в кипяток!
Минут через сорок Георгий осторожно подвел ложку под разбухшш кусочек нормы и
вынул его из помутневшей воды. Екатерина Борисовна мыла тарелки. Георгий понюхал
кусочек, лизнул:
- Что-то запаха никакого, теть Кать...
- Милый мой, так сколько времени прошло. Еще бы.
Георгий отправил содержимое ложки в рот, пожевал и проглотил. Екатерина
Борисовна, вытирая сковороду, смотрела на него:
- Ну, как?
Георгий пожал плечами:
- Не знаю... что-то непонятное. Пересохла, конечно, странный вкус...
Екатерина Борисовна усмехнулась;
- Какой странный? Такая же норма.
- Не совсем. Привкус какой-то. Не похожий...
- Ну так мы и жили не похоже, что ж удивляться. Вы ж над модами нашими смеетесь,
а они-то как раз и возвращаются. Вот как.
- А я никогда не смеялся. Просто привкус странный.
- Бог с ним, с привкусом. Главное - норма.
- Открой, хоть окно, что ли! - Денисов зло посмотрел на жену. - Вонища, черт
знает...
Светлана Павловна отодвинула тюлевую занавеску, стала открывать окно. Денисов
склонился над нормой, понюхал:
- Господи... мерзость какая... откуда они такую вонючую берут...
- Это из интерната Первомайского, откуда еще...
- Гадость какая... черные комки какие-то...
- Ты нос зажми, да проглоти. В первый раз что ль ешь...
Из окна потянуло гарью.
Светлана Павловна села на диван, взяла вязание.
Денисов зажал нос, быстро запихнул норму в рот и стал натуженно жевать.
Норма не помещалась во рту, лезла из губ. Денисов вдавил ее ладонью назад, глухо
икнул, вскочил и наклонился над столом?Его вырвало нормой и только что съеденным
обедом.
- Боже мой! Женя! - Светлана Павловна бросила спицы. - Ну что ты!
Денисов сплюнул, тяжело выдохнул, отходя из залитого рвотой стола:
- Фуууу... сука... гадина...
- Иди воды попей! Куда ты торопился-то?! Зачем всю?!
- Да отстань ты!
- Пополам бы разрезал, да съел.
- Отстань.
Он скрылся на кухне.