станции, фабричные высыпали на улицы, ехать пришлось стоя, запах пота,
нечистоты мучил сильнее, чем теснота, и настроение испортилось еще
больше. Он-то надеялся сегодня подкатить к дому на служебном авто. И
глупо, глупо! Не надеяться надо, а рассчитывать. Считать. Как станции.
Иначе - пропустишь свою.
массивный, обещал покой. Здесь и отдохнуть, и сил набраться. На
четвертом этаже квартира, но стены толстые, капитальные, не слышно
ничего.
в нем до революции? Может, даже в его, Лернеровской, квартире? Поймав
взгляд Лернера, бывший втянул голову, сгорбился и торопливо начал
подбирать мусор вокруг баков, мусор, нарочно бросаемый мимо фабричными
- чтобы не забывался буржуй, помнил место.
новая физическая константа. И именно поэтому возникло желание сбавить
темп, помедлить. Почти приехали, Сенечка, отдохни.
казавшимся для каждого из них единственно важными, благодаря которым и
вертится Земля. Но скажи им, что у человечка в ермолке, дожевывающего
сосиску за стойкой у окна как раз такое дело - обзовут лунатиком. И,
может быть, будут правы.
безоговорочно, как, впрочем, и многое другое. Его раздражала манера
соотечественников презрительно отзываться об американской еде как о
безвкусной кормежке для простаков, словно по ту сторону Атлантики у
каждого был повар-француз или китаец. Аристократы из Ямполя, видите
ли. Что до него, то воротить нос от острых собак он не собирается -
просто, быстро, приемлемо. Главное, чтобы они были достаточно острыми
и достаточно кошерными. Шутка.
действительно недолюбливал, предпочитал ему чай, но с чаем здесь было
сложно. Ладно, не стоит ждать, что Америка поменяет свои привычки лишь
потому, что приехал Семен с Молдаванки. В конце концов, всегда можно
сходить в чайную Флейшмана с большим блестящим самоваром и
расторопными половыми, моментально подлетающими с неизменным "чего
изволите?".
Другим словам просторнее станет. Словцо за словцом гоняется с
кистенем.
За стеклянной дверью Нью-Йорк позевывал, разминая косточки перед новым
днем, разгоняя по стритам и авеню железные тельца своей крови.
Желтая машина для жителя желтого дома.
получилось. По крайней мере, на этот раз. Оставив сдачу с доллара
шоферу на чай (пусть лопнет!) Он вбежал по ступенькам широкой
мраморной лестницы на второй этаж. Американскую нумерацию этажей он
тоже недолюбливал, вечно путался, особенно вначале, когда приходилось
таскаться по разным фондам и комиссиям в надежде устроиться. Помнится,
полдня потерял очереди, а выяснилось, что ему нужно этажом выше.
Ладно, это тоже можно вымарать.
совершеннолетнюю, англо-саксонку. В своем стодолларовом костюме,
напомаженной прической и безукоризненными зубами, чудом американской
ортопедии, он был похож на голливудского героя.
Позвольте вас познакомить: Саймон Блюм, наш выдающийся экспериментатор
- мисс Лаура Морган, член подкомитета Конгресса по научным
исследованиям.
Лозинского - нет.
недоуменно и чуть досадливо пожал плечами, причуды физиков, знаете ли.
отличается от идиша Ямполя, вот Моше меня и не понял.
по-американски коротким и энергичным.
и Александерами, но ему превращаться в Саймона не хотелось
категорически. Стоило перебираться в Америку, чтобы и здесь стыдиться
своего имени?
что тот был рядом и - все, весь вышел.
Может быть, в другое время. Очень, однако, уместное выражение - другое
время.
- конечно, нет, - Семен не скромничал, просто точно оценивал свою
известность.
девушка. Словно купила картину и теперь непременно желает убедиться,
что не обманулась в авторе, что он стоит потраченных денег.
мастером, воплощавшем в железе (а также стекле, проводниках, керамике
и прочем) те идеи, которые порой приходили в голову Семену.
финансирования, - Лозинский решил доказать, что существует. Да
пожалуйста, кто против.
раздражали его, во всяком случае, разговоры с людьми типа Лозинского -
теми, кто считал, что деньги добывают именно они, что именно ради их
прекрасных глаз выделяются средства, которые потом бестолково тратят
всякие Блюмы. И потому Лозинский и иже с ним регулярно увеличивали
себе жалование, представительские и командировочные расходы.
Административная деятельность, вот как это теперь называется. - Мэтр у
себя? - спросил он, меняя тему разговора. Слова "мэтр" он не любил,
считал искусственным, неживым, но терпел, как общепринятое обозначение
определенной величины.
расписание мэтра. Заместитель-администратор. - Но будет с минуты на
минуту.
распахнулась, парадные двери почему-то распахиваются, а не
открываются, подумал Семен, и мэтр в сопровождении личного
шофера-охранника неторопливо начал подниматься по лестнице.
одевавшийся во что попало, преимущественно старый свитер и лоснящиеся,
с пузырями на коленях, брюки, сегодня он словно сошел с обложки
"Джентльмена" - сама элегантность, достигаемая трудом очень дорогих
портных и парикмахеров. Седая грива ниспадала на светло-серый пиджак,
делая мэтра похожим на мраморного колли, и движения были плавными и
грациозными. На мгновение Семен увидел со стороны себя. Контраст с
мэтром разительный. Еще лапсердак надеть, и можно идти в балаган белым
коверным, тем, которого без конца лупят по голове, обливают водой,
пинают на увеселение почтенной публики. Зачем в балаган - просто на
улицу. По ту сторону океана. Одесса, Одесса...
покивал остальным, ухватил семена за рукав, отводя в угол:
дожидаясь ответа, провел его в кабинет. Семен оглянулся, желая
проститься с девушкой, та махнула рукой, то ли прощаясь, то ли просто
- черт с тобой. Нет, наверное, прощалась.
завтра, завтра.
упорствовал, боясь завтрашнего разноса.
секретаря внимания, мэтр достал из сейфа портфель, открыл, проверяя
содержимое.
идущих мимо него. А таких последнее время становилось больше и больше.
того не улучшилось. И с чего бы. Это мэтр себе подмигивает, себя
подбадривает, себя заводит.
мэтр сегодня возлюбил множественное число. Мы, нам... На мгновение
Семен возненавидел его, но сразу же остыл. Ерунда какая. Все - ерунда.
разбрелось по кабинетам изображать деятельность, как раз начинались
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Муркок Майкл
Шилова Юлия
Куликов Роман