всё это никак объяснить. Я продуцировал только "Тачанку". Немного "Орлёнка"
для молодёжи. А эту ближневосточную муть я и вспоминать-то не хочу..." "Это
моя вина, - тихо сказал Дани. - Мне, напротив, ваша тачанка, как это сказать
по-русски..." "До фени, - машинально помог ему помполит. - То есть это вы
вмешались в представление? У вас что, у всех евреев этот дар?.." "За всех
евреев не ручаюсь, но у этого, похоже, что-то есть, - просиял, наконец,
понявший всё Поляковский. - Не потому, что он еврей. У меня на сеансах
иногда бывает такое. Редко, но бывает. Мои сюжеты непостижимым образом
пробуждают в одном зрителе, не поддающемся моей магии, его собственные, но
очень сильные ассоциации. Он невольно подключается к моему сеансу и портит
всё представление. Вот как-то выступал я перед... между нами говоря,
Политбюро. Как и предусмотрено утверждённой где надо и кем надо программой,
я продуцирую Второй съезд. Все видят живого Ленина, Плеханова и прочих,
"Вихри враждебные" исправно звучат, но вот прямо чувствую, что кто-то словно
под руку что-то своё суёт, чего я и не вижу сам, как и сегодня не
подозревал, что весь зал смотрит всю эту палестинскую трагедию... Окончил я
сеанс и - глазам не верю: все красные сидят, потные, рубашки расстёг
Генсек не исключение. Как отмазываться? Тем более, что все до внутреннего
визга довольны - нафига им этот Ленин, да ещё с Плехановым. Никто и не
помнит, кто вообще носил такую фамилию, каким уклоном увлекался и как
окончил свою революционную биографию. Зато они у меня на сеансе получили
откуда-то такой заряд кое-какой энергии, что все заспешили на все четыре
стороны по неотложным государственным делам. "Ну вы и шалун! - говорит мне
Генеральный. - Мне такое и во сне не приснилось бы..." А я бы и рад
вспомнить, да нечего не вспоминается! Я же им дискуссию Ленина с Плехановым
воображал от всей души! Сунули меня на детектор лжи и определили весь
эпизод, как несчастный случай на производстве. Обещали выявить умельца и
наказать паршивую овцу в их здоровой среде, морального разложенца... Так что
докладывайте в своём парткоме что угодно. Поляковского это не касается."
"Ладно, - улыбнулся разомлевший помполит. - Только... Натан Борисович... как
это... Вы так и не воспроизвели ту фантазию, ну... что была в Кремле? Может
быть, порадуете нас с Дмитрием Ивановичем, между нами..." "И рад бы, да я же
сам не знаю, что он там навоображал! Как-то попалась мне совершенно, ну,
абсолютно неприступная дама, жена самого директора Ленконцерта..." "И вы -
вспомнили?" - с надеждой откликнулся помполит. "В том-то и дело, что я -нет!
Зашёл я как-то к ней в кабинет её мужа, перепробовал все свои музыкальные
картинки - скала!... Тут я запустил "Вихри враждебные веют над нами..." Мне
эта мелодия разве что смутно напоминает этот Второй съезд партии. А она,
смотрю, как-то дико на меня взглянула и... прямо словно озверела! Прямо на
служебном столе мужа... Меня пять часов не отпускала..." Помполит заливисто
и похотливо хохотал. Чтоб им всем лопнуть с этими фантазиями, - мрачно
подумал Дани. - И чтоб меня чёрт побрал за мою память... Всё точно так же,
как тогда. Весь мир спокойно веселился, пока нас топили и резали. Как раз
проходил всемирный фестиваль, разные конкурсы юмора. Сове
отгонял от берегов Палестины чей-то круизный лайнер, специально свернувший
сюда, из любопытства. На его борту гремела весёлая музыка, а нарядная
публика толпилась с биноклями, гнусно расширяя глаза, разглядывая то, что
творилось на нашем побережье!..
помполит ушёл. - Слушай. Как ты относишься к религиозным текстам?.."
