Чтение 15–й страницы книги ~По тонкому льду~

- Постараюсь, - ядовито заметил Безродный и посмотрел на стенные часы.
- Теперь отдыхать. Завтра с утра вы, товарищ Трапезников, загляните в
берлогу Кульковой и побеседуйте с жильцами. А вы... - Он повернулся к
Брагину.

- Я хочу предложить... - неосторожно прервал его Дим-Димыч, но Геннадий
не дал ему высказаться.

- Вы будете делать то, что прикажу я. Договоритесь в больнице, чтобы
труп убитой положили в ледник и сохранили. Это раз. Сходите в автохозяйство,
где работает Мигалкин, и возьмите на него характеристику. Это два.
Установите, живет ли в городе ветврач Проскуряков, и соберите сведения о
нем. Это три. Договоритесь с уголовным розыском, чтобы размножили фото
убитой Это четыре. Пока все. Ясно?

- Предельно, товарищ старший лейтенант! - ответил Дим-Димыч.

15 февраля 1939 г.

(среда)

Утром каждый занимался своим делом. Дим-Димыч отправился в больницу.
Безродный опять вызвал на допрос Кулькову, а я пошел на Старолужскую улицу.

Какое-то чувство подсказывало мне, что я понапрасну трачу время.

Стоило только переступить порог входной двери, как весь дом ожил и
зашевелился, словно встревоженный муравейник. По коридорам зашлепали босые
ноги, зашаркали башмаки, началось многоголосое шушуканье.

Я постоял некоторое время, осваиваясь с полумраком, и постучал в первую
дверь налево.

Меня встретила улыбающаяся женщина. С ее разрешения я вошел в комнату,
сел на расшатанный стул и повел беседу. За стеной в коридоре все время
улавливались какие-то подозрительные шорохи. Они меня нервировали. Я шагнул
к двери, толкнул ее: прилипнув к косяку, стояла курносая девчонка лет
двенадцати.

- Ты что здесь торчишь? - строго спросил я.

Она прыснула, прикрыла рот рукой и убежала...

Я обошел шесть квартир и покинул злополучный дом уже под вечер, усталый
и голодный.

Предчувствие мое оправдалось. Ничего интересного беседы не дали. О
Кульковой говорили всякие небылицы, но к делу это не имело никакого
отношения.

Наконец дом на Старолужской улице остался далеко позади, и я вернулся в
районное отделение.

Дим-Димыч все поручения Безродного выполнил. Автохозяйство дало
Мигалкину блестящую характеристику.

Ветврач Проскуряков Никодим Сергеевич действительно жил в городе, но
совсем недавно, месяц назад, умер.

Доложить результаты Безродному сразу не удалось. Запершись в кабинете,
он что-то печатал на пишущей машинке.

Пользуясь передышкой, мы - я, Дим-Димыч и Каменщиков - сели в дежурной
комнате и стали обмениваться мнениями. Для меня было ясно, что следствие
зашло в тупик. Руководство управления допустило ошибку, согласившись с
доводами Каменщикова и приняв это дело в свое производство. Пока я не видел
под ним никакой политической подоплеки.

Вот если бы к убийству имели непосредственное отношение Мигалкин и
Кулькова, тогда можно было бы что-то предполагать, подозревать. А сейчас вся
эта таинственная история оборачивалась самым банальным образом. По-видимому,
муж решил избавиться от своей благоверной - мало ли причин к этому, - завез
ее в глубокую провинцию и тут совершил свой злодейский замысел. Правда, он
почему-то прибег к такому необычному способу, как эмболия, но тут уж дело
вкуса. Кому что нравится!

Я высказал свое мнение Каменщикову и Дим-Димычу и добавил, что было бы
правильно немедля возвратить все материалы уголовному розыску.

Каменщиков запротестовал. Он, как и Безродный, придерживался точки
зрения, что и Кулькова, и Мигалкин причастны к убийству, и был против
возвращения материалов органам милиции.

Дим-Димыч согласился с Каменщиковым в той части, что материалы не
следует возвращать милиции, по крайней мере до той поры, пока не станет
окончательно ясно, что налицо чисто уголовное преступление. А относительно
причастности к убийству Кульковой и Мигалкина мнение его не расходилось с
моим.

- Мы должны, - сказал Дим-Димыч, - наметить себе минимум и осуществить
его. Этим минимумом я считаю опознание убитой и установление личности ее
спутника. Только тогда нам, возможно, удастся определить, с чем мы
столкнулись: с уголовным или политическим преступлением. А сейчас мы
топчемся на месте.

Младший лейтенант Каменщиков кивнул головой:

- Полностью согласен с вами, товарищ Брагин. Что же предпринять, чтобы
выполнить этот минимум?

