решил, что все кончилось благополучно, он хорошо одарил Маяну, а то, что она
вышла замуж за старого человека, так это их дело, мало ли в деревнях выходят
замуж за стариков.
про себя решил, что этой ночью все случится. Уложив его детей, Хикур не
стала сидеть за учебниками, а отправилась спать, чутко прислушиваясь к тому,
что происходит в доме.
ждет, чтобы она уснула? Ну нет, этого он не дождется! Примерно через час он
погасил свет и, разувшись, тихонько вошел в ее комнату. Хикур лежала не
шевелясь.
дверей и смотрел на кровать, где, замерев, лежала Хикур, боясь, что он
испугается и уйдет.
Она только боялась, что дети проснутся и начнут плакать, если что-нибудь
услышат. Теперь она окончательно утвердилась в мысли, что задушит проклятого
совратителя, заткнув подушкой ему лицо.
думала Хикур, тихо ликуя, я буду давить его подушкой, пока он не перестанет
барахтаться под ней.
продолжала делать вид, что спит, чтобы не вспугнуть его, а он делался все
смелее и смелее, а она, дожидаясь мгновенья, когда нужно будет кинуться на
него и прихлопнуть его подушкой, вся замерла, но на миг, прислушавшись к его
ласке, что-то упустила и уже не могла поймать то, что упустила, не могла
решиться, не могла ничего, потому что сладостная слабость обволокла ее тело
и душу.
его головы Маяной. Он тут же уснул, а Хикур плакала, плакала, уткнувшись
головой в подушку, которой собиралась душить совратителя сестры. Сейчас он
спал, приоткрыв рот, и она могла сделать с ним все, что хотела, но она
понимала, что сейчас это ни к чему, это глупо, и поздно, и... жалко... Так
Хикур не удалось отомстить за свою сестру.
родственников.
полдень, и пахарь уже настораживал** этой роковой ночи участке. Близился
слух в сторону дома, что вот-вот жена его должна позвать обедать, да и быкам
пора передохнуть.
увидел, что по дороге к дому вдоль плетня приусадебного участка идет дочь
его Хикур с проклятущим красным чемоданом в руке. Чего это она вдруг
приехала, подумал Махаз, чувствуя, что случилось что-то недоброе. Лицо
девушки было сумрачно и ничего хорошего не предвещало.
поравнялась с ним.
На ней было драповое пальто из присланного когда-то для Маяны отреза. Да и
сама она сейчас точь-в-точь была похожа на Маяну, когда та приехала из
города с этим же чемоданом в руке. Пораженный догадкой, Махаз несколько
минут простоял неподвижно.
исчезнувшей дочки и погнал быков. -- Ор! Хи! Волчья доля!
час. Он допахал участок, загнал быков во двор и вошел в кухню, где
заплаканная дочь сидела у огня рядом с матерью. Когда он вошел, дочь его
замолкла.
прибежали остальные дети и уселись за столом -- мал мала меньше. Махаз сел
во главу стола. На первое ели горячую мамалыгу с фасолью и квашеной
капустой, на второе кислое молоко. Махаз сейчас ничего не испытывал, кроме
безотчетного чувства раздражения на красный чемодан, стоявший перед его
глазами по ту сторону костра. Ему казалось, что все несчастья его жизни
связаны с этим красным чемоданом.
он здесь появился, мы успели постареть, а ему сносу нет...
вымыл руки и ополоснул рот. Хикур ему поливала. Вымыв руки, он взял кружку с
водой и пошел за дом, где лежал большой точильный камень. Он вынул из чехла,
висевшего у него на поясе, свой длинный пастушеский нож и, полив водой
точильный камень, стал точить свой нож. Нож и так был острый, но он решил
довести его до самого предела остроты. И когда нож стал, как бритва, срезать
с руки волосы, он, проведя несколько раз лезвием по своей задубевшей ладони,
вложил его в чехол.
самодельную обувь из сыромятной кожи сменил на городские ботинки. После
этого он надел на себя ватник и, похлопав по карманам, убедился, все ли на
месте. Взгляд его упал на графин с чачей, стоявший на очажном карнизе. Рядом
с графином стояло несколько стопок. Одну из них он сунул себе в карман.
его, они опять замолкли.
Хикур, добавил: -- Он?
обращаясь к дочке и показывая, что обращается именно к ней, -- отведешь
быков в Большой Дом... Если я вдруг не приеду, пусть кто-нибудь из братьев
засеет мой участок... Ближе к вечеру отгонишь коз на ферму, скажи, мол,
уехал по делу, пусть они там кого-нибудь приставят к ним.
откосе между его двором и верхнечегемской дорогой паслись его колхозные
козы. Он даже не взглянул в их сторону.
его сторону. Он не оглянулся и не сбавил шага. -- Чего-нибудь дурного не
натвори, -- сказала она, бессильно останавливаясь посреди двора.
власти и даже никакой власти не имеет. И впервые в жизни она почувствовала к
нему уважение, которого никогда не знала.
калитку, вышел со двора и пошел тропинкой вдоль плетня, огораживающего
приусадебный участок.
матери, сидевшей на веранде, не обратил на это внимания. Она попросила
домашних окликнуть его, узнать, куда это он заторопился, но никто не стал
его окликать: мало ли куда человек идет!
свойственной ему походке, поняла, что он собирается сделать что-то
решительное, не свойственное ему. А по опыту своей жизни она знала, что
когда мужчина пытается сделать что-то решительное, не свойственное ему, то
это чаще всего кончается кровью. Ей стало тревожно за сына.
ведущей к Кодору. Как только он вышел на косогор, в лицо ему ударил шум
реки. Далеко внизу всеми своими рукавами мутно блестела дельта Кодора.
вздохнул, словно впервые почувствовал власть своей роковой обязанности и
одновременно конец вольной жизни, именно сейчас открывшейся ему в прощальной
красоте распахнутого перед ним пространства.
катились вслед за ним сухим ручейком и ударяли по ногам, словно подгоняя его
вперед.
забывал, вернее, то, что всегда было при нем, даже если он об этом не думал.
партии, начальник партии однажды послал его в Кенгурск встречать его жену,
ехавшую к нему из Ленинграда.
пароход, придерживая за поводья двух оседланных лошадей. Жена начальника его
сразу узнала и, прямо от трапа замахав рукой, подбежала к нему. Видно, муж
ее предупредил, что встречать ее будет человек с лошадьми.
улыбкой, он так растерялся, что хотел вскочить на лошадь и ускакать, но
сдержался и, только скинув войлочную шапку, долго и неловко тряс протянутую
ему руку.
легко-легко. Он помог ей взобраться на лошадь, и она вскочила в седло,
усаживаясь на нем по-мужски. Юбка на ее ноге с той стороны, с которой он ее
подсаживал, слегка задралась, обнажив круглое и нежное, как щека ребенка,
колено. Голова у него закружилась, и он, припав к этому прохладному колену,
поцеловал его.
своего колена. Но, прикоснувшись ладонью к его голове, чтобы оттолкнуть ее,
она легким движением ладони на самое малое мгновенье приласкала его, и он,
вскочив на лошадь, ударил ее плетью и поднял на дыбы.
муже, кое-как научился говорить по-русски, и каждый раз видеть ее было для
него праздником. Он никогда не пытался чего-нибудь добиваться от нее, потому