"Нкт-нет, я всегда с подозрением относился к иудаизму, а в Израиле,
насмотревшись на пейсатых, стал воинствующим атеистом. Я скорее настрою себя
на эти дурацкие их съезды, чем на сюжеты древних иудеев. Бесконечные
жертвенники, крось, наказания за отступничество, бррр..." "Речь идёт о
христитанских и мусульманским текстах. Они должны сопровождаться моим
излучением, чтобы..." "Начинается! Да не возродить тебе Израиль! Против нас
всегда был, есть и будет весь мир. Заметь, что бы ни делал Израиль, как бы
он ни был прав, мировое сообщество всегда было на стороне арабов, только
потому, что они не евреи! Кроме тех редких случаев, когда израиль надо было
поддержать против Советского Союза. Если вам и удастся снова провозгласить
еврейскую независтимость, снова собрать несчастных в свою вроде бы страну,
те же евреи, всё тотчас позабыв, тотчас вцепятся друг в друга. И весь мир -
в евреев и Израиль. Нет уж, мне спокойнее в галуте, спасибо, уже ели ваше
гостеприимство, господа сабры!.." "Всё высказал? Теперь послушай меня. Ведь
ты не зря тогда приехал в Израиль. И снова соберёшься. Это неизбежно, это -
зов крови. И мы вместе с тобой, с такими как ты иначе обустроим новый
Израиль. Пока же, пойми, я и ты - последняя надежда нашего несчастного
народа!.." *** *** ***
пограничногой офицера, подозрительно вглядывался в элегантного туриста с
сединой на висках и в его спутницу - белокурую девушку лет семнадцати. Его
привлекла к этим пассажирам прибывшего из Москвы самолёта золотая звёздочка
Героя на лацкане пиджака мужчины. В последнее время туристы из СССР были
исключительно бывшими евреями, но здесь настораживала явно нееврейская
внешность спутницы этого яхуда, указанной в документах как его дочь.
"Советский, - ответил Дани без улыбки. - Там написано." "А до ассимиляции?
Еврей? Израильтянин? Как вас звали тогда?" "Козлов, - ответила Катя. - Это
мой папа. Дмитрий Козлов. А у вас будут неприятности, генерал, если вы
придерётесь к нему. Он - Герой Советского Союза. Это у нас больше, чем
депутат Верховного Совета или там министр, поняли?" "Я-то понял, - покраснел
седой генерал. - Да физиономия вашего "папы" мне хорошо знакома... Только
никак не припомню, нарочно или нечаянно он промазал, когда в меня как-то тут
стрелял..." "Задержать или отправить обратно? - спросил пограничник,
угодливо сгибаясь. - Мне эта пара тоже подозрительна. Для любовницы она
больно молода, а на дочь никак не похожа." "Пропусти... Не ссориться же с
таким монстром, как его страна из-за какого-то... Козлова." "Да уж, не
советую никому с нами ссориться, - злорадно добавила Катя. - Одни тут
недалеко уже пробовали недавно. Так где тут у вас автобус до Иерусалима?"
"Автобус до Эль-Кудса отходит с той стороны площади. Будьте осторожны, мисс
Козлова, с терминологией." "Вы тоже, генерал, - с вашими придирками! На нас
где залезешь, там и слезешь." "У вас очень интересная дочь, мистер...
Даниэль Коэн... простите, Дмитрий Иванович Коз-лов, - протянул генерал Дани
закрытый паспорт. - Не понимаю, зачем вам надо ею рисковать? Не один я вас
узнал! Ваш папа, мисс Кэт, тут тоже был... немалый герой... Оставил по себе
такую память!.." "Да и ты, Фарук, мною не забыт, - неприятно улыбнулся Дани.
