согласиться с ним невозможно. Пларр извинился и поехал домой.
огромной викторианской кровати, которая, как и спортивные гравюры, явно
принадлежала отцу почетного консула. Девушка была как птица, которую
купили на базаре в самодельной клетке, а дома переселили в более
просторную и роскошную, с насестами, кормушками и даже качелями для
забавы.
молоденькая проститутка, на которую он однажды обратил внимание в
заведении сеньоры Санчес из-за ее странной родинки. Неужели Чарли на ней и
правда женился? Может, доктор Хэмфрис ввел посла в заблуждение, называя
это браком. Вероятно, Чарли просто взял новую экономку. Если это так,
можно будет успокоить посла. Жена дает больше пищи для скандала, чем
любовница.
письме, скрывавшие важные фразы, написанные между строк симпатическими
чернилами, которые надо проявлять, оставшись одному. В этих потайных
фразах речь шла о девушке в каморке, которая нагнулась, застилая кровать,
а потом вернулась к столу и взяла стакан с апельсиновым соком, словно
только на минутку его оставила, потому что ее позвал к дверям какой-то
разносчик; о худеньком теле с девичьей грудью, которую еще не сосал
ребенок, вытянувшемся на двуспальной кровати Чарли Фортнума. Все три
любовницы доктора Пларра были замужними женщинами, зрелыми, гордыми своим
пышным телом, и пахли дорогими душистыми кремами. А она, как видно, умелая
проститутка, если при ее фигуре она пользовалась таким успехом, но это еще
не повод, чтобы думать о ней всю дорогу. Пларр попытался отвлечься от этих
мыслей. В квартале бедноты у него умирали от истощения двое больных; его
пациент-полицейский скоро умрет от рака горла; вспоминал он и о мрачной
меланхолии доктора Сааведры и о подтекающем душе доктора Хэмфриса, но как
ни старался, мысли его все время возвращались к худенькому телу девушки
там, на кровати.
Пларра, которая была замужем за банкиром по фамилии Лопес, не без
тщеславия ему рассказывала о четырех его предшественниках - может быть,
хотела пробудить в нем чувство соревнования. (Одним из этих любовников,
как он узнал со стороны, был ее шофер.) Хрупкое тельце на кровати Чарли
Фортнума должно было пройти через руки сотни мужчин. Ее живот был как
деревенское поле, где когда-то шли бои; чахлая травка выросла и скрыла
раны войны, а среди ивняка мирно течет ручеек; Пларр снова был мысленно в
коридоре у дверей в спальню, разглядывал спортивные гравюры и боролся с
желанием туда вернуться.
затормозил и подумал, не повернуть ли ему назад. Вместо этого он закурил.
Я не поддамся наваждению, подумал он. Почему тебя тянет в публичный дом? -
это ведь так же, как иногда тянет делать ненужные покупки: купишь галстук,
который тебе приглянулся, наденешь его раза два, а потом сунешь в ящик,
где он будет погребен под грудой других галстуков. Почему я не проверил,
какова она, когда имел такую возможность? Купи я ее в тот вечер у сеньоры
Санчес, она давно бы валялась на дне ящика памяти. Возможно ли, чтобы
такой рассудочный человек, который и влюбиться толком не может, стал
жертвой наваждения? Он сердито повел машину к городу, где отблеск огней
освещал плоский горизонт, а в небе висели три звезды на разорванной
цепочке.
утром он не был занят. Он решил, пока еще свежо, почитать несколько часов
на воздухе, но лучше сделать это не на глазах у своей секретарши,
признававшей только "серьезную" литературу, в том числе и произведения
доктора Сааведры.
общие вкусы - доктор унаследовал их от отца: Конан Дойл, Стивенсон,
Честертон. "Ficciones" ["Вымыслы" (исп.)] будут приятным отдыхом от
последнего романа доктора Сааведры, который он так и не смог осилить. Он
устал от южноамериканской героики. А теперь, сидя у статуи героя-сержанта
(еще один образчик machismo), который спас Сан-Мартина лет этак полтораста
назад, он с огромным удовольствием читал о графине де Баньо Реджио, о
Питтсбурге и Монако. Ему захотелось пить. Для того чтобы как следует
насладиться Борхесом, его надо жевать, как сырную палочку, запивая
аперитивом, но в такую жару доктору Пларру хотелось выпить что-нибудь
более освежающее. Он решил зайти к своему приятелю Груберу и попросить
немецкого пива.
