Чтение 15–й страницы книги ~Изувер~

встревожены. К каждому подозрительному человеку или событию - особое
внимание...

- Да, - согласился инспектор уголовного розыска. - Но после гибели
Ветровых и их похорон дом пустовал.

Поселок тоже обезлюдел, почти все дачники съехали.

Аргументы Самойлова были вполне убедительны. Но тогда вставал вопрос:

кто же мог совершить такое страшное злодеяние? Совершенно посторонний
человек - вряд ли, убийца должен был хорошо знать план дачи, иметь ключи.

Значит, кто-то из родственников, знакомых, соседей?

Время в дороге пролетело незаметно. Перед тем как расстаться, наметили
конкретные мероприятия, которые следовало провести на следующий день.

Обнаружение трупа девочки круто меняло ход расследования.

В эту ночь Владимир Георгиевич так и не смог уснуть. Все думал,
сопоставлял, анализировал. Его очень заинтересовала тетрадь, обнаруженная
в сарае на даче. В том, что она принадлежала Борису Ветрову, сомневаться
не приходилось: стоило лишь сверить его почерк в документах, находящихся в
деле, с записями в тетради.

В своем дневнике Ветров записывал мысли, казавшиеся ему значительными,
изречения, чем-то поразившие его, отражал в нем некоторые события из своей
жизни. Борис не удосуживался, как правило, помечать, кому принадлежат те
или иные высказывания. Могло даже показаться, что они - плод размышлений
самого Бориса. Но, вчитываясь все глубже, Гольст понял: многие из мыслей
не его. Некоторые Владимир Георгиевич уже где-то встречал, да и стиль
афоризмов выдавал принадлежность их разным авторам.

Вот, например, какие перлы вычитал из дневника Владимир Георгиевич:

"Деньги - это то, что есть у других и что нужно добыть мне".

"Бескорыстно любите деньги".

"Нет такой высокой стены, через которую не мог бы перешагнуть осел,
нагруженный золотом".

"Отсутствие денег у людей - порок.

Человек без денег - просто не человек".

Гольст отметил, что деньги и все связанное с ними очень занимало
воображение Ветрова. Это был его, если можно так выразиться, пунктик.

Заинтересовали следователя и такие записи:

"Дети начинают с любви к родителям, а потом судят их".

"Зачем надо работать на потомство, когда потомство для тебя все равно
ничего не сделает?"

Чем больше Гольст углублялся в чтение, тем ярче представал перед ним
человек, писавший этот дневник.

Ветрову нельзя было отказать в целенаправленности. Но что это была за
направленность!

"Мораль - это выдумка человека, а не вывод из жизненного опыта".

"Совесть непобедима лишь для слабых духом. Сильные, быстро овладевая
ею, подчиняют ее своим целям".

"Коллектив - это сброд, где каждый человек теряет свою
индивидуальность".

"Народ - раб, лишь немногие призваны быть господами".

Владимир Георгиевич все больше поражался: откуда у молодого человека
такое преувеличенное самомнение? То, что Ветров не считал себя "сбродом",
заурядностью, было совершенно явно.

Каждая строка его дневника вопила о том, что именно он, Ветров, - один
из "немногих", которые стоят выше других.

"Что это? - думал Гольст. - Больная психика? Бред?" Но на бред писанина
Бориса не походила. Ход его мыслей, сами идеи - все отдавало холодной
рассудительностью, трезвым, циничным расчетом.

"Времена святош и старинных добродетельных рыцарей миновали давно.

Все, что становится поперек дороги, - буква ли закона, чужая ли воля -
надо сметать или умело обходить". Тут же Борис делает запись, вероятно,
отвечающую его жизненным планам: "Жениться, чтобы сделать карьеру. Сделать
карьеру, чтобы иметь независимость и власть. Иметь власть, чтобы иметь
деньги". После этого откровения он добавляет по-латыни. "Ум кумо", что
означает "любым способом". Владимир Георгиевич уже встречал это изречение:
оно было выведено на обложке дневника крупными буквами...

Когда Гольст кончил читать дневник, он подумал: "Неужели все это писал
молодой человек, только-только вступающий в жизнь? Ни одной светлой,
романтической мысли. Ни единой строки, в которой бы проглядывали
возвышенность устремлений, восторженность юности". Владимир Георгиевич
словно прикоснулся к чему-то холодному - куску льда, железа... И еще.

От автора дневника веяло опасностью.

Ибо человек, вбивший себе в голову подобные идеи, готов на все. Даже на
самое страшное...