- Подумать надо, - ответил Дим-Димыч. - Задача слагается из двух
частей: из опознания убитой и установления личности живого. Я бы на вашем
месте мобилизовал сейчас все возможности и попытался выяснить: покинул город
этот таинственный субъект или скрывается здесь? Можно это проделать?
Безусловно. Давайте рассуждать так: предположим, незнакомец покинул город
тотчас после убийства. До станции, кажется, семьдесят километров?

Каменщиков снова кивнул.

- Он мог рискнуть добраться пешком, но едва ли, - продолжал Дим-Димыч.
- Скорее всего, воспользовался попутной машиной. Если так, то он облегчил не
только свой путь, но и Нашу задачу. Выяснить, чьи машины за эти двое суток
ходили в сторону вокзала, не такая уж сложная задача. Наконец, его могли
видеть на станции Ведь говорит же Мигалкин, что у незнакомца запоминающаяся
физиономия. Он покупал билет. Он ходил по перрону в ожидании поезда.
Возможно, заглянул в буфет. Пассажиров на вашей станции не густо, и новый
человек легко запоминается.

Мысль Дим-Димыча мне понравилась, и я попытался развить ее:

- А если он направил свои стопы не на станцию, а в другую сторону, то
все равно прибег к машине.

- Конечно! - согласился Каменщиков.

Мы с увлечением принялись обсуждать новый вариант, и в это время вошел
Безродный со стопкой бумаг под мышкой.

Он выслушал поочередно меня и Дим-Димыча и сказал:

- Я предлагаю арестовать Мигалкина.

Мы остолбенели от неожиданности.

- Предложение по меньшей мере неостроумное, - не сдержался Дим-Димыч.

- Об этом разрешите думать мне, - ответил Геннадий.

- Думайте, сколько вам угодно, товарищ старший лейтенант, - не остался
в долгу Дим-Димыч, - но разрешите и мне иметь собственное мнение.

- Разрешаю, - съязвил Геннадий. - Только не носитесь со своим мнением,
как с писаной торбой. На вас напала куриная слепота. Именно слепота!
Кулькова призналась и дала показания, что была предупреждена Мигалкиным о
появлении ночных гостей.

Лицо у меня, кажется, вытянулось. Раскрыл глаза пошире, чем обычно, и
Дим-Димыч. Ни он, ни я, конечно, не могли и предполагать такого поворота
дела.

- Что вы скажете теперь? - обратился к Дим-Димычу Геннадий.

- Ничего, - коротко изрек тот. - Прежде всего я посмею испросить вашего
разрешения и ознакомиться с показаниями Кульковой.

- Пожалуйста! - с усмешкой ответил Геннадий, подал Дим-Димычу протокол,
а сам достал портсигар и закурил.

Да, действительно, в протоколе черным по белому было записано, что
Мигалкин, прежде чем отправиться на вокзал, зашел на квартиру к Кульковой и
предупредил, что привезет двух гостей: мужчину и женщину. И все. Но,
кажется, достаточно и этого. Значит, Мигалкин не тот парень, за которого я и
Дим-Димыч его приняли. Значит, правы Безродный и Каменщиков.

- Кулькова тверда в своих показаниях? - спросил Дим-Димыч.

- Как это понять? - задал встречный вопрос Геннадий.

Дим-Димыч подумал, подыскал более мягкую формулировку и спросил:

- Не колеблется?

- Это не наше дело. Что записано пером, того не вырубишь топором.

Дим-Димыч пожал плечами:

- Не находите ли вы целесообразным, прежде чем арестовать Мигалкина,
сделать ему очную ставку с Кульковой?

- Не исключаю, - заявил Геннадий. - Очная ставка неизбежна.

- Тогда следует допросить Кулькову еще раз, - пояснил свою мысль
Дим-Димыч.

Геннадий вскинул брови и насторожился:

- Зачем?

- Чтобы уточнить ряд деталей, без которых очная ставка может
превратиться в пшик...

- Именно?

- Следствие должно точно знать, в какое время суток зашел Мигалкин к
Кульковой, кто может подтвердить его визит, иначе на очной ставке Мигалкин
положит Кулькову на обе лопатки. А этого в протоколе нет.

Безродный задумался.

- Во всяком случае, - заговорил он наконец, ни к кому конкретно не
обращаясь, - эти подробности можно уточнить в процессе самой очной ставки.

Тут вмешался я:

- Рискованно...

- Вот именно! - присоединил свой голос Дим-Димыч. - И к тому же
тактически неправильно и, если хотите, неграмотно. Прежде чем допрашивать
подозреваемых на очной ставке, мы сами должны знать, что ответит на этот
вопрос Кулькова. Это же очень важно.

- Даже очень? - сыронизировал Геннадий.