крупнокалиберного пулемета. А импульсники, бластеры и сквизеры, наоборот,
производили благоприятное воздействие и даже укрепляли их аппетит.
противников, конечно, ощущал своей оболочкой. Она казалась большой, а
круглые солдаты мелкими - не крупнее, чем шмели, оси и и знаменитые
японские сюрикены. Я старался давить их прежде, чем они ужалят,
перемалывал мощными пульсациями своего персонального смерча. Что
интересно, в моей размашистой оболочке упорство врагов все-таки теряло
направление, а наступательная энергия растворялась. Затем, после
незаметной концентрации, она возвращалась к следующей волне нападающих
жесткой отдачей. Так вот, правда-реальность заключалась в том, солдатики
лопались и превращались в безвредные брызги прямо на моих изумленных
глазах.
заикал, значит, в плазмодинамических камерах стало нехорошо с
потенциалами. Высота принялась таять помимо моего желания. Даже "броня" не
очень-то выручала, "шмели" и "сюрикены" жалили будь здоров. Это, наверное,
потому, что я здорово струхнул. А в реальности солдаты бросались на
обшивку модуля и исступленно грызли ее. Поэтому мне показалось, что я, как
в кастрюле, за которую взялись сотни крыс. И стрельба из пулемета в упор
не слишком много очков приносила.
должно быть, какой-то вражий боец пролез через сопло. Враги отгрызли самую
хрупкую часть модуля - стабилизатор высоты! Наконец, мне обработали и
обзорную систему. В тоскливом итоге, я без затей стал валится вниз, слабо
цепляясь за высоту маневровыми двигателями.
наверное, выразился бы Бурелом.
стремительно затягивались, как в сильный мороз. Но озеро схватывал отнюдь
не лед. Острова как амебы плодили островочки, те тянулись друг к дружке
белесыми извивающимися жгутиками. Во время обеда мне такое без рвотного
пакета не стоило бы показывать.
одному из них промчалось, должно быть, с ракетной скоростью несколько
солдат. Ну и долбануло. Крепления въелись в тело, зашлепали по воде борта.
Когда я сфокусировал взор, то первым делом различил проломленную обшивку.
торопливостью меняется пейзаж. Различим стал огромный приземистый дворец.
Часть стен и внутренних перегородок срезана, как на плане - видна путаница
коридоров, невысоких лестниц, квадратных колонн, бассейнов для дождевой
воды, пузатых емкостей для масла и зерна, изваяний божеств, похожих на
пучеглазых часовых. А в центре лабиринта кто-то малосимпатичный, чуть ли
не с бычьей головой, объедает барельефы со стен. Плазмонт корчит из себя
жутика Минотавра, пробивает ко мне канал страха? Нет, батенька, я вам не
древний миноец и даже не грек.
появилась псевдо-Фикса. Остановилась в двух метрах и пялится. Нервы мои
зазвенели и я решил обратиться первым.
поскорее размяк и стал готов к употреблению. Ну, как поживаете, почему до
сих не сожрали всю Землю? Не знаете, чем соблазнить поля, леса и горы?
отвечать. А можно взять последний тайм-аут? Хочу покурить, подумать о
своей девушке.
эскадрилий и слет пилотов-отличников впридачу. Она ведь профессионалка, -
довольно ехидно процедило существо.
характера. Это, господин Плазмонт, сближает вас со спецслужбами всех стран
и народов.
не Плазмонт, козел ты этакий. Скорее наоборот. Я сейчас болезнь Хозяина,
взбунтовавшаяся информация. Для ясности - зона воспаления и мутации в его
уме.
продолжает:
превратился в машину для увековечивания. В свое время он привык лакомиться
затухающими цивилизациями - людьми, предметами - ведь защита у них
ослаблена. Он, естественно, вбирал массоэнергию, необходимую для
пропитания, а заодно и сведения, которые использовал для соблазнения. Со
временем он стал настоящим человековедом и даже взялся коллекционировать
характерные черты и особенности исчезающих культур.
оттого, что они ему просто нравились, а потом, чтобы лучше узнать их.
Особенно приятны были на вкус люди талантливые, художники, поэты. Со
временем он стал собирать коллекцию из косточек и прочих культурных
ценностей... Ну, зачем, например, мне увековечиваться?
Тогда, впитав тебя, Плазмонт сохранил бы и ее.
Во-первых, я вряд ли являюсь столь калорийным питанием. Во-вторых, Космика
все свое хранит сама. Ей старьевщики как раз не нужны, в отличие от
вырожденцев-землян.
кое-что втолковать ему.
эрудит. Этакий старичок-кальсонщик, который сидит среди всякой ветхой
рухляди и рассказывает байки: "Вот, помню, до войны, когда еще такие
большие ящерки кругом ходили..." И при том забыть, что он коварный
слизняк, который так и норовит выпить все твои соки.
они и разумны по-своему. А вдруг у нас разные языки. Я, например, говорю,
а он, допустим, танцует и поет. Кто составит словарь понятных ему слов? Я
даже не знаю, где у него перед, где зад... Фикса, неужели это ты? -
неожиданно спросил я у оборотня, наверное, потому что дыхнуло на меня
чем-то знакомым.
которая есть у тебя, меня и Плазмонта тоже. Это нас роднит. Она может быть
очень мощной, вспомни свой персональный смерч, защитную оболочку,
пульсирующую броню. Кстати, во время стычки в сарае у меня имелось еще и
тело. Тогда Плазмонт устроил все так, чтобы вы меня заподозрили. Хотя,
между прочим, айкидо я изучала у самого Уэмуры.
группу, потом появились эти псевдо, и эрзац-Кнопка хлопнула тебя из моего
сквизера...
сейчас это уже не интересно... Так вот, беда Плазмонта в том, что рано или
поздно он нарывается на душу, которая ему не по зубам. Понимаешь, в
отличие от старушки Земли, он не смог соблазнить меня...
сейчас строим совместные планы.
произнесла Фиксина душа. - Плазмонт не будет посягать на твои молекулы -
передача вибраций в его монады пойдет через меня. Я соединю твое сознание
и его. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?
Адам, тебе Ева, выбирай себе жену.
объятиями. Он сразу взялся за мою обработку, хотя это трудно было назвать
направленным воздействием. Чего стоит один интерьер. Кроме моего
ультрафиолетового фонарика никакой подсветки. Вязь из масок-рож на стенах
лабиринта: смеющихся, плачущих, тупых, хитрых и всяких прочих. И слизняки
кругом, жрущие, выделяющие, сливающиеся, делящиеся. Все было сделано,
чтобы напитать меня тоской. Эх, до чего способны вогнать в грусть
биологические процессы и человеческие лица! Тысячи помыслов, деяний,
желаний. И все такие неглубокие, что остался от них лишь штампик на стене.
долбит каналы в мою душу. Внушает бессмысленность жизни, работы, отдыха,
нагрузок, удовольствий.
бессмыслица не моя. Ведь я - это Космика.
ясно с правами на личную жизнь, но с должностными обязанностями и
кастовыми возможностями - пока что в ажуре. Мы не пережевываем самих себя,
зато едим время, пространство, врагов - которых, кстати, не придумываем.
Ведь в космосе ничего сочинять не надо, там и так есть все.
отработанных газов присоединюсь к божественному ветру, годом раньше или
позже, особой разницы нет. Даже если я совсем лажанусь, тоже не беда,
кто-то ведь должен стать очередной палочкой в неизбежной цифре потерь и
неудач.