Мальчиком он в 1936 году бежал из Германии, когда там усилились
преследования евреев. Он был единственным сыном, но родители настояли,
чтобы он бежал за границу, хотя бы ради того, чтобы не прекратился род
Груберов, и мать испекла ему на дорогу пирог, где были спрятаны небольшие
ценности, которые они смогли ему дать: материнское кольцо с мелкими
бриллиантами и золотое обручальное кольцо отца. Они сказали, что слишком
стары, чтобы начать новую жизнь в чужой части света, а даст бог, слишком
стары и для того, чтобы представлять опасность для фашистского
государства. Он, конечно, никогда больше о них не слышал: они приплюсовали
еще одну жалкую двойку к великой математической формуле "Кардинального
Решения Вопроса". Поэтому Грубер, как и доктор Пларр, рос без отца. У него
не было даже семейной могилы. Теперь он держал на главной торговой улице
фотомагазин, его нависшая над тротуаром вывеска и рекламные объявления
напоминали китайские лавчонки. Одновременно он был и оптиком. "Немцы, -
как-то сказал он Пларру, - пользуются доверием как химики, оптики и
специалисты по фотографии. Куда больше людей знают имена Цейса и Байера,
чем Геббельса и Геринга, а тут у нас еще больше знают Грубера".
над стеклами для очков. Отсюда доктор мог наблюдать за всем, что
происходит, а самого его не было видно, потому что Грубер (у него была
страсть ко всякого рода приспособлениям) оборудовал небольшое
телевизионное устройство, которое позволяло ему следить за покупателями.
По каким-то причинам - сам Грубер тоже не мог этого объяснить - в его
магазин прибегали самые хорошенькие девушки города (никакая модная лавка
не могла с ним тягаться), словно красота и фотография были как-то связаны.
Они слетались сюда стайками за своими цветными снимками и разглядывали их,
восхищенно щебеча, как птички. Доктор Пларр наблюдал за ними, попивая
пиво, и слушал, как Грубер рассказывает местные сплетни.
вторичный брак не разрешается - весьма удобный закон для холостяков вроде
меня.
этом не сказал.
по крайней мере говорят. Толком, конечно, ничего не известно.
он ее нашел?
обязательно жениться.
стариков.
семь дней, а ничем не примечательная девушка, о которой так походя
отозвался Грубер, все еще не давала ему покоя. И вот на экране телевизора
он увидел какую-то девушку, которая так же наклонилась над прилавком,
разглядывая ролик цветной пленки, как Клара над своей кроватью у сеньоры
Санчес. Она была красивее жены Чарли Фортнума, но не пробудила в нем ни
малейшего желания.
повторил Грубер. - Знаете, они ведь считают, что им повезло, когда
попадается импотент или такой пьяный, что ничего не может. У них тут даже
местное название для подобных клиентов есть, не помню, как это
по-испански, но означает посетителя, соблюдающего пост.
прелестные покупательницы. Кое-какие пленки из тех, что они приносят
проявлять, весьма интимного свойства, и, когда я их возвращаю, в глазах у
девушки озорство. "Он, видно, заметил, как у меня там сползли бикини", -
думает она, а я и правда заметил. Кстати, на днях сюда заходили какие-то
двое и расспрашивали о вас. Хотели узнать, тот ли вы Эдуардо Пларр,
которого много лет назад они знали в Асунсьоне. Прочли ваше имя на
пленках, которые я посылал вам в четверг. Я, конечно, сказал, что понятия
не имею.
один называл другого отцом. А тот по годам вряд ли мог быть его отцом. Но
одет был не как священник - вот это и показалось мне подозрительным.
иногда приглашает, когда доктор Беневенто в отпуске. Думаете, это люди с
той стороны границы? Может, агенты Генерала? Но какой я для него
представляю интерес? Я ведь был еще мальчишкой, когда уехал...