Забрезжил рассвет. Голье г уже знал, что он обязан делать по долгу
своей службы в самые ближайшие часы.

Бориса Ветрова арестовали около полудня, когда он появился в своей
квартире. Ему разрешили сложить в кухне охотничьи доспехи (ружье в чехле,
патронташ, сумку с кабаньим окороком - он действительно был на охоте),
переодеться.

В машине, которая везла его в следственный изолятор, Ветров сначала
возмущался, грозил, что будет жаловаться, но постепенно притих.

На допрос Владимир Георгиевич вызвал его лишь на следующий день, с утра
дал ему время поразмыслить, все взвесить. Допрос состоялся в следственном
изоляторе и велся с применением магнитофона.

Когда привели Ветрова, Гольст удивился: костюм на нем без единой
морщинки, рубашка свежая, словно Борис надел ее только что. Сам он
тщательно причесан, умыт. Лишь глаза усталые, но спокойные.

Следователь предъявил ему обвинение в убийстве сестры, матери и отца.

Борис невозмутимо произнес:

- Это ошибка. Я никого не убивал.

- Значит, не признаете себя виновным? - спросил Гольст.

- Не признаю.

Владимира Георгиевича поразило его хладнокровие. Никакой растерянности
или замешательства.

- Так кто же, по-вашему, убил Ларису?

- А разве она убита? - вопросом на вопрос ответил Ветров

- Да.

Гольст положил перед Ветровым фотографии, сделанные в погребе
быстрицкой дачи, где был обнаружен труп девочки.

Борис посмотрел на них. Лоб его слегка побледнел, рот сжался. Некоторое
время он сидел молча. Потом медленно произнес:

- Я так и думал... Это отец...

"Ну и выдержка, - мелькнуло в голове у следователя. - Крепкий орешек.

Такого голыми руками не возьмешь".

- Почему вы так думаете? - спросил Гольст.

- Я говорил раньше... Отец мне намекал... Простите, она, - Борис указал
на фотографии, - была зарыта прямо под спальней, под тем местом, где
стояла кровать отца?

- Примерно.

- Это все из-за его ритуальности, - вздохнул Борис - Типичный признак.

Шизофрения...

- Александр Карпович был совершенно здоровым человеком, - спокойно
сказал следователь.

- Уж этого можете мне не говорить, - усмехнулся допрашиваемый. - Я
как-никак врач. Могу разобраться, что к чему.

- Ну, положим, вы еще только студент, - заметил следователь без всяких
эмоций. - А если вас действительно интересует мнение авторитетных
специалистов - пожалуйста.

Гольст протянул Борису заключение посмертной судебно-психиатрической
экспертизы А. К. Ветрова. Тот прочитал его, пожал плечами.

- Но я лично, своими глазами видел выписку из истории болезни. Отец
лежал в свердловской больнице. Его признали шизофреником и освободили от
армии. Чему же верить? - искренне удивился Ветров.

- Ваш отец тогда симулировал болезнь, - коротко объяснил следователь.

- Но для чего? - вырвалось у Бориса.

- Сейчас мы не будем вдаваться в подробности. Главное уяснили? Не было
шизофрении.

- По-моему, все-таки была. Врачи не боги, простые смертные... Эраре
гуманум эст. Простите, это по-латыни...

- Я понял. Человеку свойственно ошибаться, - перевел следователь.

Ветров пустился в пространные рассуждения о том, какая сложная и
запутанная область медицины - психиатрия. Установить диагноз больному
психическим заболеванием иной раз не под силу даже опытнейшему врачу.

- А тем более, когда человека уже нет, - закончил обвиняемый.

"Вступать с ним в спор сейчас, пожалуй, не время", - подумал Владимир
Георгиевич.

- Значит, как вы утверждаете, у вас были подозрения, что Лариса убита
отцом? - спросил он.

- Да, - ответил Борис.

- Вы делились ими с кем-нибудь?

- С женой.

- А почему ничего не сказали следственным органам?

- Подозрение еще не доказательство. А у меня никаких доказательств не
было.

- На чем основывались ваши подозрения?

- На том, как вел себя отец после исчезновения сестры. Однажды у него
вырвалось нечаянно, что виноват якобы он. И потом эта навязчивая мысль о
самоубийстве... Он был в ужасном состоянии... И в конце концов не
выдержал...

- Но родные и знакомые говорят, что у него не было желания уйти из
жизни, - возразил Гольст. - Наоборот...

- Интересно, кто мог сказать такую глупость? - усмехнулся Ветров.