- Никто из вас не забыт. И ещё отнюдь не вечер, Фарук. Мёртвые взыв
растить внуков-друзей и дискутировать в общем клубе на улице Ха-Гефен о
судьбах наших народов... Так вы же без нашей крови жить просто не можете,
так? Как ваши братья по разуму косовары не могли жить без насилия над
соседями. Где они сейчас? И нечего сверлить меня глазами! Да, в Союзе
официально евреев нет, генерал. Но ам Исраель хай! Не забыл ещё? Мы тебе,
всем вам это очень скоро напомним, если забыли. А бояться мне в Эрец
Исраэль, нечего. Наш КГБ тоже не без евреев. Меня будут вести здесь. И я не
завидую тому, кто Катеньку попробует обидеть. Предай это своим живодёрам.
Они ведь трусливые твари, как все шакалы. И о своей дырявой шкуре подумай,
Фарук. Сдаётся мне, что я в Хайфе тогда не совсем промазал... Хотя, сам
знаешь, я мог выстрелить и лучше, помнишь? В последний момент, вспомнил
твоих детей, моих соседей... Пока же запомни, я - Дмитрий Козлов!" "Добро
пожаловать в нашу Палестину, мистер Козлов, - ощерился седой генерал. -
Слава Аллаху, мы поменялись ролями. Теперь я буду рад с тобой
подискутировать, на правах оккупанта твоего народа, как некогда ты снисходил
к нам, арабам, в оккупированной сионистами Палестине. Добро пожаловать, мисс
Кэт. Фарук аш-Хара позаботится о вашей безопасности в своей стране!" "Вот
это другой разговор, - улыбнулась Катя, подавая ему руку. - Мы не забудем
вашего гостеприимства, генерал. И если вы, с вашей дочерью, когда-нибудь
приедете к нам в Израиль из своего Египта, то мой папа, еврейский генерал
Дани Коэн, будет вас опекать, идёт? Только... я очень сомневаюсь, что вы
решитесь сюда вернуться даже и туристом. И ваши дети. И ваши внуки, мистер
Фарид..." "Аллах благосклонен к пустым мечтателям, - ощерился Фарук. - Ибо
что остаётся униженным и изгнанным, как не мечтать?.."
битком набитая сбежавшимися со всей Африки и Азии на делёжку еврейского
добра "беженцами". Фарук оказался прав. Это давно был и не Ерушалаим шель
заhав - золотой Иерусалим, а грязный, кишащий толпами нищих бездельников и
бесстрашными даже днём крысами Эль-Кудс, ещё одно позорное пятно на карте
третьего мира. Даже мечеть на Храмовой горе не сияла куполом, как в чужом ей
Израиле. "Шлём оккупанта", как называли этот купол правые, облупился и
потускнел без ухода. Прохожие кидались к респектабельным иностранцам с
предложением услуг и товаров. Катю они, казалось, прямо обожествляли - она
пользовалась прямо всеобщим поклонением и восхищением. Со всех сторон сияли
улыбки. На фоне её пышных золотых волос подозрительного Дани вообще не
замечали. В толпах встречались и евреи-ортодоксы в своём неизменном чёрном
одеянии и с полузабытой суетливой походкой, которая так смешила Дани и над
которой охотно потешались у них дома - смотрите, как они спешат
побездельничать. Теперь эти жалкие фигуры среди арабов казались ему
умилительными и трогательными. Он положил десять долларов в руку нищего
старика в чёрной кипе, сидевшего с кружкой и тихо спросил на иврите, как
пройти к Западной стене. Нищий вздрогнул, затравленно оглянулся,
подозрительно осмотрел с головы до ног подчёркнуто скромно одетую девушку и
едва слышно спросил: "Откуда вы?" "Из Советского Союза." "Вы раньше... жили
здесь?" "Я жил в Хайфе, на Кармеле." "И давно вы не были в Палестине?" "Я не
был в Израиле восемнадцать лет..." "С последнего Девятого Ава, с самой
Катастрофы Третьего Храма, - кивнул старик. - Тогда вы не знаете, что к
Стене разрешается подход только иностранцам. Мы не можем даже вложить петек
между камнями и коснуться рукой нашей святыни. Нам выделен "балкончик с
видом на заборчик", как издевательски называют эту площадку арабские
журналисты. "Заборчик"... Дани вспомнил, что и в независимом и победоносном
Контровский Владимир
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Акунин Борис