прокладывала ближе к табуреточке, на которой я восседал, как давеча Леонид
Парфенов, рассказывающий о моих былых подвигах.
будет мой бочонок Амантильядо. Никогда и никуда больше не соваться...
мясо в блестящих ресторанных судках и на подносах. Я вспомнил, что, как
наркоман в ломке, второй день во рту маковой соломки не держал, проглотил
кусок осетрины и заорал:
восхитилась Лора. - Состояние!
помощника-балду пришибить. И пожалуйста - кушать подано!
тюремные деньги потратил...
рассчитывался не деньгами, а безналичными. Можно сказать - опытом.
продажа опыта, - глотая огромные куски, просвещал я подругу. - Тюремный опыт
- это высоколиквидный капитал для безналичных расчетов. Вроде пластиковых
кредит-кард. Если нет налички, платишь из этого капитала. Коли счет невелик
- получаешь сдачу...
Меня всю жизнь называют Господин Правда. Мистер Тру. Месье Лаверите. Геноссе
Вархайт. Коммунисты для своей газеты мое имя скрали, "Правдой" назвались...
напал приступ неудержимого хохота. Я давился едой, слезы выступили, а я все
хохотал неостановимо.
горланили песню "Крошка моя, хорошо с тобой нам вместе...".
ней по кухне, распевая "Крошка моя, хорошо с тобой нам вместе".
моя! Кто здесь тебя ласкал и пользовал, кто пел с тобой и танцевал на
непроходимой кухне, кто летал на продавленном ковре-самолете? Пока меня не
было? Пока меня отгрузили в клетку? Тысячу дней, тысячу ночей! Неужто ждала
меня? Это, конечно, вряд ли. Не бывает.
было жизни, раз здесь не было меня. И не могла ты здесь хряпаться тысячу
ночей - тебя не было. Я верю в это несокрушимо. Хотя бы потому, чтоб не
думать, что делали в эти тысячу ночей мой дружок Александр Серебровский и
самая вожделенная женщина на земле - Марина.
неслучившемся. Моя истекающая жизнь, никчемушная и бестолковая.
происходит, а то, как мы к этому относимся.
ночь переспать. Утром все будет замечательно. Мы будем петь и смеяться, как
дети...
воротами загородной резиденции Серебровского в Барвихе.
машинам, откозыряли привратники, еще один - внутри караульной будки - быстро
шлепал пальцами на электронном пульте.
Охранник у дверей держал на доводке белого питбуля, похожего на озверелую
свинью. Телохранители выскочили из машин, начальник охраны открыл дверцу
"мерседеса" и протянул руку Серебровскому. Мне не протянул руку помощи - или
мне по рангу еще не полагается, или боялся, что я его снова за ухо ухвачу.
Саньку, подпрыгнул, положил на миг ему лапы на плечи, лизнул в лицо. Я
боялся, что он свалит Сашку с ног, сделал шаг к ним, и тотчас же собака
повернула ко мне морду сухопутной акулы и злобно рыкнула, обнажив страшные
клыки-клинки.
в движениях его и в голосе была настоящая нежность:
цивилизованные страны их запрещено ввозить. Так и называют - дог-киллер.
Мокрушник...
интонацией - нельзя понять, шутит он или всерьез, потом взял меня под руку:
- Пошли в дом...
пес-дракон строго "держал место" - у правой ноги хозяина.
была как улыбка - широкая, мягкая.
сказал:
авторитета придется вам руку сломать.
неуловимо зыбок.
американскую статую Свободы - в широком малахитовом, до пола длинном платье,
но не с факелом, а с запотевшим бокалом в поднятой руке. Посмотрела на меня
ласково, засмеялась негромко, светя своими удивительными разноцветными
глазами - темно-медовым правым, Орехово-зеленым левым, - лживыми, будто
обещающими всегда необычное приключение, радостно протянула мне руки
навстречу.
пьяного безумия, шального праздника чувств, когда каждый мужчина начинает
изнемогать от непереносимого желания стать выше, остроумнее, значительнее -
в эфемерной надежде, что именно он может вдруг, ни с того ни с сего стать ее
избранником хоть на миг, потому что любой полоумный ощущает невозможность
обладать этой женщиной всегда, с мечтой и отчаянием предчувствуя, что такая
женщина - переходящий кубок за победу в незримом соревновании, где талант,
случай, характер вяжут прихотливый узор судьбы в этом сумасшедшем побоище
под названием жизнь.
грустью..."
легко приподнял и закружил вокруг себя.
глазом рентгенолога. Сашка гладил его по загривку, успокаивая, приговаривал:
откинув голову, посмотрел на нее внимательно, как бы между прочим заметил:
усмехнулась Марина и взяла нас обоих под руки. - И вообще, Санечка, не
становись патетической занудой, это не твой стиль.
рыцарскую трапезную. Дубовые балки, темные панели, стальной проблеск
старинных доспехов и оружия, кованая бронза, высокая резная мебель, цветы в
литых оловянных сосудах, сумрачные красные вспышки камина. Все-таки, как ни
крути, а обаяние буржуазии в старинном макияже - оно еще скромнее, еще
неотразимее.
нашего выдающегося магната?
Он, как египетский фараон, повелитель всего, что есть и чего нет! Санечка
наш - над мелочами, над глупостями, над людьми, над жизнью...
быть, понежнее, конечно, и сказала громким театральным шепотом:
личность, можно сказать, персонаж астральный...
За годы, что ты не видел Марину, у нее бешено развилось чувство юмора. Имею